Это не просто увлекательный авантюрный роман, в котором соединилось трагическое и смешное, монументальный эпос и поэзия, зверски жестокие сцены пыток и утешительно-светлые эпизоды, где любовь и нежность, дружба и верность воскрешают веру в добро и красоту.
И кажущееся равновесие зла и добра, мнимый баланс, бытие на перевесе все же разрешается безоговорочной победой человечности над жестокостью.
Эта великая книга ― величайший гимн гуманизму.
Юрию Гуржию ― безмерная благодарность за подаренную радость и великолепнейшее прочтение романа.
Очень хорошо. И очень удачный опыт сочетания раннего импрессионизма Бодлера с поздним Шмитта. Та гармония, которой так недоставало самому Бодлеру, возникла здесь, как гармония слова и музыки.
Легко допускаю, что адепты подобного шлака его и не слушают вовсе, а только приходят либо нахваливать, либо утверждать его невинность.
В названии взята строчка из советской песенки про танкистов, в которой вместо «царя» пелось имя кровожадного упыря. В этой же песенке-марше цитируются его же слова про то, как «чужой земли мы не хотим не пяди».
Так эта ложь про «честные намерения» и тянется кровавым следом до нашего времени.
Исполнено совершенно замечательно. Все превосходно, и природой данный прекрасный баритон, и артикуляция, и осмысленное интонирование, и игра с перевоплощениями. Все очень удалось, на мой взгляд.
Вот про Бродского писать не буду)) Сугубо мое, пристрастное и потому субъективное чувство мешает мне любить хоть в какой-то степени «артистическое» чтение стихов. Но многим нравится именно такое чтение.
Да кто же спорит с тем, что какой-нибудь лесничий в принципе мог быть образованным. Но только дело в том, что именно об этом лесничем, в этом рассказе (а не про всех вообще советских лесничих) мы не знаем ровно ничего, что давало бы нам основание делать выводы о его образовании. Даже если (даже!) автор упомянул бы, что образование он получил, скажем, в дореволюционной классической гимназии, поскольку очевидно по тексту, что он не юноша, даже и это ничего не добавило для понимания, в сущности, очень простого в своей идее рассказа.
Именно это я и имела в виду, когда выше писала о «немотивированной образованности».
Вот у Чехова, скажем, или Толстого таких случайностей не бывает. Любая деталь, любой факт не случаен, имеет связи с историей героя, внутритекстовые связи.
Ну, проще говоря, это про то самое чеховское ружье, которое непременно должно в рассказе выстрелить. Здесь же выстрел был, а ружья не было. Да еще и холостой выстрел.
У того же Чехова Беликов не просто же так преподавал именно древнегреческий язык (понятно, язык «мертвый», отстраняющий его от живой жизни и т.д.).
А здесь эта вычурная цитация (ясное дело, что в переводе, а не на языке оригинала) древнеримского поэта-философа Лукреция Петром Матвеичем абсолютно не детерминирована текстом.
Иными словами, непонятно и то, откуда у этого Лукреция ноги растут, и то, с каким умыслом понадобилось Паустовскому, чтобы его Матвеич цитировал древних римлян. Еще раз, идея рассказа очень проста, и Лукреций здесь, простите, не пришей кобыле хвост.
Так может вам и не ходить за мной по пятам, чтобы так сильно не раздражаться?)) Опять-таки, ничего про меня не зная, что-то наговорили и ой как сильно промахнулись. Все мимо. Как всегда.
Да ну полно уже вам юродствовать.
Так хочется любить Паустовского? Ну и любите себе в удовольствие, проливайте слезы над мелодрамами и умиляйтесь сказочно-прекрасной фальши.
Начинаю подозревать вас в навязчивом преследовании))) Ходите за мной из книжки в книжку, которых сами не читаете, и рассказываете мне про мною недостигнутые высоты.
Вы про «поколение дворников и сторожей», то есть интеллигенцию, в советские времена по разным причинам вынужденную так работать?
Я вас умоляю, к лесничему Паустовского это ровно никакого отношения не имеет. Никакого.
