Избранное

По-андерсеновски чудесный и печальный рассказ, он и не мог получиться иным — ведь он соткан из нитей, каждая из которых — сама по себе бесконечная, как мир, история. Заброшенный маяк, скалистый берег, ярость прибоя, клёкот подранков, холод одиночества, чистота и благородство, горбун и дева, свет и величие человеческой души. Сияющая в сером дне птица, осыпающая снежно-нежными поцелуями крыльев того, кому предана, с кем связана навек.
И война…
Но, для того, чтобы почувствовать эту бьющую наотмашь романтику, нужен Козий, ну или — читать самой. Потому что озвучено с таким юношеским интузазизмом, так громко и с огоньком, что я слегка ошалела.
Автор понравился, не упирается в один жанр, пришла сюда, спасшись с «Посейдона» и неожиданно уткнулась в этот гимн человечности.
(а на «Посейдон» сейчас вернусь, хочу ещё раз побыть (тонуть) с каждым из тех, к кому успела прильнуть душой).

20 ноября исполняется 165 лет со дня рождения знаменитой шведской писательницы Сельмы Лагерлёф, первой женщины-лауреата Нобелевской премии по литературе, автора потрясающих книг, одна из которых – «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями» – вот уже на протяжении сотни лет является любимой сказкой, как детей, так и взрослых. 
  Судьба этой потрясающей женщины – это пример стойкости духа и верности художественному слову. В одном из интервью Сельму однажды спросили, что она считает величайшим счастьем, и тогда она ответила: «Верить в самое себя». И эти слова – ключ к познанию всей ее жизни.
Будущая писательница родилась в родовой усадьбе Морбакка в Вермланде (Швеция) в семье отставного военного и учительницы. Сельма очень любила удивительные сказки и легенды Швеции, которые ей рассказывали бабушка и тётя Нана. Именно они стали спасением и отдушиной девочки, когда в трёхлетнем возрасте она тяжело заболела – бедняжка была парализована и прикована к постели. Когда ей исполнилось девять лет, отец отправил Сельму в Стокгольм для лечения в специальной клинике. Год бесконечных процедур, упражнений, массажей — и непрекращающаяся боль! Слёзы, отчаяние, снова пробы… Однако уже через год она встала на свои ноги! Правда, при помощи третьей — палки, ставшей её постоянной спутницей. Этой внутренней силы хватило ещё и на то, чтобы выдержать непонимание, когда в 23 года Сельма поступила в Высшую королевскую учительскую семинарию в Стокгольме. Насмешки соучениц над переростком, «третья нога»…
Но жизнь – это не сказка, на мизерное жалование провинциальной учительницы финансовых чудес не совершишь. И Сельма решает сохранить то единственное, что ей под силу, – семейные легенды.  Вечерами, втайне от всех, она пишет роман «Сага о Йёсте Берлинге» — о путнике, который забрел в старинную усадьбу и познакомился с ее реальными обитателями и старинными легендами. В последующие четырнадцать лет она становится широко известной, как автор исторических романов «Чудеса антихриста», «Иерусалим». Из-под ее пера выходят и сказочные истории – «Предание о старом поместье», «Рыжий разбойник», «Невидимые узлы», «Легенды о Христе» и др., где добро и любовь с помощью высших сил и необъяснимого чуда побеждают зло, проклятья и несчастья.
Однако главным произведением, сделавшим писательницу популярной на весь мир, стало «Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции». Такую необычную книгу не смог бы написать человек, сам не усвоивший уроков: быть сильнее обстоятельств и даже самой Судьбы, преодолеть безысходность и найти себя, свято верить в победу добра и суметь противостоять злу…
10 декабря 1909 года Нобелевский комитет присуждает ей премию «в знак признания возвышенного идеализма, яркого воображения и духовного восприятия, характеризующих ее труды». Так Сельма Лагерлёф становится первой в истории женщиной, удостоенной Нобелевской премии по литературе. 
16 марта 1940 года Сельмы Лагерлёф не стало. «Вечерами, когда я сижу здесь, в Морбакке, и вспоминаю всё, что мной создано, меня радует одно… Я никогда не создала ни одного произведения, которое принесло бы вред человечеству», — сказала она в одном из последних своих интервью.
А где-то там, под самыми облаками, храбрый домашний гусь Мартин летит вместе с крошечным Нильсом навстречу самым удивительным приключениям на свете.

