Вторая книга — художественное продолжение публицистической формы Первой книги, которую я начал озвучивать. Они, кстати, таки и идут: Книга 1 и Книга 2.
Все книголюбы читали «Спартака» Джованьоли, Рафаэлло, так как в виду ее идеологической выдержанности, она издавалась в СССР большими тиражами. Роман толстоватый, но Джузеппе Гарибальди в письме своему соратнику по освобождению Италии от австрийского засилья пишет ему, что роман замечательный, актуальный, но очень короткий. Видно, он не видел романа «Спартак» Василия Яна. Интересно, что бы он на сей счет сказал? «Вот, прочитал Яна: не успел разбежаться, как роман кончился».
Для тех, кто еще не в курсе, есть книги также посвященные теме «Спартак», отличающиеся своими своеобразием:
Кёстлер, Артур «Гладиаторы»
Фаст, Говард «Спартак»(Книга экранизирована, США)
Галло, Макс «Спартак. Бунт непокорных»
Лесков, Валентин «Спартак»
Валентинов, Андрей «Спартак»
Василий Ян, мастер короткого исторического романа, умудрился создать исторический роман о гладиаторе Спартаке в очень сжатой форме, используя, как всегда, яркую художественную палитру метких выражений, описывающих как самого протагониста — Спартака и его окружение, так и время, в котором он жил и боролся за свободу.
Меня особенно впечатлила первая яновская глава первой части романа, где автор описывает бурное море, которое, как мне показалось, являет собой аллегорию на Рим, в недрах которого кипит и бурлит негодование возмущенных своим нечеловеческим, можно сказать, скотским положением несвободных людей, т.е., к рабов, вылившееся в итоге в восстание, возглавленное гладиаторами во главе со Спартаком — гениальным полководцем, побивавшим грозные и непобедимые римские легионы.
Василий Ян сумел подать нам Спартака таким, каким он и был на самом деле — борцом за свободу угнетенных рабов. Как бы ни звучала подобная оценка пафосно о романе, а также о самом главном герое, впечатление от романа остается неизгладимым.
И тем не менее, у Яна, в его стилистике, чувствуется влияние Азии, например, слово «караван», а также идеологическое влияние. Но это нисколько не обедняет текст, а вносит некий азиатский колор. Спартака мы все равно видим Спартаком, а не Спитамина или Муккану.
Да, я собственно не читаю, я скорее, создаю театр одного артиста, исполняя роли разных персонажей, при том, что я не адаптирую под клиповый вариант, хотя могу заниматься и адаптацией, но это для детей, а я — андрогог. Поэтому я озвучиваю художественную литературу или фикшн или если нон-фикшн, то беллетризированный нон-фикшн приближенный к фикшн. Вот, кстати, дикторы озвучивают всех персонажей в одной манере, на то они и дикторы, а не актеры. Даже актеры так поступают, как дикторы. Поэтому разница пропала между актером-декламатором и диктором — так и возник средний вариант начитки в аудиокнигах на потребу среднему слушателю. Я же свои аудиокниги посвящаю 10% слушателей, которые также и читают книги, но и не прочь послушать. Из всех чтецов можно выделить малую часть, кого я лично могу слушать. Вот, кстати, Клюквин мне разонравился. так он озвучивает на потребу широкого круга.
Спасибо за ссылку, очень познавательно, особенно, про звуковую эстетику, в частности, новые многоканальные звуковые форматы. Я много раз представлял себе, если бы я записывался бы в высокотехнологической профессиональной студии, то вообще бы к моим озвучкам не было бы нареканий.
Подобную литературу с выражением не читают. Ее вообще, надо читать по-дикторски, как это делает многоуважаемый Терновский. Уверен, если бы он озвучил эту книгу, которая больше ему подходит, то 99% слушателей закидали бы его лайками.
Мариша, вы, как всегда, эмоционалите больше, нежели логируете. Декламировать художественные тексты могут лишь люди с художественным мышлением. Кстати, я когда-то учился на художника.
Здравствуйте, Аркадич.
Слушая М-ра Ондатра я уже через десять минут перестал замечать его недостатки. Это скорее у меня мимикрия. Но, согласен, большинству людей сложно мимикрировать, оттого им легче найти соринку в глазу другого, но не увидеть бревна в собственном глазу.