Он как раз типичный участник того самого «общественного эксперимента», за свою ударную работу получивший путевку, как и положено, в Крым. Разве только, в сравнении с другими виртуальными участниками, здесь еще и преувеличенно положительный по причине гиперответственности. И немотивированной образованности)))
Так что все ваши мысли к рассказу вообще никак не относятся.
Опять не читали, опять все мимо.
Да, а вот как проявлять снобизм по отношению к литературному фантому, честно говоря, не очень себе представляю.
Ну, книгу же эту лесничий не сам в сельской библиотеке выбирал)) Ее в этом рассказе ему в руки-уста зачем-то вложил писатель Паустовский, человек весьма образованный и интеллигентный. Видимо, не смог удержать в себе свои собственные знания))
И самое прекрасное — как простой советский лесничий Петр Матвеич с легкостью цитирует Лукреция.
«Молньи стремителен бег, и разит она тяжким ударом», — неожиданно сказал лесничий.
Режиссер усмехнулся одними глазами.
— Откуда это? — спросила Наташа.
— Из Лукреция, — ответил лесничий и покраснел.
Когда в аннотации (да хоть бы и к сказкам) пишут о том, что книга чему-то учит, любопытно, в это реально верят ее составители?
Да ну не может литература «научить» любить природу, быть добрым, честным и т. д. Иначе мир давно уже был бы иным.
Единственное, чему она может «научить», ― это думать. Да и это, в сущности, неверно, не «учит» она думать, а лишь предоставляет такую возможность.
Вот уж не думала, что когда-нибудь буду перечитывать Паустовского, но Ваши прелестно-провокационные комментарии вдохновляют))
Режиссер посажен писателем в поезд, так сказать, с очень важной целью, и не абы зачем, а чтоб степень положительности и «причесанности» остальных героев на его фоне сделалась совсем уж превосходной. Вот сидит он такой со своими бледными руками, развалясь и покуривая сигареты «Элит» (это потому они «Элит» называются, чтоб если кто еще не понял, то теперь точно догадается, что он хлыщ и пижон), в модном костюмчике и смотрит на небо. И не видит, паразит этакий, истинной красоты его, а примеряется к нему, будто это театральная постановка (тут автор как бы прямо, в лоб дает сигнал читателю, показывает, где водораздел: вот, дескать, те, кто по-настоящему природу любит, а вот проходимцы всякие).
Там еще собака очень прикольная, акробатические чудеса проявлявшая. С любопытством глядя на Наташу, вычесывает блох. Одновременно и одномоментно. И смотрит, и вычесывает. Впрочем, вряд ли и «вычесывает», это как-то по-другому называется))
Короче, то ли такой советский наивный реализм-романтизм, то ли советский лубок.
Ага, собачку Тургенев загубил почем зря, исключительно для «красного словца» и чтоб потом марьиванны в школах истязали детей, заставляя видеть в этом протест крепостничеству, немую покорность народа и прочую околесицу.
А Паустовский нередко играет на чувствах, на тех рецепторах, которые легче всего в обычном читателе отзываются.
Он в некотором роде эпигон русской литературы ее предреволюционного исхода, в какой-то степени последователь Бунина, Зайцева, приправивший их изрядной долей сентиментальности и балансировавший на грани литературного безвкусия.
Весьма двусмысленная и недобрая сказка (все же сказка), в которой добродетель уполномочена творить зло. При этом добродетель оказывается прямо-таки изощренно жестокой, демонстрируя эту жестокость целым рядом пыточных действ, постоянно сопровождающихся издевательским смехом. «Миленькие» пейзажи и абсолютно лакированный персонаж Петя положения не спасают.
Особенно «отлично» преподавали иностранные языки (спецшколы не в счет), так, что никто после окончания школы на них двух слов не мог связать. Видимо, как раз для этого, чтобы не заглядывались на Запад.
И кажущееся равновесие зла и добра, мнимый баланс, бытие на перевесе все же разрешается безоговорочной победой человечности над жестокостью.
Эта великая книга ― величайший гимн гуманизму.
Юрию Гуржию ― безмерная благодарность за подаренную радость и великолепнейшее прочтение романа.
В названии взята строчка из советской песенки про танкистов, в которой вместо «царя» пелось имя кровожадного упыря. В этой же песенке-марше цитируются его же слова про то, как «чужой земли мы не хотим не пяди».
