Поиск

У меня есть даже диалог в одном рассказе «Из принципа»:<br/>
<br/>
… Мне, по правде говоря, было не до сентиментальностей и я решил немного поиздеваться над Фурманом, блеснув своей эрудицией.<br/>
– Фурман, ты же немец, да? – спросил я его уже немного дружелюбно.<br/>
– Да, я казахский немец. <br/>
–Не удивлюсь, что еще со времен Екатерины II твои предки основали свою колонию в тамошних степях.<br/>
–Да, я что-то об этом слышал от деда, – как бы раздумывая вслух сказал Фурман.<br/>
– Вообще, «немецами», – сказал я ему, – на Руси величали всех иноземцев с Запада, то есть людей чужих, чуждых, не своих. А слово «немец» — это дериват от слова «немой» или, как я полагаю, от словосочетания «не мой». Так что, либо «немой», то есть, тот, кто не может и слова и вымолвить на нормальном, то есть, на русском языке, либо тот, как я думаю, кто «не мой», то есть, «не нашенский», что ли. ПонЯл?!<br/>
– Я и не знал об этом, — с некоторым замешательством отреагировал он.<br/>
– Ну, теперь будешь знать! Слово «Немец»-то русские придумали! Сами немцы себя называют «Deutch», а англичане их величают «Джёмэн» (German), то есть, германец! И вообще, что англичане, что немцы имеют общих предков. Так сказать, родственные народы!<br/>
– Теперь, да, буду знать!<br/>
— Век живи, германец ты наш, – век учись. Так что, Фурман, не будь немчурой. Ты ведь германец, а германцев я уважаю. Всё, Германец, больше на тебя не серчаю. Иди с миром! Но прежде, пожмем друг другу руки в знак примирения и братства – вашего брудершафта!<br/>
Мы пожали друг другу руки и на этом разошлись, кто куда.<br/>
(Кстати, с моей легкой подачи у Фурмана появилось погоняло Германец. А Афоня, наш сослуживец, добовлял как присказку: Германец-Засранец! Так не любил фрицев. Видать, то было у него на генетическом уровне!

По поводу цветов Вы мне напомнили давнюю студенческую историю. В институте я делал доклад по творчеству Нормана Мейлера, который считался полузапретным и едва ли не порнографическим писателем. Я заявил, что каждый из моих любимых американских писателей для меня ассоциируется с каким-нибудь цветом. Джон Чивер — с серебристо-серым, Фланнери О'Коннор — с фиолетовым, Норман Мейлер — с мясным красным и т. п. Наша завкафедрой зарубежной литературы выслушала это с некоторым недоумением, а затем справилась: «А откуда вы это взяли?» «Ниоткуда, сам», — отвечал я. «Аааа». — был ответ. Думаю, я сильно ее разочаровал.