Уверен Вы со мной согласитесь: если эту книгу из русскоязычных дикторов никто не озвучил еще, то мы должны выразить благодарность, М-ру Ондатре, в противном случае, никто бы ничего здесь не писал, а нашли бы диктора для себя получше, но с другими огрехами.
Вряд ли диктор читает плохо, а тем более, ужасно — диктор М-р Ондатра читает средне, то есть, для литературы нон-фикшн в самый раз. Кстати, «ондатра» с татарского языка означает «вот там стоИт».
Тембр голоса у диктора тенор, причем не яркий тенор, но мягкий, что свойственно жителям степных зон, в частности, татарам или малороссам. То, что диктор малоросс проявляется в тенденции смягчать твердые звуки, а именно звуки [ Т, Д, Г ], которые превращаются в его устах в [Ть, Дь, Х]. Он их попросту фрикативит, то есть, смягчает. Например: «лЬюдей», «тЬе, кто наблЬюдаетЬ, что вокруХ»; а также: «учэтСа», вместо «учицца», хотя на письме «учиться».
И, тем не менее, видно, диктор очень старается произносить русские слова, согласно стандарту.
Разумеется, у любителей аудиокниг, привыкших к стандартному произношению, чтение диктора вызывает негативную реакцию, хотя если бы слушатели пожили бы в малоросской среде с месяц, они перестали бы замечать «огрехи». Формируются так называемые произносительные или звуковые стереотипы.
Я думаю, главный недостаток у диктора, все-таки, в причмокивании губ во время чтения, я бы даже для этого случая изобрел бы новое слово — притявкивание, когда соединяются внутренние части губ и идет как бы активная игра слюней, которую улавливает микрофон. Мы таких называем «слюнявые дикторы». Разумеется, для дикторской работы – это вне нормы. Также имеет место придыхания, тяжелый дых – оно и понятно, когда диктор долго читает, ему не хватает дыхания; и потом, мало кто делает дыхательные упражнения. Если вы заметите у многих дикторов –любителей слышны на звуковых дорожках «дыхи». Вот, кстати даже у профессионалов они есть, особенно у курящих дикторов или у которых слабые легкие, бронхи.
О «Тихом Доне» уже много сказали, но мало кто интересного сказал о работе чтецов. Михаил Ульянов в качестве чтеца «Тихого Дона» более всех подходил на тот момент — он какой-то очень народный, но не казак — чувствуется по его манере; прочитал роман как истинный русский человек, как русский мужик, причем очень энергично, как всегда. Представил себе, как Иннокентий Смоктуновский прочитал бы «Тихий Дон» — невольно улыбнулся, несмотря на то, что Смоктуновский — гениальный декламатор. Терновский читает как диктор, но не как чтец, а здесь все-таки нужна декламаторская работа, что и выполнил Михаил Ульянов на пять, но без плюса. Однако надо отметить, что для 90% любителей аудиокниг — в самый раз, особенно для тех, кто мало или вообще не знаком с казачьей жизнью, казачьим говором. Все-таки, казаки — это субэтнос и у них свой неповторимый образ жизни и произношение, чего никто из чтецов не изобразил в прямой речи. Как всегда, хромает аутентичность аудиотекста.
Единственное, что мне понравилось в своей озвучке в данной книге — как я изобразил дядю Лорда Генри Уоттона; кажется, Лорд Фарсмер (Глава 3 — кажется с 3 минуты). Пишу подробно как найти, чтобы вы не утруждали себя в поиске. Сам-то я это уже слушать не буду, я как бы это уже перерос, но перечитывать буду.
Как говорится, все жанры хороши, кроме скучных. Вот, так и с пособиями по изучению иностранных языков: все пособия хороши, кроме скучных. Пока я изучал английский еще в начале 90-х гг., у меня накопился огромнейший арсенал пособий и учебников, каждое из которых, признаюсь, было хорошо до тех пор, пока я не натыкался на новое. В итоге я понял, что у всех пособий есть один общий недостаток — они лишены эвристики, отсутствие чего компенсировалось шквальным алгоритмическим подходом в обучении. Для начинающих алгоритмический подход в обучении в самый раз, так как они не имеют речевого опыта на изучаемом языке, но проходит определенное время и у них наступает эффект плато, с которым справляются лишь самые отчаянные и одержимые, а их всего 10%; остальные же 90% так и не достигают намеченной цели. В общем, языковых недоучек, как всегда, больше, согласно статистике, нежели тех, кто достиг цели. Виноваты ли пособия? И да, и нет.