Нет такого человека, который бы не знал сказок Пушкина. Это первые наши книги. Ещё не умея читать, мы их с восторгом слушали и запоминали, как солнечный луч они вошли в наше детство. По-настоящему мудр тот, кто не расстаётся с пушкинскими сказками всю жизнь, потому что их красотой не устаёшь любоваться, а глубину постигаешь лишь с годами, житейским опытом. 
  Ровно 190 лет назад 17 ноября 1833 года в Болдино великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин окончил  работу над «Сказкой о мертвой царевне и о семи богатырях». Сюжет, взятый Пушкиным за основу произведения, имеет глубокие исторические корни – вариации на его тему встречаются в сказках у многих народов. Например, в народной немецкой сказке «Белоснежка и семь гномов», которую  литературно обработали братья Гримм. Сходство между двумя сказками очень большое, поэтому можно предположить, что Пушкин был знаком с немецким вариантом сказки. Но поэт создает свою неповторимую историю. Она отличается от сказки братьев Гримм и сюжетом, и героями, и языком. Именно Пушкину удалось создать поэтический гимн красоте души, непобедимой чистоте помыслов и веры в светлое истинное чувство.
Не все знают, что знаменитая сказка возникла в результате творческого спора между А.С. Пушкиным и В.А. Жуковским – кто лучше напишет сказку на одинаковый сюжет. Это случилось еще в 1831 году, когда они оба жили в Царском селе, а рядом – в Павловске – поселился Гоголь (который потом про все эти сказки скажет «прелесть невообразимая»). Втроем они встречались, спорили, дискутировали, и в то время зародился этот «сказочный» турнир: Пушкин и Жуковский поспорили, кто лучше напишет сказку по мотивам народной. Этот турнир продлился несколько лет, и каждый из них создал по несколько сказок.
Василий Андреевич тогда написал «Сказку о царе Берендее» и сказку «Спящая царевна». Александр Сергеевич – «Сказку о царе Салтане», а в 1833 году – «Сказку о мёртвой царевне и о семи богатырях». Кто выиграл спор, трудно сказать. И «Спящая царевна», и «Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях» – по-своему неповторимы и прекрасны.
Сам Жуковский, умевший понимать и ценить прекрасное, рано осознал, что ему предстоит уступить дорогу гению Пушкина. Известно, что в день, когда Пушкин закончил свою первую поэму «Руслан и Людмила», Жуковский подарил ему свой портрет, на оборотной стороне которого рукой великого представителя романтизма была написана историческая фраза – «Победителю ученику от побеждённого учителя».

Правда нет в ней ничего от мистики и всего такого, но книга очень круто озвучена и написана. Из того, что ищете могу посоветовать Мобильник, Дьюма-ки, Оно ,, Спящие красавицы,,11.22.63., Противостояние и т д и т.п., всю Тёмную Башню- это просто бомба в исполнении Волкова и его друзей

