В некоторой степени СПОЙЛЕР.
Как ни оптимистично в начале новеллы звучит утверждение, что «нет ничего прочнее детской дружбы, возобновившейся в зрелые годы» (скептик при этих словах должен хмыкнуть), а опровергается оно незамедлительно и убедительно.
Да что уж там, не только знакомства могут расстроиться, но и семьи распадаются из-за политических разногласий.
Так что, увы, в этом смысле актуально как никогда.

Ну, псевдоним-то у исполнителя весьма говорящий. На такой посмотришь ― сразу охота пропадет хоть что-то слушать. А в списке им озвученного есть как раз и книжка про сталина за авторством некоего любителя теории заговоров и оправдателя репрессий.

Так чудесно, спокойно и интеллигентно прочитано, отчего повествование течет мерно и неспешно. И лишь в финале ожидания тех, кто жаждет более динамичного и энергичного действия, окупятся подлинно античными и шекспировскими страстями. На литературный подтекст не единожды намекает автор не только названием книги, но упоминанием также и кровавой Клитемнестры, как мы помним, убившей своего мужа Агамемнона, но в итоге получившей возмездие (здесь, у Кристи, сюжет совсем иной). И трех страшных ведьм из шекспировского «Макбета» с их пугающими словами о том, что прекрасное и ужасное едино, живет одно в другом, подобно тому, как одна без другой оказывается невозможной любовь и смерть в романе Кристи.

Дезинтегрировать сумасшедшего мерзавца, задумавшего массовое человекоубийство, ― очень и очень гуманно. Даже если счесть это актом жесткого гуманизма, он оправдан превентивностью меры. И особенно актуален для страны, которую подразумевает Конан Дойл.
Остается лишь сожалеть о том, что это случилось в вымышленном мире.
Замечательный рассказ в прекрасном исполнении.

Эта книга автобиографическая, и написана она честнейшим и порядочнейшим человеком, прожившим весь этот ад. А унылым дерьмом, простите, пахнет от всех ваших подобных этому комментариев и от тех, кто их подлайкивает.
Книгу читать тяжело и очень больно. Но читать нужно до конца, потому что в конце, в разговоре главного героя со следовательницей, вас ждет полный разгром. Вести беседы с такими, как вы, бессмысленно. А вот книга громит вас безоговорочно.
В ней сильный дух побеждает тление и зловоние, жизнь ― мертвечину, а человек ― всякую мразь и нежить.
«Ну а что касается остальных… так что же, пожалуй, тут ненавидеть. Они ведь даже не существование, а так, нежить. Сами не знают, что творят. А зло от них расходится кругами по всему миру. Ведь это они вырастили Гитлера».
Это про таких, как вы. Такие, как вы, и убили в конце концов Домбровского, избив до полусмерти. В 70-е годы гебисты с удовольствием использовали такую практику, чтобы избавиться от любого инакомыслия.
Книгу я когда-то читала. Переслушала потому, что озвучил ее Николай Козий. И великая ему благодарность за то, что он успел это сделать.

Отличный рассказ. И это прекрасно, что в XX веке более сложная постмодернистская литература мирно сосуществовала с добротной беллетристикой, которую Моэм и представлял, будучи превосходным рассказчиком.
Моэм искусно играет читательскими ожиданиями. Мы уже в начале рассказа предупреждены этим «навязчивым» и долгим «пристальным» взглядом человека из Глазго, что нам следует ждать впереди нечто очень впечатляющее. И недосказанность в финале, сдерживающая развязку, ― отличный писательский ход, заставляющий нас еще какое-то время пребывать в некотором оцепенении))
Прочитано замечательно, и музыка подобрана весьма удачно.

Замечательно прочитано, очень, очень красноречиво. И какую же еще может иметь фамилию «хороший человек», как не Лиходеев. Вот так по сей день и отмечают… до госпитализации.

Да, хотя даже определение «советский» подходит далеко не всем писателям. Если иметь в виду территорию проживания или время написания, то тоже корректнее было бы говорить не о советской литературе, а о литературе «советского периода». Но была и безусловно советская, на любителя))

Вероятно, вы не слишком хорошо знакомы с «теорией игры» Шиллера. А герой другого немецкого романтика Шамиссо — Петер Шлемиль — сквозной персонаж этих новогодних приключений Гофмана.

Позволю с Вами не согласиться. В российской империи русификация была политикой в отношении других народов, Куприн позднее назвал это «обрусительным культуртрегерством». Еще позже, в 30-е годы XX в., изучение русского языка другими народами закрепилось государственной программой как обязанность. Но это никак не отменяет национальную принадлежность писателя.
Есть более корректный для этого случая термин ― «русскоязычный».

Очень люблю Гофмана и его мир, где герой homo ludens, человек играющий, в свободном творчестве, в свободной игре, как и у других немецких романтиков, разрушает правильные и скучные оковы обывательского мира. Это карнавальный мир обманчивых видений и странных созданий, иллюзий, фантазий и импровизаций. Когда под властью новогодней ночи можно поверить в то, что солидный советник юстиции сделан из марципана, а его гости всего лишь украшенная к Рождеству и Новому году витрина кондитерской.
Мне нравится чтец, а его манера исполнения, тоже игровая и немного балагурная, очень хороша и весьма кстати.