Так, вот, вся загвоздка в том, что пособия — это костыли необходимые лишь на начальном этапе и нужно стараться от пособий постепенно отвыкать, переходя на аутентичный материал в освоении иностранных языков. Следовательно, пособия не должны быть слишком затянуты: если это печатная продукция, то пособие по объему не должно превышать 60 печатных листов.
Разумеется, есть еще секреты, о которых знают лишь профессионалы.
Спасибо за вопрос.
Да, я выразился категорично по поводу неэтичности. Но как мне думается, это навязывание другому собственного вкуса. Ведь, кому -то нравится данный чтец, а вам лично — нет. Ведь, это дел вкуса? Или я ошибаюсь? И потом, ведь можно косвенно подвести к истине.
Как-то некрасиво безапелляционно утверждать, что этот писатель плохой, а этот хороший, этот чтец (или чтица) неважный, а этот крутой итд. Или же мы читаем рекомендации любителей аудиокниг под им не понравившимся чтецом: «Послушайте эту книгу в исполнении такого-то, в смысле, другого чтеца».
Очень, я бы сказал, неэтично!.. Такое можно писать, но в частной переписке с приятелем или другом.
Я не слушаю книг в исполнении В.Герасимова, но, тем не менее, он — своеобразный чтец, запоминающийся при том, что у него, как мне слышится, речевые дефекты. Возможно, не дефекты, а говор. Мне почему-то кажется, что он из Перми. Надо отметить, что у В.Герасимова есть: то ли чтецы-подражатели — я слушал подобных, то ли чтецы с подобной идиосинкразией на печатный текст. И, кстати, правильно делают те читатели или слушатели, которые не торопятся со своим оценочными суждениями по поводу работ, а семь раз отмерят, один раз отрежут. Как говорится, поспешишь, людей насмешишь.
А вообще, как мне думается, большое количество чтецов в виртуальном пространстве — это следствие наших предпочтений и В.Герасимов, разумеется, на любителя — у него есть своя слушающая аудитория, точно также как у писателя М.Веллера — своя читательская. Вот, кстати, у последнего есть книжка, как писать книги. И мне думается, эта книга — самое лучшее из им когда-либо написанных произведений, где он расточает советами и примерами, как писать книги.
Без улыбки слушать эту неповторимую манеру декламации моего коллеги, в частности, гос. Коваленок Алексей, не получается, даже когда он озвучивает более серьезную литературу. Разумеется, улыбка моя — скорее, ироничного характера, нежели саркастического, ибо как крути не крути, а гос. Коваленок, интеллектуал и человек культурный — он учитель, публицист, да еще и декламатор: богатый, я бы сказал, букет.
И вот, слушая его magnum opus, невольно в памяти вспылили строчки из «Фауста» Гёте, оставив после себя легкий шлейф:
«Я философию постиг,
Я стал юристом, стал врачом…
Увы! с усердьем и трудом
И в богословье я проник, — И не умней я стал в конце концов,
Чем прежде был… Глупец я из глупцов!
Магистр и доктор я — и вот
Тому пошёл десятый год;
Учеников туда, сюда
Я за нос провожу всегда.
И вижу всё ж, что не дано нам знанья.
Изныла грудь от жгучего страданья!
Пусть я разумней всех глупцов — Писак, попов, магистров, докторов, — Пусть не страдаю от пустых сомнений,
Пусть не боюсь чертей и привидений,
Пусть в самый ад спуститься я готов, — Зато я радостей не знаю,
Напрасно истину ищу,
Зато, когда людей учу,
Их научить, исправить — не мечтаю!
Притом я нищ: не ведаю, бедняк,
Ни почестей людских, ни разных благ…
Так пёс не стал бы жить! Погибли годы!
Вот почему я магии решил
Предаться: жду от духа слов и сил,
Чтоб мне открылись таинства природы,
Чтоб не болтать, трудясь по пустякам,
О том, чего не ведаю я сам,
Чтоб я постиг все действия, все тайны,
Всю мира внутреннюю связь;
Из уст моих чтоб истина лилась,
А не набор речей случайный.»
Язык произведения сложный — с одного разу не возьмешь: много архаизмов, военной терминологии хватает, слов сельского быта; роман испещрен множеством казацких слов, например: жалмЕрка, кубЫть, надЫсь, каннУница, Ажник, чирИк, чирикИ.
