Прекрасная постановка, слушается на одном дыхании. Самым примечательным (и вполне понятным) для меня стало то, что шагреневая кожа не уменьшалась от желания ГГ любить Полину и быть любимым ею. А вот от страстной жажды физического обладания ею, кожа таяла на глазах. Что, в очередной раз, растождествляет понятия любви и половой физической страсти.
Да, именно так, Надежда. И это, наверное, самая чудовищная подмена понятий, из всех, что существует в среде людей: отождествление любви и сексуального акта. Как привычно слышать: «они занимаются любовью». Любовь превратилась уже в «занятие»… В действительности же сексуальный процесс не только не тождественен любви, он, в немалой степени антагонистичен по отношению к ней. И прежде всего потому, что даёт лишь иллюзию слияния двух в единое целое, в конечном же итоге лишь напротив, разобщая их. Русская философская мысль не единожды на это указывала. Наиболее ярко это подчёркивалось у Н.Бердяева. Ниже я процитирую его, с небольшим сокращением. Особенно сильной мне кажется здесь мысль о безличности в сексуальном акте. Не случайно он и совершается, как правило, без света, или с его минимальным количеством — этот акт не нуждается в поэтическом воспевании, скажем, тонких черт лица и в восхищении их уникальностью. У насекомого-богомола самка во время совокупления и вообще отгрызает ему голову, но это ничуть не мешает ему закончить своё «занятие». У людей этот процесс не сильно отличается по своей сути, хотя они и усердно стараются подмешать в него самые возвышенные понятия и облагородить его самыми высокими смыслами.
«Половое влечение мучит человека безысходной жаждой соединения. Поистине безысходна эта жажда, и недостижимо соединение в природной половой жизни. Дифференцированный сексуальный акт, который есть уже результат космического дробления целостного, андрогинического человека, безысходно трагичен, болезнен, бессмыслен. Сексуальный акт есть самая высшая и самая напряженная точка касания двух полярных полов, в нем каждый как бы исходит из себя в другого, исступает из границ своего пола. Достигается ли в этой точке соединение? Конечно нет. Уже одно то говорит против сексуального акта, что он так легко профанируется, сбивается на разврат, прямо противоположный всякой тайне соединения. Соединение в сексуальном акте — призрачно, и за это призрачное соединение всегда ждет расплата. В половом соединении есть призрачная мимолетность, есть тленность. В исступлении сексуального акта есть задание, неосуществимое в порядке природном, где все временно и тленно… Мимолетный призрак соединения в сексуальном акте всегда сопровождается реакцией, ходом назад, разъединением. После сексуального акта разъединенность еще больше, чем до него. Болезненная отчужденность так часто поражает ждавших экстаза соединения. Сексуальный акт по мистическому своему смыслу должен был бы быть вечен, соединение в нем должно было бы бездонно углубляться. Две плоти должны были слиться в плоть единую, до конца проникнуть друг в друга. Вместо этого совершается акт призрачного соединения, слишком временного и слишком поверхностного. Мимолетное соединение покупается еще большим разъединением. Один шаг вперед сопровождается несколькими шагами назад… Соединение полов по мистическому своему смыслу должно быть проникновением каждой клетки одного существа в каждую клетку другого, слиянием целой плоти с целой плотью, целого духа с целым духом. Вместо этого совершается дробное, частичное, поверхностное соприкосновение, плоть остается разделенной от плоти. В самом дифференцированном сексуальном акте есть уже какая-то дефектность и болезненность. Акт соединения полов должен был бы быть вечным, не прекращающимся, не сопровождающимся ходом назад и реакцией, цельным, распространенным на все клетки существа человеческого, глубоким, бесконечным. Вместо этого сексуальный акт в порядке природы отдает человека во власть дурной бесконечности полового влечения, не знающего утоления, не ведающего конца. Источник жизни в этом мире в корне испорчен, он является источником рабства человека… Сексуальный акт насквозь безличен, он общ и одинаков не только у всех людей, но и у всех зверей. Нельзя быть личностью в сексуальном акте, в этом акте нет ничего индивидуального, нет ничего даже специфически человеческого. В сексуальном акте личность всегда находится во власти безличной родовой стихии, стихии, роднящей мир человеческий с миром звериным. Мистическое задание личного соединения в единую плоть недостижимо и неосуществимо в стихии безличной»
