Избранное

В контексте техногенной катастрофы мысль автора из предисловия «Когда же, перед Первомаем прогремел взрыв в 4-м энергоблоке на ЧАЭС, фантазия братьев Стругацких обрела плоть…» звучит фатально. И напрашивается следующая мысль: «все, что мы мыслим, однажды обязательно произойдет». Мы мыслим успех, произойдет успех; мы мыслим катастрофу, она же однажды «приобретет плоть». А ведь сама жизнь так устроена: не мыслить о плохом — то, что причиняет нам боль и страдания — вот, просто немыслимо?!.. Мыслима ли жизнь, где нет добра и зла и как добро побеждает зло? Думаю, нет. Этот алгоритм заложен еще в мифах древних египтян, где Гор побеждает Сета, чтобы Сет потом победил Гора; вечный кругооборот жизни.

К счастью, для касты писателей любая катастрофа, бедствие, а также беда, становятся знаменательным событием или вдохновением, ибо ничто так не подогревает писательскую фантазию. Убили в квартире бабки бабку за бабки и появился литературный шедевр всех времен и народов — «Преступление и наказание». Можно поверить на слово: я видел экранизацию «Преступление и наказание» на многих языках мира, даже на английском, не говоря уже о переводных изданиях. Надеюсь также, что Достоевскага Федора Михалыча с его правдой уже никто не предвосхитит, пардон, не переплюнет, да и не надо — я редко видел тех людей, кто такое нынче читает, а если и так, то из-под палЬки; благо, мы знаем кое-что о злосчастной судьбе Радиона Раскольникова по экранизации романа, равно как и о самом Достоевском. НО, речь, разумеется, не об этом…

А был ли прецедент, воодушевивший Стругацких на такой подвиг, как «Пикник на обочине»? Думаю, и да, и нет. «Да» — это Хиросима и Нагасаки, хотя после бомбежки они восстановились; «нет» — здесь надо отдать должное писательскому воображению, которое, кстати, стало путеводной звездой для многих подражателей. Сами согласитесь, как можно не подражать классикам?!.. Это же — кощунство для современного писателя!.. Я почему-то уверен, что, благодаря современным писателям, еще совсем юные читатели хоть как-то приближены к языку классики — посредством современного чтива, которое, в отличие от чисто классического литературного письма с его богатым слогом, более читабельно для младшего поколения; я бы сказал, некая адаптация что ли…И такие писатели как Сергей Павловский следуют традиции. Видимо, срабатывает все тот же принцип преемственности, правда, в иной интерпретации.

Итак, Сергей Павловский пишет: «…фантазия братьев Стругацких обрела плоть…». Согласен. Но пусть в будущем подобные фантазии приобретают иную плоть — скажем, бумажную или цифровую, а не ту плоть, исковерканную аварией на ЧАЭС.