Примечательно произношение и орфоэпия слов, например: дитЁм, могЁт, сожгЁнный (уголь), забурУнный, (чего) прибЁг, (осталося девять) дЁн, побегЁм и т. д.
Неудивительно, что дикторы могут дезорфоэпировать казацкие слова.
Встречаются в романе украинизмы, от которых, признаться, я всегда получаю особое удовольствие. Надо признать, если русский язык звучит грубовато (хотя язык тоже красивый, особливо казацкий язык), то украинская речь — певучая и мягкая. Вспомним, как Гаранжа беседовал с Григорием в госпитале.
«– Ну, козак, як дила?
– Как сажа бела.
– Глаз, що ж вин?
– Хожу на уколы.
– Скилько зробилы?
– Восемнадцать.
– Больно чи ни?
– Нет, сладко.
– А ты попроси, шоб воны геть його выризалы.
– Не всем кривым быть.
– Це так.
Желчный, язвительный сосед Григория был недоволен всем: ругал власть, войну, участь свою, больничный стол, повара, докторов – все, что попадало на острый его язык.
– За шо мы с тобой, хлопче, воювалы?
– За что все, за то и мы.
– Та ты толком окажи мэни, толком.
– Отвяжись!
– Га! Дуркан ты. Це дило треба разжуваты. За буржуив мы воевалы, чуешь?
Що ж це таке – буржуй? Птыця така у коноплях живе.»
Ну и еще. Слушал всех дикторов. Не передают они той аутентичности казацкой речи, которую заложил Шолохов в своем романе. В прямой речи казаков желательно передать фрикативное [Г], приближенное к [Х], чего не делают чтецы, лишая аудиотекст языковой сочности. Ну и потом, все-таки текст надо читать не всегда в быстром темпе.
И все же удивительно, как много солнца в «Тихом Доне»!..
Интересно понаблюдать за хроникой солнца в романе «Тихий Дон»: солнцем освещаются в романе события, действия, лица. Также возникает ощущение солнечности — автор более 200 раз упоминает слово СОЛНЦЕ, а также производные от этого слова, которое довольно таки магически воздействует на читателя. Очевидно, однако, то, что Шолохов не вкладывает в это слово библейский смысл, он его использует, для прорисовки сцен и персонажей — он как бы солнцем освещает под разными углами черты наших героев.
• «Она (Елизавета Мохова) качнула кресло, вставая, – зашлепала вышитыми, надетыми на босые ноги туфлями. Солнце просвечивало белое платье, и Митька видел смутные очертания полных ног и широкое волнующееся кружево нижней юбки. Он дивился атласной белизне оголенных икр, лишь на круглых пятках кожа молочно желтела».
• «Красная от водки, езды и солнцепека Дарья выскочила на крыльцо, обрушилась на бежавшую из стряпки Дуняшку…»
• «Ветер нес по площади запах конской мочи и подтаявшего снега. Невеселое, как с похмелья, посматривало солнце»
• «Солдаты со скатанными шинелями шли быстро, солнце отсвечивало в их начищенных котелках и стекало с жал штыков»
• «Собрав на скулах рытвинки морщин, Григорий вглядывался, стараясь узнать под Петром коня. «Нового купили», – подумал и перевел взгляд на лицо брата, странно измененное давностью последнего свидания, загорелое, с подрезанными усами пшеничного цвета и обожженными солнцем серебристыми бровями».
• «Они вылезли на песок и легли рядом, облокотившись, греясь под суровеющим солнцем. Мимо плыл, до половины высовываясь из воды, Мишка Кошевой».
• «– Домой ехать не из чего, – сказал за обедом Пантелей Прокофьевич. – Пущай быки пасутся в лесу, а завтра, покель подберет солнце росу, докосим».
Какой же живой и сочный язык: «Солнце подберет росу»!
Разве мы, городские, так выражаемся в быту? К сожалению, нет: что и отразилось в современной литературе.
В былые времена, когда еще учился в школе, я, да, впрочем, и все остальные, не обращали внимания на то, что и у солнца в романе есть своя особая отведенная только ему роль. Для нас же несмышленышей СОЛНЦЕ служило лишь как неодушевленное явление, не более, используемое для описания природы или места действия: оно согревало героев, припекало им шею, осветляло завитушки волос, смуглило людей, или же будило их и т. д.