Так эта ложь про «честные намерения» и тянется кровавым следом до нашего времени.
Вот про Бродского писать не буду)) Сугубо мое, пристрастное и потому субъективное чувство мешает мне любить хоть в какой-то степени «артистическое» чтение стихов. Но многим нравится именно такое чтение.
Именно это я и имела в виду, когда выше писала о «немотивированной образованности».
Вот у Чехова, скажем, или Толстого таких случайностей не бывает. Любая деталь, любой факт не случаен, имеет связи с историей героя, внутритекстовые связи.
Ну, проще говоря, это про то самое чеховское ружье, которое непременно должно в рассказе выстрелить. Здесь же выстрел был, а ружья не было. Да еще и холостой выстрел.
У того же Чехова Беликов не просто же так преподавал именно древнегреческий язык (понятно, язык «мертвый», отстраняющий его от живой жизни и т.д.).
А здесь эта вычурная цитация (ясное дело, что в переводе, а не на языке оригинала) древнеримского поэта-философа Лукреция Петром Матвеичем абсолютно не детерминирована текстом.
Иными словами, непонятно и то, откуда у этого Лукреция ноги растут, и то, с каким умыслом понадобилось Паустовскому, чтобы его Матвеич цитировал древних римлян. Еще раз, идея рассказа очень проста, и Лукреций здесь, простите, не пришей кобыле хвост.
Так хочется любить Паустовского? Ну и любите себе в удовольствие, проливайте слезы над мелодрамами и умиляйтесь сказочно-прекрасной фальши.
Начинаю подозревать вас в навязчивом преследовании))) Ходите за мной из книжки в книжку, которых сами не читаете, и рассказываете мне про мною недостигнутые высоты.
Я вас умоляю, к лесничему Паустовского это ровно никакого отношения не имеет. Никакого.
Он как раз типичный участник того самого «общественного эксперимента», за свою ударную работу получивший путевку, как и положено, в Крым. Разве только, в сравнении с другими виртуальными участниками, здесь еще и преувеличенно положительный по причине гиперответственности. И немотивированной образованности)))
Так что все ваши мысли к рассказу вообще никак не относятся.
Опять не читали, опять все мимо.
Да, а вот как проявлять снобизм по отношению к литературному фантому, честно говоря, не очень себе представляю.
«Молньи стремителен бег, и разит она тяжким ударом», — неожиданно сказал лесничий.
Режиссер усмехнулся одними глазами.
— Откуда это? — спросила Наташа.
— Из Лукреция, — ответил лесничий и покраснел.
Действительно, «неожиданно», даже сам смутился))
Да ну не может литература «научить» любить природу, быть добрым, честным и т. д. Иначе мир давно уже был бы иным.
Единственное, чему она может «научить», ― это думать. Да и это, в сущности, неверно, не «учит» она думать, а лишь предоставляет такую возможность.
Режиссер посажен писателем в поезд, так сказать, с очень важной целью, и не абы зачем, а чтоб степень положительности и «причесанности» остальных героев на его фоне сделалась совсем уж превосходной. Вот сидит он такой со своими бледными руками, развалясь и покуривая сигареты «Элит» (это потому они «Элит» называются, чтоб если кто еще не понял, то теперь точно догадается, что он хлыщ и пижон), в модном костюмчике и смотрит на небо. И не видит, паразит этакий, истинной красоты его, а примеряется к нему, будто это театральная постановка (тут автор как бы прямо, в лоб дает сигнал читателю, показывает, где водораздел: вот, дескать, те, кто по-настоящему природу любит, а вот проходимцы всякие).
Там еще собака очень прикольная, акробатические чудеса проявлявшая. С любопытством глядя на Наташу, вычесывает блох. Одновременно и одномоментно. И смотрит, и вычесывает. Впрочем, вряд ли и «вычесывает», это как-то по-другому называется))
Короче, то ли такой советский наивный реализм-романтизм, то ли советский лубок.
Он в некотором роде эпигон русской литературы ее предреволюционного исхода, в какой-то степени последователь Бунина, Зайцева, приправивший их изрядной долей сентиментальности и балансировавший на грани литературного безвкусия.