9 ноября исполняется 205 лет со дня рождения великого классика русской литературы Ивана Сергеевича Тургенева, первого русского писателя, при жизни удостоившийся мировой известности. Почетный доктор Оксфордского университета, успешный драматург на сценах парижского Театра Антуана, венского Бургтеатра, мюнхенского Камерного театра. Сам же Иван Сергеевич сказал о себе просто: «Вся моя биография в моих сочинениях». 
Будущий классик родился в семье отставного полковника, где он был вторым из троих детей. Раннее детство мальчик провел в семейном имении Спасское-Лутовиново, затем родители купили дом в Москве и переселились туда, чтобы дети могли получить хорошее образование.
В детстве Иван подвергался жестоким побоям и истязаниям матери, хотя и считался её любимым сыном. Варвара Петровна была очень противоречивой личностью – начитанность и образованность странным образом сочетались в ней с тиранством и деспотичностью к родным. Считается, что именно она явилась прототипом жестокой барыни в известном рассказе «Муму».
Ещё в отрочестве будущий писатель отличался незаурядными способностями. Известно, что в Московский университет он поступил в достаточно юном возрасте – в 14 лет. Буквально через четыре года, в 18 лет, он стал кандидатом, а в 23 – магистром философских наук. В 1843 г. Тургенев стал чиновником в министерской канцелярии, но его честолюбивые порывы быстро остыли, интерес к службе потерян. Опубликованная в том же году поэма «Параша» и одобрение ее В. Белинским привели Тургенева к решению посвятить все силы литературе.
На протяжении 1850-1852 гг. местом проживания Тургенева попеременно становятся Россия и зарубежье. Хотя, говорят, что большую часть жизни он провел за границей. Опубликованный в 1852 г. цикл небольших рассказов, объединенных под названием «Записки охотника», был написан, главным образом, в Германии и сделал Тургенева известным на весь мир литератором; кроме того, книга во многом повлияла на дальнейшее развитие национальной литературы. Там же – в Германии – Иван Сергеевич написал «Асю» – повесть, переведенную при жизни писателя на европейские языки. Прототипом Аси, рожденной вне брака дочери барина и крестьянки, критики считают дочь Тургенева Полину Брюэр. В следующее десятилетие выходят сочинения, являющиеся наиболее значимыми в творческом наследии Тургенева – «Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне», «Отцы и дети». Благодаря произведениям писателя появилось выражение «тургеневская девушка».
В предпоследний раз Тургенев приехал в Россию в 1880 году. В Москве он присутствовал на открытии памятника Александру Пушкину, которого считал великим учителем. Русский язык классик называл поддержкой и опорой «во дни тягостных раздумий» о судьбе родины.
Последние годы жизни писатель тяжело болел: «Недуг мой оказывается неизлечимым и состоит в невозможности ходить и стоять… Только мучит меня и очень, что я, пожалуй, не увижу более России», – писал он  в 1882 г. Тургенев очень хотел еще раз поехать на родину: «Меня не только тянет, меня рвет в Россию… Когда вы будете в Спасском, поклонитесь от меня дому, саду, моему молодому дубу – родине поклонитесь, которую я уже никогда не увижу», – писал он в письмах друзьям. 3 сентября 1883 года Иван Сергеевич Тургенев умер. Это печальное событие случилось во Франции, в городке под названием Буживаль. По завещанию, тело Тургенева перевезли и похоронили в России, в Петербурге.

Авторы… Рубятся, как за цитадель, встряну.
Эссе о стальном шарике:

Он покоился на поверхности стола. Он знал, что это покой, потому что ему было очень много лет, целая вечность, и он знавал иные состояния. Он видел ярость огня и безоговорочную отливку, вращение деталей и тоску ржавения. Он знал радость торжествования его, шарика, нужности, необходимости и — тоску невостребованности. Он умирал среди гемоглобинно-острого вкуса забвения, в тени огромной, поедаемой временем, хреновины. Пока его не подобрал, сунув в карман с крошками шоколада и окурками, тот щегол с подбитым глазом.
И теперь, лёжа на поверхности стола, которая, по уровню, была категорически наклонна, шарик прилагал все усилия, чтобы не скатиться в ту дурацкую щель между досок пола (какой косорук так ложил), потому что знал, чувствовал своим отчаянным, лютым, злым серебристым нутром, что ждёт его — полёт…
Немыслимо прекрасный, долгожданный! Ради которого он готов войти в бесчестное соитие вон с той, почти оструганной, рогаткой.
Ради этого… Пусть…

Так, теперь о рассказе — он очень не очень.