Решил как-то сделать предположение: если солнцем история в романе зачинается, в частности, вторая глава (хотя надо признать, что первая глава звучит как пролог, тогда как вторая звучит как первая глава романа): «За чертой, не всходя, томилось солнце…», то солнцем роман должен и завершиться: «Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром».
Шолоховское холодное солнце не может не дать пищу для размышлений; оно же есть его многоточие…
Я Вам вышлю ссылку на начатую озвучку.
Для тех, кто еще не в курсе, есть книги также посвященные теме «Спартак», отличающиеся своими своеобразием:
Кёстлер, Артур «Гладиаторы»
Фаст, Говард «Спартак»(Книга экранизирована, США)
Галло, Макс «Спартак. Бунт непокорных»
Лесков, Валентин «Спартак»
Валентинов, Андрей «Спартак»
Меня особенно впечатлила первая яновская глава первой части романа, где автор описывает бурное море, которое, как мне показалось, являет собой аллегорию на Рим, в недрах которого кипит и бурлит негодование возмущенных своим нечеловеческим, можно сказать, скотским положением несвободных людей, т.е., к рабов, вылившееся в итоге в восстание, возглавленное гладиаторами во главе со Спартаком — гениальным полководцем, побивавшим грозные и непобедимые римские легионы.
Василий Ян сумел подать нам Спартака таким, каким он и был на самом деле — борцом за свободу угнетенных рабов. Как бы ни звучала подобная оценка пафосно о романе, а также о самом главном герое, впечатление от романа остается неизгладимым.
И тем не менее, у Яна, в его стилистике, чувствуется влияние Азии, например, слово «караван», а также идеологическое влияние. Но это нисколько не обедняет текст, а вносит некий азиатский колор. Спартака мы все равно видим Спартаком, а не Спитамина или Муккану.
Мариша, вы, как всегда, эмоционалите больше, нежели логируете. Декламировать художественные тексты могут лишь люди с художественным мышлением. Кстати, я когда-то учился на художника.
Слушая М-ра Ондатра я уже через десять минут перестал замечать его недостатки. Это скорее у меня мимикрия. Но, согласен, большинству людей сложно мимикрировать, оттого им легче найти соринку в глазу другого, но не увидеть бревна в собственном глазу.
Уверен Вы со мной согласитесь: если эту книгу из русскоязычных дикторов никто не озвучил еще, то мы должны выразить благодарность, М-ру Ондатре, в противном случае, никто бы ничего здесь не писал, а нашли бы диктора для себя получше, но с другими огрехами.
Тембр голоса у диктора тенор, причем не яркий тенор, но мягкий, что свойственно жителям степных зон, в частности, татарам или малороссам. То, что диктор малоросс проявляется в тенденции смягчать твердые звуки, а именно звуки [ Т, Д, Г ], которые превращаются в его устах в [Ть, Дь, Х]. Он их попросту фрикативит, то есть, смягчает. Например: «лЬюдей», «тЬе, кто наблЬюдаетЬ, что вокруХ»; а также: «учэтСа», вместо «учицца», хотя на письме «учиться».
И, тем не менее, видно, диктор очень старается произносить русские слова, согласно стандарту.
Разумеется, у любителей аудиокниг, привыкших к стандартному произношению, чтение диктора вызывает негативную реакцию, хотя если бы слушатели пожили бы в малоросской среде с месяц, они перестали бы замечать «огрехи». Формируются так называемые произносительные или звуковые стереотипы.
Я думаю, главный недостаток у диктора, все-таки, в причмокивании губ во время чтения, я бы даже для этого случая изобрел бы новое слово — притявкивание, когда соединяются внутренние части губ и идет как бы активная игра слюней, которую улавливает микрофон. Мы таких называем «слюнявые дикторы». Разумеется, для дикторской работы – это вне нормы. Также имеет место придыхания, тяжелый дых – оно и понятно, когда диктор долго читает, ему не хватает дыхания; и потом, мало кто делает дыхательные упражнения. Если вы заметите у многих дикторов –любителей слышны на звуковых дорожках «дыхи». Вот, кстати даже у профессионалов они есть, особенно у курящих дикторов или у которых слабые легкие, бронхи.
НУ и разумеется, Шахнамэ — это очень круто; Фирдоуси воплотил в своей поэме всю мудрость человечества.
