Читал рассказ в бумажном варианте понравилось. Сейчас послушал. Приятный расслабляющий юмор. Меня напрягает одна вещь. У меня кто то таскает еду из холодильника. Застукать не могу. Прошу совета от знающих демонологов. Капкан на демона сработает?
Если человечество пишет музыку значит оно высокоморально, миролюбиво, бело и пушисто? Бред сивого мерина. Назовите хоть одно государство которое за последние 50 лет сократило свою армию. Назовите хоть один год за последние 50 лет что прошёл без локальной войны или вооружённого конфликта. Инопланетяне. Ядрёну бомбу по земле пока человеки и до вас не добрались.
И первым местом заключения стал Ново-Иерусалимский лагерь, в котором заключенные работали на кирпичном заводе. Здесь его за нескрываемый опыт управления дивизионом (хотя на самом деле это была батарея) Солженицына назначили сменным мастером глиняного карьера.
Сам писатель признавался, что во время общих работ он «тихо отходил от своих подчиненных за высокие кручи отваленного грунта, садился на землю и замирал». В своих воспоминаниях первая жена Солженицына Решетовская пишет, что писатель очень старался попасть «на какое-нибудь канцелярское местечко».
Надо сказать, ему это вполне удалось, когда 4 сентября этого же года Солженицына перевели в московский лагерь на Калужской, который преимущественно занимался строительством домов. Здесь он назвался нормировщиком, и писателя сразу же назначили заведующим производством.
Однако скоро Солженицына убрали с этой должности, вероятно, за профнепригодность. В итоге его назначили маляром, что, впрочем не помешало ему со своим математическим образованием моментально устроиться на место помощника нормировщика, как только оно освободилось.
Вот что сам Солженицын писал о работе: «Нормированию я не учился, а только умножал и делил в свое удовольствие. У меня бывал и повод пойти бродить по строительству, и время посидеть».
Затем были Рыбинск и Загорская тюрьма, где Солженицын все время проработал по специальности – математиком, пока в июле 1947 года будущий писатель не назвался физиком-ядерщиком и не был переведен Марфинскую спецтюрьму.
Так и прошёл тот самый год, за исключением которого Солженицын, по словам его солагерника, не брал в руки никаких инструментов.
Сладкая жизнь
Марфинская спецтюрьма представляла собой научно-исследовательский институт связи, где работали заключенные-физики, химики, математики. Это единственный лагерь Солженицына, где трудовой день составлял 12-ть часов (в остальных, не более 8), хотя вся работа проходила за письменным столом.
Условия также были прекрасные: просторная комната, отдельная кровать, стол у окна, лампа, а после – и радио, по которому с помощью наушников писатель слушал оперу. В обеденный перерыв Солженицын спал либо в общежитии, либо на улице, а «в выходные дни проводил на воздухе 3-4 часа, играл в волейбол».
Прекрасной здесь была и еда: в голодные послевоенные годы в Марфинской спецтюрьме был в избытке хлеб, а каждому заключенному давали сливочное масло и сахар. На завтрак можно было получить добавку, обед включал в себя мясной суп, а на ужин здесь давали запеканку.
В качестве духовной пищи заключенные лагеря могли не только получать книги из местной библиотеки, но и заказывать из в Ленинской.
Неудивительно, что тут у Солженицына проснулось желание писать. Вот, что он писал своей первой жене о своих литературных трудах: «Этой страсти я отдавал теперь все время, а казенную работу нагло перестал тянуть».
Так писатель и «проработал» в Марфинской спецтюрьме математиком, библиотекарем и даже переводчиком с немецкого.
Стукач Ветров
Сам Солженицын признался, что был завербован Министерством государственной безопасности СССР в доносчики с кличкой Ветров. Дело в том, что будущий писатель не хотел ехать в Заполярье, как его друг Николай Виткевич, которому он как раз и адресовывал свои провокационные письма с фронта.
Однако по словам писателя, ни одного доноса он никогда не совершал. С этим как раз и не согласен его солагерник, автор открытого письма Семен Бадаш.
В августе 1950 года Солженицына этапировали в особый Экибастузский лагерь на Севере Казахстана. Однако и тут у писателя было вполне неплохое место, о чем говорит его солагерник: «Я хорошо помню, как в одной из бригад, на морозе со степным ветром таскал шпалы и рельсы для железнодорожного пути в первый угольный карьер – такое не забывается. А вы все рабочее время грелись в теплом помещении конторки».
Словом, Солженицыну, который якобы так и не сделал ни одного доноса, очень везло. Меж тем сохранившийся донос Ветрова сыграл трагическую роль в судьбе многих заключенных Экибазстузского лагеря.
В нем указана дата бунта и имена руководителей, а также перечень вооружений (у заключенных это были доски, ножи и металлические трубки). Также донос содержал детальный план действий бунтовщиков и перечень бараков с основными силами.
