Лубок, это не «искусственная красивость», это простота и безыскусность подачи материала. «Сладкая карамелька» — это приторность, да, заключающаяся в том, что хорошие персонажи безусловно хорошие и верующие, а плохие безусловно плохие и не верующие. Какие-то читатели не заметят столь бедную оттенками цветовую палитру рассказа, другим она придётся по вкусу, третьи же, возможно, более искушенные в литературе, а, может, более критичные по складу ума, найдут рассказ скучным и даже отталкивающим. Таким людям нужна более тонкая, более психологичная и остроумная подача материала для того, что бы смысл написанного проник в сердце. Это не значит, что у таких людей «что-то не так с душой», просто им нужно кушанье по-острей (возвращаясь к примеру с карамелью). Вы пишете :«Если кто-то не может принять искренность и глубину высоких и сильных чувств..» Не сомневаюсь в том, что и ревнители и хулители рассказа одинаково искренни, вот только глубина и сила чувств у них, возможно, разные.

Главное, что Вы не только ответственно дизлайков насовали, но ещё и высказались. :) Рада, что дала повод к работе Вашей критической мысли;)
Это мне напомнило случай из моего детства времен начальной школы. Я сочиняла фантастические рассказы, конечно, тщательно пряча тетрадь от семейных. Мы жили с бабушкой — бывшей учительницей литературы и русского языка. Однажды я достала свою тетрадь с рассказами и ахнула от изумления: все её страницы были исчерканы красной ручкой! :) Моя бабуля провела работу над орфографическими ошибками и вернула мою тетрадь в тайник.

Теперь уж я прослушаю все произведения, озвученные Вами. Спасибо.

Так Вы не называете всех верующих убогими верунцами? Ну слава богу! :)

А я Вам говорю, что можно «превращать» веру и в лубок и в сладкую карамельку! Потому что каждый человек верит по-своему. Пусть вера ребёнка будет сладкая, как карамель и простая, как лубок. Вера мужчины пламенная и беззаветная. Вера старика тихая и радостная. Главное, что бы вера эта смягчала и возвышала сердца, а не ожесточала их. Да и верить можно в разное. Можно верить в то, что мир, погрязший в грехах, спасёт только атомная бомба. Но лично я за ту веру, которая делает людей добрее и радостней. Побольше бы такой веры на земле.

А что касается книги, так я на первый Ваш отзыв поставила большое солидарное сердечко. Рассказ, действительно, слабый, по моему мнению, как с литературной точки зрения, так и с душеспасительной (моральной). Впрочем, после Братьев Карамазовых, мало что из «драматических» произведений может пронизать мою душу.

Да я-то не о книге! Я о тех 2х цитатах, которые указала в своём первом сообщении. С одной из них Вы восторженно согласились, другую привели сами. Так вот, если Вы пишите, что «верить можно» и что «люди во все времена были хорошие и плохие», зачем тогда приводить эти глупенькие, однобокие цитаты, которые как бы намекают на то, что все верующие — это «убогие» (ваше слово) верунцы. Я лишь, со свойственной мне чувствительностью, уловила здесь противоречие:)

Лично я за сладкую карамель и за веру, услаждающую сердца! Зато Ваша личная неприязнь к сладкой карамели не даёт Вам права обзывать этих нежных положительных комментаторов и саму госпожу автора лубка «убогими» верунами, не тем более проститутами и проститутками! Стыдитесь и покайтесь, пока не поздно. Мир спасёт доброта! И сладкая карамель.

Это разновидность современного искусства. Форма без содержания, вещь в себе, слова ради слов. Жирные, сочные, хрусткие слова, приятно будоражущие нёбо пресыщенной нервной личности с неугомонным воображением. Совершенно неудобоворимые для личности цельной, разумной, цепко цепляющейся за реальность. Для меня подобная проза, как карамельный попкорн, но я та ещё извращенка.
Возможно, Вам не по душе гастрономические сравнения, тогда Вы можете сравнить данные литературные экзерсисы с двух часовым описанием заката, падающей с горы воды и пением соловья в оливковой роще, только без заката, воды соловья и рощи.

Ребята, Доминик и Karajan! «Бойтесь верующих, ибо у них есть бог, который им всё прощает». «В детстве я молил Бога о велосипеде. Потом понял, что Бог работает по-другому. Я украл велосипед и стал молиться о прощении». Такие верующие всё равно, что не верующие, а коли разницы нет, то зачем тогда и разделять их? Вот я, например, настоящий, правильный верующий. Никогда не молила Бога о «велосипеде» в детстве (как-то стыдно было беспокоить Бога такой ерундой) и никогда не крала «велосипеды» ибо ни Атос, ни рыцари круглого стола никогда так не поступали. Значит и не приходилось мне молиться о прощении Божьем. Ну так, как по вашему, ребят, хороший я верующий или нет?