 Вся его жизнь — неистовый роман с деньгами, он их любил страстно и они отвечали ему взаимностью. Я вот тоже люблю их, да только они постоянно играют со мной в прятки, девиз Каупервуда «Мои желания — прежде всего» линяющими буквами и на моём плаще, ну а чьи ещё желания меня должны волновать, вот сейчас соберу нужную сумму и начну воплощать. Достаю я вожделенную хрюшку со шкафа, а тут бац! собаку надо лечить или у друзей временно финансовая эпитафия и фьюить — мечты мои сидят на занозах скамьи запасных, а на поле игроки других команд голы забивают.
Homo homini, идти по головам и прочие законы джунглей, заклеймить этих коварных дельцов и банкиров, что ли? Да ладно, а не те же ли хищники царят порою в иных, так сказать, локациях. Только клыки у них меньше и возможности поскромнее, а в остальном — оно самое, в масштабе 1:10.
Как удержать почти невероятное равновесие между тяготением к материальному и огненным миром души, уверена — это возможно, но не для Фрэнка, который азартно и самозабвенно складывал всё на одну чашу, в конце концов обрушив громаду весов на себя.
Торжествовать по этому поводу мне не хочется, он был бесподобен в умении сражаться и некоторые качества его характера достойны искреннего восхищения, но в зеркале жизни отражаются не только они…
А ведь милостива была к нему судьба, не дав окончательно обратиться в дракона, весь смысл которого — почивать на грудах золота, под перезвон ручейков скользящих монет, да время от времени перекусывать крадущимися мимо гномами и случайными рыцарями.
Каупервуду был дарован шанс увидеть тусклый блеск чешуи, почти скрывшей под собой его сердце…
Моя горячая благодарность великолепным Чтецам, озвучившим эту трилогию!

Очаровательный рассказ! Как представить дьявола, мотыгой окучивающего придорожные грядки японской земли, да очень просто, пусть это будет милляровский чёртушка. Дальше уже можно с улыбкой глядеть, как он вкалывает, копытцами часто-часто перебирает, утопая в перекопанной земле, сопит от усердия и вытирает лапкой пот, посверкивая глазами на полуденное солнце (кстати, как это в фильме сделали, что при моргании красно-серебрянные молнички проскакивают?).
Нелегко быть дьяволом — это факт, взять хотя бы то, что привёз он семена табака в своих мохнатых ушках, наверняка, знатно они там щекотались всю дорогу. А плыть через море-окиян, как только шторм-качка, лежит он в каюте с тазиком у койки — а семена в ушах пересыпаются, перестукиваются и журчат, будто посох дождя.
Выпустить против рогатого другого рогатого — мудро, ай да торговец, ай да умничка! Уметь в момент опасности воспользоваться тем, что у тебя под рукой — не каждому дано, даже если на кону твоя бессмертная частица, столь мало ценимая в обычные дни, но какой уважающий себя торговец захочет даром отдать то, что вдруг понадобилось другому :)
Изумительно прочитано, благодарю!

Превосходный рассказ. И прекраснейшая иллюстрация того, что чистого реализма в русской литературе, за исключением натуральной школы, не было вовсе.
Но в этом рассказе Чехова концентрация символического в деталях и образах особенная.
Да вот хоть нарочито неправдоподобные, гротескные, почти гоголевские подробности смерти жадного и хитрого барина (отца самоубийцы), который помер ― лопнул, «так и лопнул вдоль».
Символично и построение фабулы, в которой действие, начавшись в одном месте, поплутав в метели и забредя в другие места, вновь возвращается в исходную точку, то есть движется по замкнутому кругу, а оттого все вопросы и проблемы в рассказе так и остаются неразрешимыми.
Все смешалось не только в воздухе во время метели, но и в самих людях, и все страшно, и все хаос, и все темное и тяжелое ― бесконечно в этом круговороте жизни.
Тьма черной страшной избы с покойником также символична, ее сменяет ослепительный свет освещенных улиц больших городов, но он видится только в мечтах, да и ярко освещенный дом фон Тауница с шумом и веселым смехом ― в итоге тоже фикция.
И выходит, что жизнь ― это сон, который снится герою не один раз, в нем много сказочного, но главное, что в нем «мы идем, мы идем, мы идем…» куда-то. «Метель, и больше ничего...»

В осенней мгле, как мотылёк,
Вдруг нежный, тёплый огонёк.
К нему я руки протяну,
Чуть- чуть согреюсь и уйду…
Студеной болью сердце сжалось —
То хладнокровная звезда
В реке спокойной отражалась.

Как то, уже давно, купила книгу в букинистическом магазине. Там был листочек с этим стихом. Автор неизвестный. Почему то не поднялась рука выбросить.
Прошу прощения.