Проблема такой любви, как у Павла в том, что она бесконечна, вечна. Никто не заменит ему Тасю, её чистый целомудренный образ всегда будет перед ним. Живя с такой любовью, представлять, как ей владеет какой-то «холёный» английский аристократ, чрезвычайно трудно и больно. Такую любовь невозможно «отпустить» (как сейчас модно говорить), а хранить её и находиться в гармонии с этим миром, где Тася в чьих-то, скажем так, совершенно земных, руках, на мой взгляд невозможно. Возможно, какая-то иная, гипотетическая, совершенная любовь и может абстрагироваться от желания быть со своей Любимой и дать ей возможность плыть своим путём. Не знаю. Но лично мне больше понятна и близка любовь Павла, со всеми её несовершенствами и чувством «собственничества», чем такая вот, «отпускающая» любовь. Всё «собственничество» здесь в том, что он глубоко, очень глубоко, ощущает себя и Тасю частями Единого Неделимого Целого. А потому, когда тебе отрубают руку или ногу, такое вот чувство собственничества, на мой взгляд, вполне объяснимо. Да и сама Тася, что вполне очевидно, в глубине сердца не особенно-то счастлива в этом, на вид удачном земном браке. Она прекрасно понимает и чувствует, что любовь Павла гораздо глубже, да и сама личность его несравненно ближе её сердцу. Но она человек долга. И живёт по принципу своей тёзки, онегинской Татьяны:
«Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна»
Век будет верна. А за веком этим настанет Вечность — и лишь этой хрупкой надеждой и живёт уже сердце Павла. И никогда, никогда не расстанется он внутри себя со своей Тасей, и фантомные боли недостающей части собственного естества никогда не исчезнут в нём до тех пор, пока он не воссоединится, наконец, со своей Наречённой.
И много таких увечных, ампутированных, покалеченных живёт на этой Земле. Ожидая часа своего исЦЕЛения, и видя его лишь в мечтах своих, да в этих вот светлых прозрачных снах… где бежит Единственная к нему навстречу, простирая руки свои к нему, для того, чтобы разрозненное и разорванное пополам на земле, стало наконец, Единым Целым…
А друг поступил, конечно, очень скверно. Животная, дикая кровь («дикое дитя степи, привыкшее слушать лишь экстазы дикой души») взяла в нём верх над разумом и хорошей, благородной душой. Девушку, конечно жаль, но её судьба всё же не кончена, и может быть ещё вполне благоприятный исход в её жизни. А вот друг обречён уже без всякой такой надежды, и сам себе выносит самый строгий и безжалостный приговор. Поэтому, наверное, и слова сострадания обращены к нему…
Проявлялось в любви, которая имела совершенно иную природу, нежели обычная, «земная» любовь. Об этом хорошо сказано во вступительном слове к этой книге, написанном Вл.Солоухиным:
"… Само название книги говорит (при беспредельной искренности) о бережном, сверхбережном обращении со столь сложной и загадочной материей, каковую люди зовут любовью…
… Вся белая, в горностаевой шубке, в белой шапочке, она походила на снежное облачко, на солнечный луч; непохожая на человека, она была с неба, с самой лучшей его серединки.
— Мы еще увидимся! — повторила она уходя, и опять с лица ее пролился тонкий внутренний свет, как обещание, и призыв, и тайная ласка, от которой стало жутко, и опять она посмотрела ему в лицо, точно все зная, и слово «увидимся» упало гак же нежно, как благоухающая снежинка».
Это любовь, зарождение любви, пусть детской, но иногда именно такая любовь освещает потом человеку, весь жизненный путь, и он потом всю жизнь ищет свою «Тасю» и, не находя ее в других девушках и женщинах, приходит в разлад с самим собой, то есть фактически со всем внешним миром…
… Бессмысленно пересказывать книгу, которую читатель уже держит в руках. Хочется только, чтобы он обратил внимание, как далек мир этой книги от сексуальных проблем наших дней, от этой вседозволенности со школьными половыми связями, со школьными абортами, с этими темными подвалами, о которых пишут иногда наши газеты и журналы, с этим СПИДом, с этими сексологическими инструктажами, печатающимися в молодежных газетах… Это было другое время, другая страна, другое общество, а я бы даже сказал другая планета.