До чего же голос сладкий, пряничный, былинный, с мягким бархатным эхом в конце каждой фразы. Чародей Чурсин.

«Достоевский считал, что человек скот.» Серьезно? Прям так и считал? И Вам, вероятно, поведал по секрету.

Удивительно, почему у самОй «замечательной истории» лайков меньше почти в 2 раза, чем у
коммента, состоящего из двух слов…

Замечательная история!

Вы пытаетесь с помощью ума разрешить вопросы, ответы на которые доступны только сердцу.

Очень красивая во всем (даже в «смердящих разлагающихся трупах») и очень грустная книга.

Роман я не дослушала (в детстве не дочитала) и вот почему. Первое, с чем я столкнулась при прослушивании — абсурдность и фантасмагоричность сюжета. Ну, хорошо, подумала я, вероятно, это авторский приём для того, что бы излишней гротескностью происходящего подчеркнуть и усилить смысл произведения (пока ещё непонятный). Однако, дальнейшее прослушивание убедило меня в том, что этот абсурд и фантасмагория — служат не инструментом, а являются как бы вещью в себе, при этом от сцены к сцене, наслаиваясь друг на друга, как снежный ком и усиливая общее впечатление абсурда. Итак, я словно бы попала в сон автора, где реальность эфемерна и зыбка, где ты пытаешься укрепиться на чём — то более менее реальном и логичном, «встать на некую точку», по выражению Достоевского, или обрести ориентир, но у тебя ничего не выходит, потому что как и в любом сне, здесь нет иного другого смысла, кроме того, что это сон и он продолжается. Возможно, дальнейшее, это уже дело вкуса. Есть сны, которые" цепляют", а есть, которые нет. И, надо сказать, до сего момента, почти всё из прочитанного ранее, что многими людьми относится к тяжёлой или странной или слишком тягомотной литературе, заходило мне на ура. Например, тот же Густав Майринк, которого также отличает «сомнамбулическая» манера повествования. Несмотря на сюрреалистичность, в его книгах есть какая-то… сложно подобрать подходящее определение,… жизнь что-ли или душа. Но эта лошадь, по кличке ЗамОк, абсолютно мертва, она не дышит и источает миазмы тлена. Как я уже сказала ранее, книга абсурдна и граничит с бредом, но не с бредом ярким и сочным, захватывающим своей силой, а с бредом сухим, схоластичным, бледным, как застиранная простыня и тяжёлым, как затяжная болезнь. Подробное описание и утрирование каждой самой незначительной, высосанной из пальца сцены, похоже на медленную пытку. Вместе с тем, очевидно, что роман просто состоит из этих «незначительных сцен» и они-то как раз и являются тканью написаного.
А что же со смыслом? Прочла многих комментаторов выше, но смысл так и остался эфемерным. Кто-то пишет: «гениально завуалированная модель универсального руководства по созданию саморегулирующейся системы тоталитаризма в психоделической обертке абсурда.» Прочла 2 раза эти словеса, что бы разобраться, о чем они. (Хорошо хотя бы то, что сам Кафка не пользуется подобной терминологией в отличие от своих апологетов). Предположим, да, я согласна с выводом автора комментария. Бюрократия, тоталитаризм, всё это плохо и приводит к печальным последствиям. Но нагромоздить целый роман тяжелого, выматывющего, болезнетворного абсурда, ради одного только этого вывода? Нет, этому нет оправдания. Пойду пересмотрю хороший фильм на тему тоталитаризма и бюрократии — Бразилия, Терри Гильяма, это как бы Кафка, но только наоборт. Всем удачи и извините, если, кого-то задели мои слова.

да, книга номер 7 «И аз воздам». На других ресурсах можно найти аудиокнигу

Собственно, Наталья Аксенова ответила вместо меня. А логика моего предыдущего поста заключалась в том, что я лишь хотела обратить Ваше внимание на то, что использование латинских фраз образованным населением в описываемую эпоху — исторически достоверно. Ну а если сей исторический факт кажется Вам нелогичным, то это уже не ко мне, а к ислледователям той эпохи.

Латинский язык вплоть до позднего средневековья считался международным языком образованных людей. Его обучение было обязательным в университетах и семинариях. На нём было модно общаться в студенческой среде. На нем писались научные, богословские, а иной раз и философско-этические трактаты. Так что нет ничего удивительного в том, что гг перебрасывается латинскими фразами в обществе, приблизительно равном себе по образованию.