Немирович-Данченко Василий - Почему я не сделался охотником
Немирович-Данченко Василий
00:00 / 18:23
Почему я не сделался охотником

Описание
Рассказ из книги Вас. Ив. Немировича-Данченко «Скромные подвиги». Во время одного из путешествий автор рассказа забрёл на заброшенный мыс Каспийского моря, где палящее солнце оставило лишь весьма скудную растительность. Но даже там, где почти уже нет ни растений, ни животных, «царь природы» всё же найдёт, где оторваться душой и показать своё, царское, лицо... Эта история показалась мне удивительно созвучной с рассказом Вл. Солоухина «Homo Sapiens. Поездка на озеро Севан».В аудиокниге использована мелодия «Лебедь» — пьеса Камиля Сен-Санса из сюиты «Карнавал животных», созданной в 1886 году, в исполнении корейской виолончелистки Yoon Kyung Cho (CelloDeck). В конце рассказа звучит и песня на эту мелодию в обработке композитора Алексея Захаренко (Origen), исполненная оперной певицей Татьяной Любименко.
Примечание
Василий Иванович Немирович-Данченко — русский писатель, путешественник и журналист, старший брат известного театрального деятеля Владимира Ивановича Немировича-Данченко. Родился в 1845 г. в семье украинца Ивана Немировича-Данченко и армянки Александры Ягубян. Революцию 1917-го Василий Иванович не принял, воспринимая ее «как своеобразное «искушение», которому поддался русский народ». В 1922г. покинул Россию. До 95 лет жил вдали от родины, в Праге. Стал почетным председателем Пражского и почетным членом Белградского союзов русских писателей и журналистов. В день его смерти в Праге были вывешены траурные флаги, а газеты пестрели крупными заголовками: «Умер великий славянин». В России же это событие прошло так, словно его и не было. Лишь спустя много лет творческое наследие было по достоинству оценено, перу Василия Ивановича Немировича-Данченко принадлежит около 300 произведений.
Маленький фонарщик, прекрасное исполнение!
А творчество Василия безусловно заслуживает внимания, но мне исключительно как развитие журналистики в конце 19 века не более!
Если бы в МХТе родители не водили, о старшем брате услышала бы только на лекции)
«Не бывает пророк без чести, разве что в Отечестве своём»
«Подумайте только: как много было читателей у этого чародея. Пишет Василий Иванович шестьдесят лет (я думаю, больше). Напечатано им не менее шестидесяти емких томов – колоссальный богач! Читали его с неизменным усердием во всей огромной России: западной и восточной. Здесь нельзя уже сказать „многочисленная аудитория“, а – прямо – несколько десятков миллионов читателей разных возрастов и поколений. И ни в ком он не посеял зла, никому не привил извращенной мысли, никого не толкнул на дорогу уныния и зависти. А множеству дал щедрыми пригоршнями краски, цветы, светлые улыбки, тихие благодарные вздохи, напряженный интерес романтической фабулы…
Хорошо, когда человек, пройдя огромную жизнь и много потрудясь в ней, оглянется назад на все пережитое и сделанное и скажет с удовлетворением:
– Жил я и трудился не понапрасну.
Сказать так – право очень редких людей. Среди них – Василий Иванович, один из достойнейших»
(А. Куприн. Добрый чародей).
«…Для того чтобы бросить камень в грешного человека, Немирович должен сперва бесповоротно осудить его в сердце своем, а оно на бесповоротные осуждения неохоче и осторожно. Я не раз повторял и теперь скажу: из русских писателей Василий Иванович по духу ближайший и вернейший всех учеников Виктора Гюго: энтузиаст веры в хорошесть человеческой натуры. Он убежден, что искра Божия, вдохнутая в первогрешного Адама, неугасимо живет в каждом, хотя бы и глубоко падшем, его потомке. Что, каким бы смрадным грузом житейских мерзостей ни завалил человек эту божественную искру, она в нем тлеет, выжидая своего часа. И однажды, в благоприятных призывных условиях, она может вспыхнуть пламенем великодушного порыва, чтобы покаянно и искупительно осветить и согреть окружающую жизнь ярче и теплее, чем способна равномерная, рассудочная добродетель тех беспорочных и непогрешимых, что живут на свете „ни холодны, ни горячи“.
Немирович-Данченко ненавидит деспотов, тиранов, утеснителей человечества, владык и слуг „царюющего зла“, в каких бы формах и личинах оно ни вторгалось силою, ни вкрадывалось обманом. Ненавидел железнорукую автократию Александра III, ненавидит человекоистребительный, безбожный большевизм. Однако я убежден, что если бы ему, как Данте Алигьери, дана была власть распорядиться судьбою своих современников в ожидающей всех нас вечности, то Василий Иванович вовсе не написал бы „Ада“. Потому, что он даже ненавистную ему категорию пощадил бы от безнадежных девяти кругов, а только заставил бы ее хорошенько отбыть добрый кусок вечности в „Чистилище“. Что же касается „Рая“, то – Боже мой! – какую бы толчею он в раю устроил! Ибо кого-кого только из своих любимых и его любивших не пропустил бы туда, бесчисленною чередою, наш доброжелательный „любимый старый дед“!»
(А. Амфитеатров. Жизнь человека, неудобного для себя и для многих).
«В семье не без урода, а потому между довольными попадались изредка и недовольные. Последние суть следующие:
… Владимир Немирович-Данченко, обижающийся на то, что его смешивают с талантливым братом Василием Немирович-Данченко. У обоих одинаковая фамилия, имена обоих начинаются с одинаковой буквы и оба не одинаково пишут. Брат Василий плохо пишет и неизвестен, брат же Вольдемар отлично пишет и известен не только всем сотрудникам «Курьера», но даже и редактору «Развлечения»… И вдруг их смешивают!
… Что такое особенное написал Владимир Немирович-Данченко (не настоящий), во второй уже раз извещающий человечество чрез «письмо в редакцию» о своем необыкновенном творении? В первый раз он сердился на публику за то, что она смешивает его с братом Василием Ивановичем (настоящим), теперь же обвиняет каких-то злоумышленников в том, что они где-то в провинции уже несколько раз ставили его драму, тогда как он еще «не выпускал в свет ни одного экземпляра» своей драмы. Бушует, неугомонный! Есть драматурги, которые натворили сотни драм, да молчат, а этот нацарапал одну, да и то кричит о ней, как голодная чайка или как кот, которому наступили на хвост. И Шекспир так не хлопотал, кажется… Что-нибудь из двух: или Woldemar слишком юн и учится еще в гимназии, или же его драма действительно замечательное произведение. Подождем, посмотрим, а пока, юноша, успокойтесь и не выскакивайте из терпения. Драматургу подобает серьезность...» (Чехов. Осколки московской жизни ).
А мораль истории такова: лучше всего охотиться за грибами! Они сами в корзину просятся — и не обидно никому:)