Интересно, что именно во время восстания у Солженицына обнаружилась раковая опухоль. Вот, что об этом пишет Семен Бадаш в открытом письме: «… когда после нашей 5-дневной, с 22 по 27 января, забастовки-голодовки объявили о расформировании лагеря, вы, чтобы снова избежать этапа, легли в лагерную больницу, якобы, со «злокачественной опухолью».
Чтобы подтвердить свои обвинения солагерник Солженицына отмечает, что оперировать опухоль, по словам самого писателя, должен был оперировать некий Янченко, в то время как в Экибастузе единственным хирургом был минчанин Петцольд.
Очень интересно писатель рассказывает про период пребывания на Лубянке в феврале 1945 года: «Ах, ну и сладкая жизнь! Шахматы, книги, пружинные кровати, пуховые подушки, солидные матрацы, блестящий линолеум, чистое белье. Да я уж давно позабыл, что тоже спал вот так перед войной. Натертый паркетный пол. Почти четыре шага можно сделать в прогулке от окна к двери. Нет, серьезно, эта центральная политическая тюрьма — настоящий курорт… Я вспомнил сырую слякоть под Вордмитом, где меня арестовали и где наши бредут сейчас, утопая в грязи и снегу, чтобы отрезать немцам выход из котла. Черт с вами, не хотите, чтоб я воевал, — не надо».
В 2003 году однолагерник и бывший друг Солженицына Семён Бадаш написал ему «Открытое письмо». В нём автор обвиняет Солженицына, что тот был приспособленцем, стукачом и обманщиком.
В 2003 году однолагерник и бывший друг Солженицына Семён Бадаш написал ему «Открытое письмо». В нём автор обвиняет Солженицына, что тот был приспособленцем, стукачом и обманщиком.
Солагерник Солженицына: «Зачем вы темнили в лагере, а потом на воле?»
В 2003 году однолагерник и бывший друг Солженицына Семён Бадаш написал ему «Открытое письмо». В нём автор обвиняет Солженицына, что тот был приспособленцем, стукачом и обманщиком. Также Бадаш рассказывает, что на самом деле восстание в лагере в Экибастузе организовали бандеровцы, тогда как русские в основном были бывшими солдатами СС и полицаями — и остались в стороне.
Солженицын предпочёл об этом не писать.
«Открытое письмо» Семёна Бадаша появилось в американском эмигрантском журнале «Вестник», №15, 2003.
Эту кобуру не назовешь новинкой. Первые ее модели были запатентованы еще в 2002 году и с 2004 года выпускаются ЗАО «Эфа». В настоящее время предприятием выпускается четыре различных модели кабур: реверсивного действия «Эфа-1М» и «Эфа-3», сквозного — «Эфа-2К» и «Эфа-2». Первая из модельного ряда этих кобур — «Эфа-1» снята с производства.
На стенде была представлена модель «Эфа-2К» (сквозного действия). Она предназначена для использования с пистолетами ПМ, ИЖ-71, ИЖ79-9Т и «Макарыч».
Работало это изобретение следующим образом:
— При необходимости применить оружие, пистолет нажатием на рукоять подавался вперёд(?) вглубь(?) кобуры. При этом, флажок предохранителя, попадая в фигурный паз, расположенный на левой внутренней стенке кобуры, опускался вниз, выключая предохранитель.
— Затем, флажок предохранителя упираясь в стенку паза стопорил кожух затвора, позволяя рамке двигаться дальше ставя пистолет на боевой взвод.
— Пистолет, извлечённый из кобуры был готов к стрельбе.
Учи матчасть школота.
Сам писатель признавался, что во время общих работ он «тихо отходил от своих подчиненных за высокие кручи отваленного грунта, садился на землю и замирал». В своих воспоминаниях первая жена Солженицына Решетовская пишет, что писатель очень старался попасть «на какое-нибудь канцелярское местечко».
Надо сказать, ему это вполне удалось, когда 4 сентября этого же года Солженицына перевели в московский лагерь на Калужской, который преимущественно занимался строительством домов. Здесь он назвался нормировщиком, и писателя сразу же назначили заведующим производством.
Однако скоро Солженицына убрали с этой должности, вероятно, за профнепригодность. В итоге его назначили маляром, что, впрочем не помешало ему со своим математическим образованием моментально устроиться на место помощника нормировщика, как только оно освободилось.
Вот что сам Солженицын писал о работе: «Нормированию я не учился, а только умножал и делил в свое удовольствие. У меня бывал и повод пойти бродить по строительству, и время посидеть».
Затем были Рыбинск и Загорская тюрьма, где Солженицын все время проработал по специальности – математиком, пока в июле 1947 года будущий писатель не назвался физиком-ядерщиком и не был переведен Марфинскую спецтюрьму.