Недаром книга называется «Целомудрие»."
А заканчивалось всё тем, что дети (разных возрастов) втихаря читали Чарскую, и всё то дореволюционное, что куда-то за печку завалилось и в эту печь не попало. Подобно тому, как в Северной Корее сейчас южнокорейские дорамы смотрят под одеялом. А потом вылезают из-под одеяла и прославляют солнцеликого. То есть, душа выживала именно тем, «царским» наследием, как выживает аквалангист за счёт запаса кислорода в его баллоне. Так и дотянули, гляди, до хрущёвской оттепели, когда можно было даже уже и джаз послушать (помните: «Сегодня он играет джаст, а завтра Родину продаст»?) При этом в первые послереволюционные годы (года так до 29-го) ещё кое-что перепечатывали из написанного прежде (это было похоже на то, как утюг, выключенный из розетки, ещё какое-то время остаётся горячим, постепенно остывая), а потом уже наступила кромешная тьма и ледниковый период — то есть взошли реальные плоды гениальной идеи («весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем...»)
Это была перепечатка, не оригинал, прошу прощения за неточность. Так что «блогер» с его «метками» к ней не имеет прямого отношения. Журналы в ней лишь частный пример. Который, впрочем, из общей канвы нисколько не вылезает. Можно взять и детскую литературу в целом, и картина ничуть не поменяется. Качество детской дореволюционной литературы и литературы сталинских времён, в которой ложку не провернуть от идеологической гущины, на мой взгляд, абсолютно не сопоставимо. Понятное дело, что сейчас журналы заменил интернет и блогеры на Ютубе. Ну так ведь это те же журналы, по-сути, только в современной обёртке. Журналы же сталинских времён и дореволюционные я сравнивал и без статьи: контраст поразительный. Полное духовное и душевное обезвоживание, прямо как с цветущей Земли на Марс попадаешь, где везде «пыле-песчаная пустыня с каменистыми россыпями, потухшими вулканами, ударными кратерами, ветвящимися каньонами типа высохших русел рек».
Спасибо большое Вам, Антон! :) Согласен с Вами, это лучшая охота. Хоть я и не любитель есть грибы, но мне всегда в детстве нравилось их искать и находить. Сейчас уже не так, но сам навык, кажется, пригодился для поиска прекрасных литературных самородков :)
Простите, что вмешиваюсь в чужую беседу, хочется добавить немного субъективных мыслей. С одной стороны, что было, то было: день сменяется в природе ночью, лето сменяется осенью и зимой. Поэтому, думаю, и Ленины, и Горькие, и все иже с ними, исполняли лишь своё предназначение, и вряд ли можно было бы изменить здесь что-то, увы. Но если говорить о том, из какой тьмы вывел в данном случае очередной «Данко», то я, как человек маленький, имеющий узкий кругозор, могу судить лишь по одному аспекту. Так сказать, смотреть в дверную скважину на просторную залу. А именно — по детской литературе, да и вообще литературе в целом. Все мои любимые книги были написаны либо до революции, либо во времена хрущёвской оттепели. Особенно благословенным был период, охватывающий два десятилетия до революции. Я обрёл здесь для себя такое несметное богатство: такие прекрасные книги, особенно детские, появлялись в эту эпоху. Каким большим открытием для меня явились, например, рассказы Павла Сурожского: все они наполнены добротой, состраданием к людям и животным. Детские журналы тех времён просто изобиловали прекрасными рассказами, замечательно иллюстрированными. Но вот случилась революция… и то, что вышло дальше из под пера того же Сурожского я не мог уже читать вовсе — от этих рассказов теперь веяло каким-то могильным мраком, какой-то серой ноябрьской слякотью. А в литературе в целом образовалась просто какая-то мрачная лакуна, которая быстро заполнилась тем, что невозможно читать, вместо добрых детских журналов появились такие вот тексты:
«Дорогой Николай Иванович! Вчера мы прочитали в газетах приговор над сворой право-троцкистских шпионов и убийц. Нам хочется сказать большое пионерское спасибо Вам и всем зорким наркомвнудельцам [НКВД]. Спасибо, товарищ Ежов, за то, что Вы поймали банду притаившихся фашистов, которые хотели отнять у нас счастливое детство. Спасибо за то, что Вы разгромили и уничтожили эти змеиные гнёзда. Мы Вас очень просим беречь себя. Ведь змея-Ягода пытался ужалить Вас. Ваша жизнь и здоровье нужны нашей стране и нам, советским ребятам. Мы стремимся быть такими же смелыми, зоркими, непримиримыми ко всем врагам трудящихся, как Вы, дорогой товарищ Ежов!»