Ранний Диккенс и его чудесный простодушный юмор, который в более поздних романах непременно будет сопровождаться изысканно-утонченной иронией, а иногда и вовсе уступать ей место.
Но так или иначе и в этих ранних очерках за красочными юмористическими зарисовками и комическими превратностями судьбы скрывается нечто и не очень веселое. Увы, некоторых из персонажей отчаянно преследует невезение, а многих из них ждет фиаско.
Исполнено превосходно.

Прекрасно исполнено, и выбор музыки, несомненно, очень удачный, неслучайный и осмысленный. Большая благодарность чтецу A.Tim.
Рассказ же довольно здорово выстроен, и не последнюю роль в нем играют повторы. То, что упоминается впервые как возможное предостережение (рассказ о том, как умер отец Тони), затем с неотвратимостью приговора повторяется у самого главного героя.
Не раз напоминают нам и о способе, каким Тони расправляется с кроликами. Возможно, чтобы мы не слишком расчувствовались и не чересчур сентиментально восприняли любовь Тони к своему винограднику, в котором каждая из лоз была для него «живой душой». Потому что такая же живая душа, как ни крути, и у этих кроликов, а снайперский выстрел между глаз ― чем бы его кто ни оправдывал ― образ безусловно сильный и очень жестокий.
А потому в этом рассказе среди людей нет правых. А если кто и прав, то это сама природа, в которой даже самое ужасное происходит без злого умысла, свойственного человеку.
И в самом конце рассказа уже нет человека, он превращается в «точку», в ничто в сравнении с ней. И только она, природа, над всем верховенствует. Это за ней последнее слово в ревущем потопе ливня, подобном топоту тысячи скачущих кобылиц.

Это не просто увлекательный авантюрный роман, в котором соединилось трагическое и смешное, монументальный эпос и поэзия, зверски жестокие сцены пыток и утешительно-светлые эпизоды, где любовь и нежность, дружба и верность воскрешают веру в добро и красоту.
И кажущееся равновесие зла и добра, мнимый баланс, бытие на перевесе все же разрешается безоговорочной победой человечности над жестокостью.
Эта великая книга ― величайший гимн гуманизму.
Юрию Гуржию ― безмерная благодарность за подаренную радость и великолепнейшее прочтение романа.

Очень хорошо. И очень удачный опыт сочетания раннего импрессионизма Бодлера с поздним Шмитта. Та гармония, которой так недоставало самому Бодлеру, возникла здесь, как гармония слова и музыки.

Легко допускаю, что адепты подобного шлака его и не слушают вовсе, а только приходят либо нахваливать, либо утверждать его невинность.
В названии взята строчка из советской песенки про танкистов, в которой вместо «царя» пелось имя кровожадного упыря. В этой же песенке-марше цитируются его же слова про то, как «чужой земли мы не хотим не пяди».
Так эта ложь про «честные намерения» и тянется кровавым следом до нашего времени.

Ну, теперь благодаря вашему научному открытию все будут думать, что прототипом лесничего Паустовского был отец Маяковского)))

Исполнено совершенно замечательно. Все превосходно, и природой данный прекрасный баритон, и артикуляция, и осмысленное интонирование, и игра с перевоплощениями. Все очень удалось, на мой взгляд.
Вот про Бродского писать не буду)) Сугубо мое, пристрастное и потому субъективное чувство мешает мне любить хоть в какой-то степени «артистическое» чтение стихов. Но многим нравится именно такое чтение.

Неубедительно.

Да кто же спорит с тем, что какой-нибудь лесничий в принципе мог быть образованным. Но только дело в том, что именно об этом лесничем, в этом рассказе (а не про всех вообще советских лесничих) мы не знаем ровно ничего, что давало бы нам основание делать выводы о его образовании. Даже если (даже!) автор упомянул бы, что образование он получил, скажем, в дореволюционной классической гимназии, поскольку очевидно по тексту, что он не юноша, даже и это ничего не добавило для понимания, в сущности, очень простого в своей идее рассказа.
Именно это я и имела в виду, когда выше писала о «немотивированной образованности».
Вот у Чехова, скажем, или Толстого таких случайностей не бывает. Любая деталь, любой факт не случаен, имеет связи с историей героя, внутритекстовые связи.
Ну, проще говоря, это про то самое чеховское ружье, которое непременно должно в рассказе выстрелить. Здесь же выстрел был, а ружья не было. Да еще и холостой выстрел.
У того же Чехова Беликов не просто же так преподавал именно древнегреческий язык (понятно, язык «мертвый», отстраняющий его от живой жизни и т.д.).
А здесь эта вычурная цитация (ясное дело, что в переводе, а не на языке оригинала) древнеримского поэта-философа Лукреция Петром Матвеичем абсолютно не детерминирована текстом.
Иными словами, непонятно и то, откуда у этого Лукреция ноги растут, и то, с каким умыслом понадобилось Паустовскому, чтобы его Матвеич цитировал древних римлян. Еще раз, идея рассказа очень проста, и Лукреций здесь, простите, не пришей кобыле хвост.