Так и прошёл тот самый год, за исключением которого Солженицын, по словам его солагерника, не брал в руки никаких инструментов.
Сладкая жизнь
Марфинская спецтюрьма представляла собой научно-исследовательский институт связи, где работали заключенные-физики, химики, математики. Это единственный лагерь Солженицына, где трудовой день составлял 12-ть часов (в остальных, не более 8), хотя вся работа проходила за письменным столом.
Условия также были прекрасные: просторная комната, отдельная кровать, стол у окна, лампа, а после – и радио, по которому с помощью наушников писатель слушал оперу. В обеденный перерыв Солженицын спал либо в общежитии, либо на улице, а «в выходные дни проводил на воздухе 3-4 часа, играл в волейбол».
Прекрасной здесь была и еда: в голодные послевоенные годы в Марфинской спецтюрьме был в избытке хлеб, а каждому заключенному давали сливочное масло и сахар. На завтрак можно было получить добавку, обед включал в себя мясной суп, а на ужин здесь давали запеканку.
В качестве духовной пищи заключенные лагеря могли не только получать книги из местной библиотеки, но и заказывать из в Ленинской.
Неудивительно, что тут у Солженицына проснулось желание писать. Вот, что он писал своей первой жене о своих литературных трудах: «Этой страсти я отдавал теперь все время, а казенную работу нагло перестал тянуть».
Так писатель и «проработал» в Марфинской спецтюрьме математиком, библиотекарем и даже переводчиком с немецкого.
Стукач Ветров
Сам Солженицын признался, что был завербован Министерством государственной безопасности СССР в доносчики с кличкой Ветров. Дело в том, что будущий писатель не хотел ехать в Заполярье, как его друг Николай Виткевич, которому он как раз и адресовывал свои провокационные письма с фронта.
Однако по словам писателя, ни одного доноса он никогда не совершал. С этим как раз и не согласен его солагерник, автор открытого письма Семен Бадаш.
В августе 1950 года Солженицына этапировали в особый Экибастузский лагерь на Севере Казахстана. Однако и тут у писателя было вполне неплохое место, о чем говорит его солагерник: «Я хорошо помню, как в одной из бригад, на морозе со степным ветром таскал шпалы и рельсы для железнодорожного пути в первый угольный карьер – такое не забывается. А вы все рабочее время грелись в теплом помещении конторки».
Словом, Солженицыну, который якобы так и не сделал ни одного доноса, очень везло. Меж тем сохранившийся донос Ветрова сыграл трагическую роль в судьбе многих заключенных Экибазстузского лагеря.
В нем указана дата бунта и имена руководителей, а также перечень вооружений (у заключенных это были доски, ножи и металлические трубки). Также донос содержал детальный план действий бунтовщиков и перечень бараков с основными силами.
Интересно, что именно во время восстания у Солженицына обнаружилась раковая опухоль. Вот, что об этом пишет Семен Бадаш в открытом письме: «… когда после нашей 5-дневной, с 22 по 27 января, забастовки-голодовки объявили о расформировании лагеря, вы, чтобы снова избежать этапа, легли в лагерную больницу, якобы, со «злокачественной опухолью».
Чтобы подтвердить свои обвинения солагерник Солженицына отмечает, что оперировать опухоль, по словам самого писателя, должен был оперировать некий Янченко, в то время как в Экибастузе единственным хирургом был минчанин Петцольд.
В 2003 году однолагерник и бывший друг Солженицына Семён Бадаш написал ему «Открытое письмо». В нём автор обвиняет Солженицына, что тот был приспособленцем, стукачом и обманщиком. Также Бадаш рассказывает, что на самом деле восстание в лагере в Экибастузе организовали бандеровцы, тогда как русские в основном были бывшими солдатами СС и полицаями — и остались в стороне.
Солженицын предпочёл об этом не писать.
«Открытое письмо» Семёна Бадаша появилось в американском эмигрантском журнале «Вестник», №15, 2003.
На стенде была представлена модель «Эфа-2К» (сквозного действия). Она предназначена для использования с пистолетами ПМ, ИЖ-71, ИЖ79-9Т и «Макарыч».
Работало это изобретение следующим образом:
— При необходимости применить оружие, пистолет нажатием на рукоять подавался вперёд(?) вглубь(?) кобуры. При этом, флажок предохранителя, попадая в фигурный паз, расположенный на левой внутренней стенке кобуры, опускался вниз, выключая предохранитель.
— Затем, флажок предохранителя упираясь в стенку паза стопорил кожух затвора, позволяя рамке двигаться дальше ставя пистолет на боевой взвод.
— Пистолет, извлечённый из кобуры был готов к стрельбе.
Учи матчасть школота.