Не стану дальше развивать мысль, и приводить ещё примеры — думаю, посыл моей мысли и без того понятен. Я дам ссылку на когда-то с интересом прочитанную мной статью, не помню откуда её взял, но сохранил в ПДФ, чтобы не потерять. В ней куда более последовательно рассмотрен затронутый мной здесь момент: www.svetlica.in/materialy/ehvoljucija_detskikh_zhurnalov_v_rossii_za_200_let.pdf
Дорогой Алексей, с огромным удовольствием Вас слушал! Просто какая-то ламповость душевная, так согревающая сердце! И уж какие там слабые стороны, там вообще нет никаких сторон :) разве что только блестяще отшлифованные грани сияющего прекрасного бриллианта!
Спасибо Вам, дорогая Нуре! :) Это Вы всегда делитесь бескорыстно своим щедрым тёплым сердцем… Минуты, когда мы с Вами пересекаемся в этом информационном пространстве для меня всегда большая отрада. Вот и сейчас опять встретились здесь, в Раю :) словно символ того, что когда-нибудь, все, имеющие сердце единое, связанные незримыми нитями единомыслия и Любви, встретятся уже не на каком-нибудь Крите точка орг, а там, где нам не нужны будут уже никакие лайки и просмотры, а стуканье по клавиатуре сменит живая речь, текущая от сердца к сердцу серебристыми поющими ручейками…
С удовольствием буду ещё слушать Ваши добрые миниатюры, Антон, тем более в таком прекрасном, соответствующем им, исполнении. Вот уж действительно — Рай, для ушей и сердца! Я всегда обретал свои сокровища среди трудов безвестных, забытых авторов. Некоторые книги находил в единичных экземплярах у букинистов, и мне кажется, не выкупи я эту книгу, она так бы и затерялась в небытии. Тут, конечно, нет какой-то моей заслуги, как нет и заслуги того мальчика пастушка, разыскивавшего свою пропавшую козу и отыскавшего в кумранской пещере библейские свитки, случайно бросив в ту пещеру камушек, надеясь услышать блеяния, а услышав звук разбившегося кувшина. Или какого-нибудь одинокого рыбака, подобравшего в прибрежных водах бутылку с ценным посланием внутри. Но, конечно, всё равно приятно осознавать, что находишь что-то поистине ценное, уникальное, а главное — бесконечно своё, родное… словно частичку собственного сердца находишь. И вот, что хочется заметить — эти найденные сокровища, вместе с их творцами, при жизни их мало ценились, получали весьма скупые, а порой и негативные (или, скорее, обесценивающие) рецензии, и никакой земной славы не имели. А потом и вообще были фактически изъяты из библиотек и выброшены на свалку за ненадобностью этому веку. И лишь где-то, волею Провидения завалившийся «за печку» экземплярчик, не попал в ту самую печку, но, подобно упомянутой бутылке в море, преодолев все шторма, попал-таки в руки своего адресата. И вот, открываешь такую книгу, а там, на первой странице — подпись самого автора, самыми настоящими чернилами, и замечательный эпиграф Анненского, которым сказано всё:
«Моей мечты невольно минет день…
Как знать — а вдруг с душой, подвижней моря,
Другой поэт её полюбит тень
В нетронуто-торжественном уборе
полюбит, и познает, и поймёт,
И увидав, что тень проснулась, дышит…
Благословит немой её полёт
Среди людей, которые не слышат...»
И вот тогда чувствуешь вдруг, что время — это только условность, что подлинный адресат твоего письма может находиться в совершенно ином временном отрезке, в других условиях бытия (какие уж там два-три дня, месяц, или даже четыре года), и что подлинно хорошее вино или сыр недаром выдерживаются годами, прежде чем им попасть на хороший стол… Так что выложенное «больше месяца назад» обязательно будут и слушать, и комментировать, и прижимать к своему сердцу, а испечённое наскоро и набравшее тотчас «миллион лайков» часто напоминает сорняк, который вырастает быстро и заполоняет собой всё полезное пространство, и радуется здесь и сейчас своему ошеломляющему успеху, но никакого будущего, увы, не имеет.
