Рассказ производит очень сильное впечатление, пожалуй, не только благодаря откровенному натурализму.
Последнее, что происходит в нем, хотя и совершается как религиозный обряд, имеет куда более неформальный смысл. И, как это ни странно, смысл самый что ни на есть гуманный.
Финал ― торжество гуманизма пусть и над понятной, объяснимой, но неоправданной и бесчеловечной жестокостью.

В чеховском рассказе разговор о благотворительности, пожалуй, уместен, потому что масштабы бедствия после неурожая (это и в самом деле реальное событие, которому Чехов был свидетелем) были чудовищны, а помощь государства фактически ничтожна. Крестьяне поголовно были больны тифом, умирали и от него, и от голода, потому что пищей служил только мерзлый картофель.
Вопрос же благотворительности в целом ― это, конечно, вопрос личного решения, на которое могут повлиять как доказательные аргументы необходимости помочь, так и совершенно иногда иррациональные причины (когда не думаешь о том, какая история стоит за просящим, а просто не можешь не дать).
Я никогда не переводила деньги ни в какие благотворительные фонды. До последнего времени. Но это уже другое, это не благотворительность, это желание победы над агрессором-оккупантом и вера в нее.

Кстати, об этом в рассказе говорит доктор Соболь. Что благотворительность ― самообман, что благодетели хитрят, виляют, обманывают себя «и больше ничего». Другое дело, что, кроме общих фраз о том, что этот вопрос требует делового подхода, основанного на расчете, знании и справедливости, Соболь ничего более не предлагает.
Сам же Чехов довольно скептически относился к благотворительности, несмотря на то, что все же деятельно в ней участвовал. И полагал, что она не должна носить случайного характера и что это дело государственного казначейства.

Конечно же, рассказ не столько о взаимоотношениях мужа и жены, сколько о том, что стало причиной их разлада. И это не просто заурядная личная несовместимость, и уж тем более не разница в возрасте, это несовпадение взглядов и самой установки на жизнь.
И за всем кроется столь волновавшая Чехова проблема интеллигенции, вяло философствующей, апатичной, ленивой, унылой и бесцветной в своей бездеятельности.
Мне кажется, героиня не слишком заслуживает упреков в непонимании своего мужа, если иметь в виду в принципе довольно бесправное положение ее в семье.
Чехов замечательно играет словами и смыслами. О жене при первой встрече с ней читателя он пишет, что «от нее пахло свежими духами». Здесь, в рассказе, эта свежесть ― какая никакая, а все же свобода, или желание ее, стремление к настоящей жизни и жизненная сила (мне понять сложно, для меня духи и свежесть оксюморонное сочетание, но у Чехова очевидно так)
Напротив, про мужа сказано, что он «вносит всюду какую-то духоту», его присутствие, его слова, его дела угнетают.
Именно жена, пока ее муж только решает что-либо предпринять в помощь страдающим от голода, пусть неумело, без опыта, но уже что-то реальное делает.
И именно жена в конце концов причастна к тому, что с мужем происходит некое преображение.
Возможно, потому именно так рассказ и назван.

Мы с вами подумали об одном и том же. В таких случаях они не снисходят до предоставления оригинала. Так совпало, что мой комментарий (чуть ниже) с указанием на источник появился одновременно с Вашим.

Оттого, что российская империя присваивала себе все, что захватывала, Сковорода не становится русским философом. Да и что такого специфически «российского» вы можете найти в его философии? Не говоря о языке, на котором он писал и который ну никак не был образцом «российского» для того времени, в сравнении, скажем, даже с ломоносовским. Это был конгломерат церковнославянского, украинского и в меньшей степени русского.
Цитата же, которую вы привели неточно, видимо, взяв из одного из сборников афоризмов, составленных на коленке, на самом деле из его притчи «Убогій жаворонок» и имеет она, кстати говоря, смысл, противоположный тому, какой вы в нее пытались вложить. Сковорода как раз и говорит о снобизме «велероссов» и попытке унизить другие народы (у него они названы «тетерваками»). И выглядит эта цитата с контекстом таким образом:
«Чего же стыдиться! Тетервак вѢдь есть птица глупа, но не злобива. Не тот есть глуп, кто не знает (еще все перезнавшій не родился), но тот, кто знать не хочет. Возненавидь глупость: тогда, хотя глуп, обаче будеши в числѢ блаженных оных тетерваков: «Обличай премудраго — и возлюбит тя». Обличай-де его, яко глуп есть. Как же он есть премудр, яко не любит глупости? Почему? Потому что пріемлет и любит обличеніе от другов своих. О, да сохранит юность твою Христос от умащающих елеем главу твою, от домашних сих тигров и сирен. Аминь!»

Ваша история про Чаадаева безупречна хороша, спасибо. А юмор нынче может быть только таким.

Увы, философы не сами сели на пароход. А потому не так все и весело.

В остальном так же — назвать все своим, а потом разбомбить.

А сейчас, во время войны, эта «шутка» звучит еще и очень цинично.

Положенных традиционному святочному рассказу добрых сказочных чудес здесь искать не стоит по причине отсутствия у Чехова благодушного оптимизма в отношении перспектив человечества вообще и человеческой натуры в частности))
Забавно, что Черт Иванович здесь совсем как гоголевский черт в «Вечерах на хуторе…», то есть «совершенный немец».

Еще один из новогодних рассказов-розыгрышей Чехова, который, подобно «Рассказу старшего садовника», провоцирует читателя на серьезную философию о целях жизни и назначении человека, однако «серьезность» эта оказывается иллюзией и не единожды в рассказе разоблачается.
Сюжет построен на парадоксах, но так, что, даже дав неожиданную развязку, Чехов тем не менее финал оставляет открытым, а читателя ― в легкой озадаченности от того, правильно ли им понят смысл)).

