Никто в этом коммуниста-товарища Крейкена и не обвиняет по причине того, что он ничего подобного и не предлагал. Зато поучаствовал во всех беспорядках в городе и оказался подозреваемым в уголовном преступлении.
Ну, нельзя ж всяко писать, только прочитав название.

Чем так хорош и привлекателен честертоновский отец Браун? Да тем, что олицетворяет собой здравый смысл. Коммунизм для него ― ересь не только в религиозном смысле. Идея равноправия, какой бы прекрасной она не представлялась, увы, доктрина несостоятельная.
Прочитано очень артистично.

Чисто гоголевский персонаж. Есть у Гоголя такой же, безымянный, о котором только и сказано: невзрачный, но ядовитого свойства. Скверен как черт, и язык, как у змеи.
Вот ведь железяка бездушная, жесткая и прямая, как штырь громоотводный, то ли с проволокой, то ли со стальной щеткой на голове. И с логикой такой же, железобетонной.
Персонаж, конечно, утрированный, карикатурно-гротескный.
Впрочем, такие субъекты, бывает, и в жизни встречаются, с недержанием яда и желчи. А с виду вполне себе приличные господа.
Хороший рассказ, и исполнен замечательно.

Увлекательнейшая и душеспасительная во всех смыслах история. Позволяет на какое-то время отрешиться от забот, отвлечься от волнений и погрузиться в нее с удовольствием, но желательно не с головой)), чтобы не затянуло гадкими водорослями и не утащило отвратительными щупальцами гнусных тварей.
Прекрасный пример того, что добрым людям стоит объединяться и сплачиваться против нечеловеческой мерзости.
Исполнено, как всегда, на высочайшем уровне.

Любимая О. Генри двойная развязка. Одна ― оставляющая участников этой милой мелодраматической истории в блаженном неведении относительно истинной причины успеха их любовного предприятия, другая ― для читателя, не ожидающего такого заключительного аккорда и потому слегка ошеломленного, приятно удивленного и в итоге довольно улыбающегося.
Тот счастливый случай, когда цель оправдывает «средства», в том числе и материальные.
Спасибо за хорошее прочтение.

Так и задумано, как бы с середины. Или с конца. По вопросу начала обращаться к Кафке))

Они кажутся странными, эти два существа. Он ― еще и не совсем человек, явился невесть откуда, из пустоты, обживает этот холодный мир через физическую боль. Она ― со своим несовершенным телом, жук-вертячка, хмурая, с ледяным, безжизненным, как потухший костер, голосом.
Они встретились, когда вокруг «творится такое». Это Прага 68-го года, по всему городу блокпосты, оцепления из советских танков со смертоносными пушками и пулеметами. Оккупанты устраивают облавы на людей. Привычный мир разваливается на куски.
Они обязательно должны встретиться еще раз, чтобы неспешно поговорить об этом мире. Чтобы окончательно не потерять рассудок, потому что, как говорит она, «достаточно уже того, что ОНИ **ут этот город». Они должны встретиться для того, чтобы помочь друг другу в том, что им обоим пока так трудно ― ходить вверх и вниз по лестницам этого мира. И делать это бок о бок.
Физиологические подробности в виде ерундовины, выпирающей из халата, по-хорошему очень смешны, но так естественны в сравнении с тем противоестественным, что «творится вокруг».
Прекрасный рассказ, прекрасное исполнение.

Чудесный мистический детектив, в котором немного наивный метод «сыщика», склонного более к литературным фантазиям, нежели к умозаключениям, неожиданно достигает цели. Прямо-таки в соответствии с его удивительной «теорией невероятности».
Однако не все тайны раскрыты, что определенно выдает наклонности автора ― одного из провозвестников мистического и ужасного в литературе.
Исполнено замечательно.

Можно только позавидовать легкости, с которой вы судите о том, что не читали, а лишь «прошвырнулись по диагонали»))

Да вовсе и не «обычная песня» про то, как «плохо жилось при прежней власти», а история про всего лишь один эпизод в прошлом, этакий исторический временной провал, рассказанная, даже по вашим «строгим» меркам, довольно аполитично. Зато иронично и мудро.
Да вы, похоже, даже с текстом не познакомились.

Это не сатира, никаких «прямо в лоб», «выстрел в упор» и «убить наповал». Это очень элегантная иронично-философская проза.
Очевидна отсылка к библейской «полноте времени», возвещающей великие времена и великие деяния. В противоположность ей ― время истощенное, исхудавшее или вовсе куда сгинувшее, не удостоившее своим присутствием людей нескольких поколений.
Про янаевский госпереворот, или неуклюжую попытку поорудовать историей, ― глазами простого обывателя, пытающегося в эти три непутевых дня как-то уладить свои бытовые дела. С небольшим экскурсом в те времена, когда гкчпистский вожак занимал пост великовозрастного нижегородского комсомольского лидера.
В таком атрофическом времени и появляются охотники за ним, худые вершители истории, начинается всякая абсурдистика и бестолковщина.