Я часто иду по Вашим следам, дорогая Нуре! :) И нахожу что-то ценное и хорошее, доверяя Вашим комментариям и отзывам. Вы для меня — трудолюбивая пчёлка, которая знает, где ароматные луга и душистый клевер. :) Вижу вас — и душа укрепляется надеждой. Что город будет и саду цвесть :) Мы ведь даже и не замечаем иногда, как поддерживаем порой и укрепляем друг друга лишь фактом своего существования, даже если и не слишком-то в силу разных причин пересекаемся на полях общения словами.
Ой, а я всегда нахожу что-то ценное для себя именно в «выложенном больше месяца назад». Или, что ещё чаще, больше ста лет над :) Прямо как герой Вашего рассказа, нашедший нужного поэта на четвёртый год поиска :) Но только, конечно, вовсе не с целью обогатить его лайками :) Хотя, честно сказать, буду в душе рад, если он ими щедро обогатится. Лишь бы не в ущерб своей душе и творчеству. Пусть люди слушают все такие прекрасные вещи, пусть тёплые лучики, вышедшие из души автора и преломленные душою чтеца, обязательно найдут свои благодарные вместилища чьих-то добрых и светлых сердец.
Такие тёплые, уютные маленькие рассказы-наставления. Прямо как витаминки какие-то для души. Вкусные и полезные. Направляют мысль в правильное русло. Послушал с большим удовольствием. И «Страну дрожащих писателей» тоже. И озвучено так прекрасно, душевно и убедительно, какой замечательный чтец!
Огромное спасибо Вам, Анна, и, прежде всего за то, что Вы просто послушали эту книгу. Для меня она драгоценна и любима, всё в ней понятно моему сердцу, всё бесконечно близко ему. Выше в комментариях я уже отмечал, что у этого автора есть и другой (ещё более редкий и безвестный) роман — «Девственность», очень рекомендую Вам послушать и его (есть в прекрасном исполнении Никошо) — он прекрасен. Но если «Целомудрие» — чисто автобиографическая тетралогия, то «Девственность» — вещь больше аллегорическая, иносказательная, и понять её по настоящему можно только после этой, уже прослушанной Вами книги. Тогда Ваше сердце поймёт, кто же была на самом деле Тася для автора. Благодарю Вас от всего сердца за все Ваши тёплые слова и за интерес к этой книге!!!
Очень люблю чтение Никошо, его замечательный тёплый и добрый голос, но тоже частенько испытывал снотоворное действие эзотерических текстов, которые он читает. Причём поначалу слушаешь очень внимательно, осознаёшь всё, что слышишь, а потом… :)) а что потом, об этом уже прекрасно написали Анна, Светлана и Юра ;) Но вот замечу: такого НИКОГДА не происходило со мной при прослушивании художественных произведений, озвученных Никошо, которые я очень сильно люблю («Серебристый грибной дождь», «Девственность», «Сломанные крылья») Там я был весь слух и весь внимание, и чары Морфея ни на миг не овладевали мной. А ведь это то же информация. И очень важная и ценная, по крайней мере, для меня. Но преподанная иначе. И здесь напрашивается очевидный вывод: там, где есть яркий художественный ОБРАЗ, а не просто наставление, инструкция — там сердце распахивает ворота, и стражи ума не дремлют, и весь инструмент восприятия бодрствует, простирая руки навстречу слову. И душа, как жаждущая воды почва, радуется каждой капле, не пропуская ни одной из них мимо себя. А там, где художественного образа нет (или он второстепенный, размытый, аморфный) и главенствует слово поучения, наставления, уже в силу своей без_образности обращённое более к аналитическому уму, чем к сердцу — там срабатывает какой-то предохранитель, отправляя лодку сознания сладко качаться на сонных волнах… :)