Картина в самом начале ― одиноко белеющая в степи невеселая станция и удаляющийся от нее и замирающий шум поезда, сама степь, бесконечная и бесконечно однообразная, одинокие птицы над равниной, движения крыльев которых нагоняет дремоту, ― и есть метафора жизни в этом рассказе.
Сначала восторженность и экзальтация от вдруг почувствованных простора и свободы, ожидание новой жизни и нового счастья, но одновременно сомнения и страх перед однообразием, этим чудовищем, которое может поглотить новое счастье, обратить его в ничто. Затем досада от того, что ничего не происходит, переросшая в злобу на себя и на всех, тоска, отвращение и скука, скука, скука…
И вполне закономерный выбор героини в конце.

Тщетно пыталась найти хоть одну из увиденных вами «небольших юмористических мыслей» героини. Мысли ее на протяжении всего рассказа серьезны и даже чересчур, что делает ее в конце концов персонажем довольно скучным.
Вот тетка ее действительно потешна и абсолютно карикатурна, но в ее адрес шутит не Вера, а сам Чехов.
Да и конфликт здесь не между просвещением и невежеством, а между желанием полноценной, настоящей жизни и невозможностью ее не только в данных реальных обстоятельствах, но именно еще и у самой героини, никак не дотягивающей до своих высоких идеалов))

Ну вот, отлично же. Все точно.

Превосходный рассказ. И прекраснейшая иллюстрация того, что чистого реализма в русской литературе, за исключением натуральной школы, не было вовсе.
Но в этом рассказе Чехова концентрация символического в деталях и образах особенная.
Да вот хоть нарочито неправдоподобные, гротескные, почти гоголевские подробности смерти жадного и хитрого барина (отца самоубийцы), который помер ― лопнул, «так и лопнул вдоль».
Символично и построение фабулы, в которой действие, начавшись в одном месте, поплутав в метели и забредя в другие места, вновь возвращается в исходную точку, то есть движется по замкнутому кругу, а оттого все вопросы и проблемы в рассказе так и остаются неразрешимыми.
Все смешалось не только в воздухе во время метели, но и в самих людях, и все страшно, и все хаос, и все темное и тяжелое ― бесконечно в этом круговороте жизни.
Тьма черной страшной избы с покойником также символична, ее сменяет ослепительный свет освещенных улиц больших городов, но он видится только в мечтах, да и ярко освещенный дом фон Тауница с шумом и веселым смехом ― в итоге тоже фикция.
И выходит, что жизнь ― это сон, который снится герою не один раз, в нем много сказочного, но главное, что в нем «мы идем, мы идем, мы идем…» куда-то. «Метель, и больше ничего...»

Да все вы прекрасно поняли про жизнь насекомых на этом сайте.
«Перекапывание старья» вещь полезная. Чтобы мозги не выхолащивались вот так, как ваши. Ну, и к тому же как раз теперь провожу для себя в некотором роде ревизию русской литературы, ко многому меняя отношение. И мне это и интересно, и важно.
А вот вы, которому так во всем этом неуютно, вообще непонятно зачем сюда заглянули. Никто ж не неволил.
Бесцельность своей жизни (лжестрадания ваши ведь от этого?) не переносите на других.
Простите, отвечать больше не буду.

Вот вы, Епифан, обвинили Набокова в пошлости. Вероятно, считая себя свободным от нее?
Есть такое явление в природе ― трофобиоз. Штука весьма полезная и необходимая. В природе. Не у людей. У людей она отвратительна.
И, к сожалению, заразительна. Особенно в парцелляции)))
Да и в свете, так сказать, современных интерпретаций, муравей, вот хоть в баснях дедушки Крылова, существо благородное, но весьма-весьма амбивалентное.
Тля же ― тля и вовсе тварь мерзейшая.
Однако муравью с ней комфортно, и хоть он вроде как сам не циник, но даже весело. Думаю, вы прекрасно поняли, о чем я.
Sapienti sat.
Веселитесь и дальше.

Эк вас сильно зацепило. Но вот только опять у вас ― все мимо. В разговоре о литературе (не писателях) нужно опираться на текст, а не на свои домыслы. А тексты вы не читаете и не знаете (конечно же, это ваше право). Но только и рассуждать об этом в таком случае не следует. Любая мысль о литературном произведении должна подкрепляться именно текстом, иначе выйдет то, что выходит у вас. И не имеет в данном случае значения, когда он создан. Речь вовсе не об этом.

И не следовало бы вам обнажать все худшее в себе, переходя на личности. Не зная в принципе ничего о своем собеседнике. Очень уж низкопробно вышло.

Вот ведь кто прочтет эти ваши суждения о литературе, здесь ли или в иных местах, и ненароком подумает, как это глубокомысленно. А у вас очень многое (не все, к счастью) ― мимо смыслов.
Не потому, что неспособны понять, а потому что привыкли уже конструировать лжеконцепции на пустом месте (элементарно из-за того, что рассуждаете, не читая и не зная).
Напридумывали себе ерунду про толстых, чеховых и про то, что они писали (про Кафку у вас тоже почти все было мимо, но мне как-то неловко было уж совсем откровенно вам об этом говорить), и предподносите всем как знание.
Вы тем самым не лучше, нет, не Набокова даже, а вашего представления о нем, и весьма как раз иногда и напоминаете один из чеховских типажей ― героя-резонера, говорящего много, пусто и в никуда.
С удовольствием лайкну что-нибудь, что мне покажется интересным, да хоть мемуарное, к примеру, про дедушку, но не эту чепуху.