Единственное, что мне понравилось в своей озвучке в данной книге — как я изобразил дядю Лорда Генри Уоттона; кажется, Лорд Фарсмер (Глава 3 — кажется с 3 минуты). Пишу подробно как найти, чтобы вы не утруждали себя в поиске. Сам-то я это уже слушать не буду, я как бы это уже перерос, но перечитывать буду.
Так, вот, вся загвоздка в том, что пособия — это костыли необходимые лишь на начальном этапе и нужно стараться от пособий постепенно отвыкать, переходя на аутентичный материал в освоении иностранных языков. Следовательно, пособия не должны быть слишком затянуты: если это печатная продукция, то пособие по объему не должно превышать 60 печатных листов.
Разумеется, есть еще секреты, о которых знают лишь профессионалы.
Да, я выразился категорично по поводу неэтичности. Но как мне думается, это навязывание другому собственного вкуса. Ведь, кому -то нравится данный чтец, а вам лично — нет. Ведь, это дел вкуса? Или я ошибаюсь? И потом, ведь можно косвенно подвести к истине.
Очень, я бы сказал, неэтично!.. Такое можно писать, но в частной переписке с приятелем или другом.
Я не слушаю книг в исполнении В.Герасимова, но, тем не менее, он — своеобразный чтец, запоминающийся при том, что у него, как мне слышится, речевые дефекты. Возможно, не дефекты, а говор. Мне почему-то кажется, что он из Перми. Надо отметить, что у В.Герасимова есть: то ли чтецы-подражатели — я слушал подобных, то ли чтецы с подобной идиосинкразией на печатный текст. И, кстати, правильно делают те читатели или слушатели, которые не торопятся со своим оценочными суждениями по поводу работ, а семь раз отмерят, один раз отрежут. Как говорится, поспешишь, людей насмешишь.
А вообще, как мне думается, большое количество чтецов в виртуальном пространстве — это следствие наших предпочтений и В.Герасимов, разумеется, на любителя — у него есть своя слушающая аудитория, точно также как у писателя М.Веллера — своя читательская. Вот, кстати, у последнего есть книжка, как писать книги. И мне думается, эта книга — самое лучшее из им когда-либо написанных произведений, где он расточает советами и примерами, как писать книги.
И вот, слушая его magnum opus, невольно в памяти вспылили строчки из «Фауста» Гёте, оставив после себя легкий шлейф:
«Я философию постиг,
Я стал юристом, стал врачом…
Увы! с усердьем и трудом
И в богословье я проник, —
И не умней я стал в конце концов,
Чем прежде был… Глупец я из глупцов!
Магистр и доктор я — и вот
Тому пошёл десятый год;
Учеников туда, сюда
Я за нос провожу всегда.
И вижу всё ж, что не дано нам знанья.
Изныла грудь от жгучего страданья!
Пусть я разумней всех глупцов —
Писак, попов, магистров, докторов, —
Пусть не страдаю от пустых сомнений,
Пусть не боюсь чертей и привидений,
Пусть в самый ад спуститься я готов, —
Зато я радостей не знаю,
Напрасно истину ищу,
Зато, когда людей учу,
Их научить, исправить — не мечтаю!
Притом я нищ: не ведаю, бедняк,
Ни почестей людских, ни разных благ…
Так пёс не стал бы жить! Погибли годы!
Вот почему я магии решил
Предаться: жду от духа слов и сил,
Чтоб мне открылись таинства природы,
Чтоб не болтать, трудясь по пустякам,
О том, чего не ведаю я сам,
Чтоб я постиг все действия, все тайны,
Всю мира внутреннюю связь;
Из уст моих чтоб истина лилась,
А не набор речей случайный.»
Язык произведения сложный — с одного разу не возьмешь: много архаизмов, военной терминологии хватает, слов сельского быта; роман испещрен множеством казацких слов, например: жалмЕрка, кубЫть, надЫсь, каннУница, Ажник, чирИк, чирикИ.
Примечательно произношение и орфоэпия слов, например: дитЁм, могЁт, сожгЁнный (уголь), забурУнный, (чего) прибЁг, (осталося девять) дЁн, побегЁм и т. д.
Неудивительно, что дикторы могут дезорфоэпировать казацкие слова.