Благодарю, что послушали и отозвались, Jjbee! Вообще, мне показалось, что Солоухин достаточно честно пишет здесь и о своих тёмных пятнах. Пальто у него здесь, конечно, не чёрное, но вроде бы и не белое. Скорее, серое. Что на фоне белого снега и фиолетового неба всё равно выглядит скверно. Лицемерие здесь некоторое есть, согласен с Вами — и, между прочим, я и хотел его слегка подчеркнуть, вставив в начало текста эпиграф из его же собственного стихотворения. Который весьма контрастирует с тем, что слышим в рассказе. Но в целом, автор, по-моему, довольно честен и, главное, поднимает проблему, о которой мало кто вообще пишет. Проблему ослеплённого и жестокого человеческого сердца, возомнившего себя царём природы. А это по своей сути ещё куда большее и куда более скрытое самолюбование, на мой взгляд. У Солоухина есть ещё один рассказ на схожую тему — «Homo Sapiens. Поездка на озеро Севан». Если Вы ещё не совсем отвратились от этого автора :) то, может быть, захотите послушать…
«Половое влечение мучит человека безысходной жаждой соединения. Поистине безысходна эта жажда, и недостижимо соединение в природной половой жизни. Дифференцированный сексуальный акт, который есть уже результат космического дробления целостного, андрогинического человека, безысходно трагичен, болезнен, бессмыслен. Сексуальный акт есть самая высшая и самая напряженная точка касания двух полярных полов, в нем каждый как бы исходит из себя в другого, исступает из границ своего пола. Достигается ли в этой точке соединение? Конечно нет. Уже одно то говорит против сексуального акта, что он так легко профанируется, сбивается на разврат, прямо противоположный всякой тайне соединения. Соединение в сексуальном акте — призрачно, и за это призрачное соединение всегда ждет расплата. В половом соединении есть призрачная мимолетность, есть тленность. В исступлении сексуального акта есть задание, неосуществимое в порядке природном, где все временно и тленно… Мимолетный призрак соединения в сексуальном акте всегда сопровождается реакцией, ходом назад, разъединением. После сексуального акта разъединенность еще больше, чем до него. Болезненная отчужденность так часто поражает ждавших экстаза соединения. Сексуальный акт по мистическому своему смыслу должен был бы быть вечен, соединение в нем должно было бы бездонно углубляться. Две плоти должны были слиться в плоть единую, до конца проникнуть друг в друга. Вместо этого совершается акт призрачного соединения, слишком временного и слишком поверхностного. Мимолетное соединение покупается еще большим разъединением. Один шаг вперед сопровождается несколькими шагами назад… Соединение полов по мистическому своему смыслу должно быть проникновением каждой клетки одного существа в каждую клетку другого, слиянием целой плоти с целой плотью, целого духа с целым духом. Вместо этого совершается дробное, частичное, поверхностное соприкосновение, плоть остается разделенной от плоти. В самом дифференцированном сексуальном акте есть уже какая-то дефектность и болезненность. Акт соединения полов должен был бы быть вечным, не прекращающимся, не сопровождающимся ходом назад и реакцией, цельным, распространенным на все клетки существа человеческого, глубоким, бесконечным. Вместо этого сексуальный акт в порядке природы отдает человека во власть дурной бесконечности полового влечения, не знающего утоления, не ведающего конца. Источник жизни в этом мире в корне испорчен, он является источником рабства человека… Сексуальный акт насквозь безличен, он общ и одинаков не только у всех людей, но и у всех зверей. Нельзя быть личностью в сексуальном акте, в этом акте нет ничего индивидуального, нет ничего даже специфически человеческого. В сексуальном акте личность всегда находится во власти безличной родовой стихии, стихии, роднящей мир человеческий с миром звериным. Мистическое задание личного соединения в единую плоть недостижимо и неосуществимо в стихии безличной»
«Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна»
Век будет верна. А за веком этим настанет Вечность — и лишь этой хрупкой надеждой и живёт уже сердце Павла. И никогда, никогда не расстанется он внутри себя со своей Тасей, и фантомные боли недостающей части собственного естества никогда не исчезнут в нём до тех пор, пока он не воссоединится, наконец, со своей Наречённой.