Круче всех в этой истории ― кот Тимофей, преемник гофмановского Мурра, такой же заносчивый и знающий себе цену, совершенно вроде и приземленный, а на самом деле ― существо необыкновенное, загадочное и неземное. А главное ― страшно необходимое своему хозяину. Чтобы ему не было тоскливо, тревожно и одиноко. Ну, и чтобы он не свалился ненароком в пустоту этого истощенного времени.

Согласна с Вами. У Герасимова, как Вы правильно заметили, радостные, а я бы добавила ― игривые интонации часто не соответствуют смыслу читаемого.
Слушала в его исполнении «Хранителя древностей» Ю. Домбровского (выбора не было, «Факультет ненужных вещей», конечно, уже у Николая Козия). Настолько неуместны были эти веселые интонации в серьезном, глубоком, во многом трагическом романе ― ну, будто бы дед Щукарь анекдоты травит.

Это, конечно, одна из самых удачных дохолмсовских литературных попыток Конан Дойла. До этого он все же в большей степени подражал Брету Гарту. А ведь было ему всего двадцать с небольшим, когда он писал рассказ, отправившись корабельным врачом в семимесячное путешествие к берегам Арктики.
Натурой молоденький Конан Дойл был страстной и прямодушной, с обостренным чувством справедливости, так что за дело мог и фонарь под глазом засветить, что и практиковал с удовольствием на обладателях сомнительной моральной репутации.
Отлично прочитано, один из любимых исполнителей.

Удивительный и парадоксальный писатель Мураками, «японский» и вместе с тем очень западный, уютный для не слишком глубоко погруженного в восточную культуру читателя.
Светлячок отпущен на волю. Заблудшая душа, подарившая ему легкость полета, сама еще не свободна. Рука, протянутая во тьму, никак не может дотянуться до слабого мерцания, прикоснуться к зыбкому свету, и недостает-то ей самой малости.
Но чем гуще тьма вокруг, тем ярче светит светлячок и тем, как знать, менее эфемерна надежда?
Чтение замечательное, камерное, с очень импонирующей вдумчивой сосредоточенностью на тексте.

Верно. Вот и рассказ заканчивается банкетом с обильными возлияниями и шибко хмельными тостами за бессмертную книгу.

А как же товарищ Караваева из рассказа, неутомимый соавтор Островского? Это же она утверждала: «правда жизни превыше всего, как бы груба и жестока она ни была»? Астафьев ничего не выдумал.

Ну, если и возможны какие-то придирки к стилю или форме рассказа, то за что минус содержанию?

Одним измененным словом в названии и двумя реальными историями перевернул Астафьев ракурс, обнажил исподнее и развенчал советский миф о «великости» романа.

…мужественный герой… пафыс… несгибаемый характер, железная воля… книга учит любить человека и почитать Советскую власть… а так же ету … идею… идею, сталыть, коммунистическую и ста… ишшо…

И подкосились у колосса из стали глиняные ножки.

Удачное все же жанровое изобретение ― новелла, не всегда угадаешь, чем удивит автор в развязке. Нарисует он первым делом этакую романтическую картинку, заставит поверить читателя, готового уже излиться восторженными слезами умиления, в неземную любовь и страсть, а потом ― бац! и разрешит все неожиданным поворотом, вывернет наизнанку чье-то пленительное прошлое и выставит его почти анекдотом, искусственной и обманчивой фикцией.
Однако Мопассан гуманист, не отнимает у дамы последнего утешения и дарует ей уединение, в котором она может предаваться своим невинным наслаждениям, не способным никому причинить ни малейшего вреда.
Прочитано прелестно.

Только на миг явится иллюзия, что автор идет на компромисс со своим героем-подлецом, будто бы пытаясь понять его «философию» жизни.
Но нет, все же сделка с подлостью невозможна.

«Желательно, чтоб окружающие люди были умные, честные и чтобы все стихи писать умели. Ну, стихи, даже в крайнем случае, пущай не пишут. Только чтоб все были умные.
Хотя, впрочем, конечно, ум — дело темное…
Так что желательно, чтоб все были хотя бы честные и чтоб не дрались. В крайнем случае, даже пусть себе немного дерутся, но только чтоб вранья не было.
Это не значит, что не соври. Нет, врать можно. Но только самую малость.
Нет, драться тоже нехорошо.
И лучше совсем без вранья, тогда, может, и драки прекратятся.
Итак, желательно, чтоб все были довольно честные и чтоб даже в частной жизни… наблюдалось поменьше вранья и свинства».

Александр Водяной читает Зощенко великолепно.