 Осень. Кажется, воспеть истончающуюся печальную её красоту для поэтов так же необходимо, как для актёра сыграть Гамлета. Поймать и удержать на кончике пера момент между зрелостью и увяданием, рифмой строк отщёлкнуть створки золотых семечек сердцевины года, по листу бумажному пустить острый запах застывшего в тумане леса, аромат влажного мха и дым от костра.
Мне же в осени дорого одно — проживание распада, конечности всего. Стыло, неуютно, одиноко, ты никому не, ты вне, ты не… Полное отречение, отвержение, отвращение. Ступать по дну… с каждым шагом всё сильнее чувствуя приближение радостного, будоражащего ум и нервы времени. Зима — ей единственной верно моё сердце, о ней поёт, с ней летает и льнёт к звёздам моя душа, её жду нетерпеливо-беззастенчиво!
Оттого и люблю ноябрьские ледяные вечера, когда всё черно — небо, деревья, дома, силуэты людей, на всём лежит печать пепла огненнокрылого.
Тёплый и солнечный получился сборник, но один стих выбился из озорного шуршания листьев, выкатился из мебельных шариков каштана и лёгкого интеллигентского минора, из общей леденцовой россыпи — сверкнул.
«Дозволены только золото и бирюза»… да ты что, да ладно! ну тогда возьму обсидиан и серебро — сочетание чёрного и серебряного вечно, оно милостиво настаивает на необходимости других цветов и оттенков, но неизменно царствует на небе, земле и в изнанке мира, замирая в знаках сакральных текстов, оживая пляшущими тенями древних мистерий.
Если бы в детстве я рисовала осень не так, как учили в художке, это был бы любимый ч/б, серое небо, чёрные стволы, уносящие ввысь ожидание чуда, строгие узоры ветвей, качающихся в дыхании северного ветра, серый перламутр раковины с солнцем, серебро раннего инея на травах и камнях.
Без чёрного нет осени, а искусственный краситель жёлто-оранжевого бон-пари коктейля остался в том зябком классе, на тех неподъёмных стульях и мольбертах, в бездарных акварельках, мокро вытащенных из-под моей кисти (в огонь бы их).
Благодарю, дивный Менестрель, за неугасающее стремление творить и тут же отдавать сотворённое.

Лепестки прошлогодней фиалки, скользнувшей из книги, растёрла в пальцах словно приправу…

Создание яркого, запоминающегося литературного персонажа как правило начинается с изучения прототипа. Тот, кто знаком с романом братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу» вряд ли забудут профессора Амвросия Амбруазовича Выбегалло — заведующего лабораторией Научно-исследовательского института Чародейства и Волшебства или просто НИИЧАВО. Выбегалло яркий тип учёного, о научных работах которого никто не слышал. Зато он отлично умеет говорить идеологически правильные речи и работать с прессой. Среди его гениальных изобретений самонадевающиеся ботинки и самовыдёргивающаяся и самоукладывающаяся в грузовики морковь. Также он вывел самонадевающегося на рыболовный крючок дождевого червя. «Наш профессор Выбегалло, — признавался в одном из интервью Борис Стругацкий: — списан со знаменитого некогда академика Лысенко, который всю отечественную биологию поставил на карачки, тридцать с лишним лет занимался глупостями и при этом не только развалил всю нашу биологическую науку, но ещё уничтожил всех лучших генетиков СССР. Наш Выбегалло точно такой же демагог, невежда и хам, но до своего прототипа ему далеко-о-о!»
Академик Трофим Денисович Лысенко в 30-е годы прошлого столетия создал собственное направление в науке — мичуринскую агробиологию. Лысенко и его последователи отрицали, что гены несут наследственную информацию. Они были уверены, такую информацию может передавать любая часть организма, а значит, если, к примеру, мышам отрезать хвосты, у них родится бесхвостое потомство. На все научно-обоснованные опровержения своих диких теорий Лысенко отвечал: «Сложные процессы в биологии не могут описать точные науки, только марксистко-ленинская философия».
Фамилия профессора Выбегалло давно стало нарицательным. Так называют невежественных псевдоучёных. Хотя по совести такой судьбы куда больше заслуживает фамилия его прототипа.

Вот чувствуется всё же в вас жилка современного писателя!
Написать много, ничего никому при этом не рассказав.=)))
​​​​​​​Вопрос остался без ответа.

Рекомендую до Нового Года не слушать
(Пунктуацию каждый расставляет на своё усмотрение)