И много таких увечных, ампутированных, покалеченных живёт на этой Земле. Ожидая часа своего исЦЕЛения, и видя его лишь в мечтах своих, да в этих вот светлых прозрачных снах… где бежит Единственная к нему навстречу, простирая руки свои к нему, для того, чтобы разрозненное и разорванное пополам на земле, стало наконец, Единым Целым…
А друг поступил, конечно, очень скверно. Животная, дикая кровь («дикое дитя степи, привыкшее слушать лишь экстазы дикой души») взяла в нём верх над разумом и хорошей, благородной душой. Девушку, конечно жаль, но её судьба всё же не кончена, и может быть ещё вполне благоприятный исход в её жизни. А вот друг обречён уже без всякой такой надежды, и сам себе выносит самый строгий и безжалостный приговор. Поэтому, наверное, и слова сострадания обращены к нему…
"… Само название книги говорит (при беспредельной искренности) о бережном, сверхбережном обращении со столь сложной и загадочной материей, каковую люди зовут любовью…
… Вся белая, в горностаевой шубке, в белой шапочке, она походила на снежное облачко, на солнечный луч; непохожая на человека, она была с неба, с самой лучшей его серединки.
— Мы еще увидимся! — повторила она уходя, и опять с лица ее пролился тонкий внутренний свет, как обещание, и призыв, и тайная ласка, от которой стало жутко, и опять она посмотрела ему в лицо, точно все зная, и слово «увидимся» упало гак же нежно, как благоухающая снежинка».
Это любовь, зарождение любви, пусть детской, но иногда именно такая любовь освещает потом человеку, весь жизненный путь, и он потом всю жизнь ищет свою «Тасю» и, не находя ее в других девушках и женщинах, приходит в разлад с самим собой, то есть фактически со всем внешним миром…
… Бессмысленно пересказывать книгу, которую читатель уже держит в руках. Хочется только, чтобы он обратил внимание, как далек мир этой книги от сексуальных проблем наших дней, от этой вседозволенности со школьными половыми связями, со школьными абортами, с этими темными подвалами, о которых пишут иногда наши газеты и журналы, с этим СПИДом, с этими сексологическими инструктажами, печатающимися в молодежных газетах… Это было другое время, другая страна, другое общество, а я бы даже сказал другая планета.
Недаром книга называется «Целомудрие»."
«Дорогой Николай Иванович! Вчера мы прочитали в газетах приговор над сворой право-троцкистских шпионов и убийц. Нам хочется сказать большое пионерское спасибо Вам и всем зорким наркомвнудельцам [НКВД]. Спасибо, товарищ Ежов, за то, что Вы поймали банду притаившихся фашистов, которые хотели отнять у нас счастливое детство. Спасибо за то, что Вы разгромили и уничтожили эти змеиные гнёзда. Мы Вас очень просим беречь себя. Ведь змея-Ягода пытался ужалить Вас. Ваша жизнь и здоровье нужны нашей стране и нам, советским ребятам. Мы стремимся быть такими же смелыми, зоркими, непримиримыми ко всем врагам трудящихся, как Вы, дорогой товарищ Ежов!»
Не стану дальше развивать мысль, и приводить ещё примеры — думаю, посыл моей мысли и без того понятен. Я дам ссылку на когда-то с интересом прочитанную мной статью, не помню откуда её взял, но сохранил в ПДФ, чтобы не потерять. В ней куда более последовательно рассмотрен затронутый мной здесь момент: www.svetlica.in/materialy/ehvoljucija_detskikh_zhurnalov_v_rossii_za_200_let.pdf
«Моей мечты невольно минет день…
Как знать — а вдруг с душой, подвижней моря,
Другой поэт её полюбит тень
В нетронуто-торжественном уборе
полюбит, и познает, и поймёт,
И увидав, что тень проснулась, дышит…
Благословит немой её полёт
Среди людей, которые не слышат...»
И вот тогда чувствуешь вдруг, что время — это только условность, что подлинный адресат твоего письма может находиться в совершенно ином временном отрезке, в других условиях бытия (какие уж там два-три дня, месяц, или даже четыре года), и что подлинно хорошее вино или сыр недаром выдерживаются годами, прежде чем им попасть на хороший стол… Так что выложенное «больше месяца назад» обязательно будут и слушать, и комментировать, и прижимать к своему сердцу, а испечённое наскоро и набравшее тотчас «миллион лайков» часто напоминает сорняк, который вырастает быстро и заполоняет собой всё полезное пространство, и радуется здесь и сейчас своему ошеломляющему успеху, но никакого будущего, увы, не имеет.