Встречаются в романе украинизмы, от которых, признаться, я всегда получаю особое удовольствие. Надо признать, если русский язык звучит грубовато (хотя язык тоже красивый, особливо казацкий язык), то украинская речь — певучая и мягкая. Вспомним, как Гаранжа беседовал с Григорием в госпитале.
«– Ну, козак, як дила?
– Как сажа бела.
– Глаз, що ж вин?
– Хожу на уколы.
– Скилько зробилы?
– Восемнадцать.
– Больно чи ни?
– Нет, сладко.
– А ты попроси, шоб воны геть його выризалы.
– Не всем кривым быть.
– Це так.
Желчный, язвительный сосед Григория был недоволен всем: ругал власть, войну, участь свою, больничный стол, повара, докторов – все, что попадало на острый его язык.
– За шо мы с тобой, хлопче, воювалы?
– За что все, за то и мы.
– Та ты толком окажи мэни, толком.
– Отвяжись!
– Га! Дуркан ты. Це дило треба разжуваты. За буржуив мы воевалы, чуешь?
Що ж це таке – буржуй? Птыця така у коноплях живе.»
Ну и еще. Слушал всех дикторов. Не передают они той аутентичности казацкой речи, которую заложил Шолохов в своем романе. В прямой речи казаков желательно передать фрикативное [Г], приближенное к [Х], чего не делают чтецы, лишая аудиотекст языковой сочности. Ну и потом, все-таки текст надо читать не всегда в быстром темпе.
И все же удивительно, как много солнца в «Тихом Доне»!..
Интересно понаблюдать за хроникой солнца в романе «Тихий Дон»: солнцем освещаются в романе события, действия, лица. Также возникает ощущение солнечности — автор более 200 раз упоминает слово СОЛНЦЕ, а также производные от этого слова, которое довольно таки магически воздействует на читателя. Очевидно, однако, то, что Шолохов не вкладывает в это слово библейский смысл, он его использует, для прорисовки сцен и персонажей — он как бы солнцем освещает под разными углами черты наших героев.
• «Она (Елизавета Мохова) качнула кресло, вставая, – зашлепала вышитыми, надетыми на босые ноги туфлями. Солнце просвечивало белое платье, и Митька видел смутные очертания полных ног и широкое волнующееся кружево нижней юбки. Он дивился атласной белизне оголенных икр, лишь на круглых пятках кожа молочно желтела».
• «Красная от водки, езды и солнцепека Дарья выскочила на крыльцо, обрушилась на бежавшую из стряпки Дуняшку…»
• «Ветер нес по площади запах конской мочи и подтаявшего снега. Невеселое, как с похмелья, посматривало солнце»
• «Солдаты со скатанными шинелями шли быстро, солнце отсвечивало в их начищенных котелках и стекало с жал штыков»
• «Собрав на скулах рытвинки морщин, Григорий вглядывался, стараясь узнать под Петром коня. «Нового купили», – подумал и перевел взгляд на лицо брата, странно измененное давностью последнего свидания, загорелое, с подрезанными усами пшеничного цвета и обожженными солнцем серебристыми бровями».
• «Они вылезли на песок и легли рядом, облокотившись, греясь под суровеющим солнцем. Мимо плыл, до половины высовываясь из воды, Мишка Кошевой».
• «– Домой ехать не из чего, – сказал за обедом Пантелей Прокофьевич. – Пущай быки пасутся в лесу, а завтра, покель подберет солнце росу, докосим».
Какой же живой и сочный язык: «Солнце подберет росу»!
Разве мы, городские, так выражаемся в быту? К сожалению, нет: что и отразилось в современной литературе.
В былые времена, когда еще учился в школе, я, да, впрочем, и все остальные, не обращали внимания на то, что и у солнца в романе есть своя особая отведенная только ему роль. Для нас же несмышленышей СОЛНЦЕ служило лишь как неодушевленное явление, не более, используемое для описания природы или места действия: оно согревало героев, припекало им шею, осветляло завитушки волос, смуглило людей, или же будило их и т. д.
Решил как-то сделать предположение: если солнцем история в романе зачинается, в частности, вторая глава (хотя надо признать, что первая глава звучит как пролог, тогда как вторая звучит как первая глава романа): «За чертой, не всходя, томилось солнце…», то солнцем роман должен и завершиться: «Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром».
Шолоховское холодное солнце не может не дать пищу для размышлений; оно же есть его многоточие…
Мое предположение оказалось верным.