🙉 Какая виртуозная околесица!
Это произведение из разряда ученических. Если не знать заранее, ЧТО ЗА ДИВО вырастет из этого школярства, с удовольствием попинала и поплевала бы…
😁 Даже дрянная озвучка не помешала…
К сведению скептиков в отношении добросовестности Богомолова. Из предисловия::
"… Он следовал неизменному правилу: иметь не менее трёх-четырёх подтверждений из источников, которым можно доверять, о состоявшемся событии и столько же – о действующих лицах, в том числе и причастных к тому или иному эпизоду. Память человеческая, считал он, весьма ненадёжный инструмент. Со временем происходит неизбежная деформация, подобного мало кто избежал. Возможно, опасаясь этого, он, всегда отличавшийся скрупулёзностью в работе над словом и точности в подборе и подаче фактов и событий, так жёстко относился ко всему написанному, постоянно его усиливая. «Написанное должно вылежаться до созревания»,- говорил он".
Признаюсь, начинала читать книгу с предубеждением: ну что путного можно написать в 17 лет! Тем более сама фабула подсказывает — будут «сопли в розовом сиропе»! Так и вышло
Да, фильм «Солдаты» хорош, «хоть и не дотягивает до книги». на веки потеряная, ушедшая натура! А вы читали «Записку Главного политического управления МО СССР в ЦК КПСС о невозможности выхода на экраны страны кинофильма «В окопах Сталинграда»
от 4 октября 1956 г.
Подробнее на Кино-Театр.РУ www.kinoteatr.ru/kino/movie/sov/6627/forum/#s4194379 В 60-е были сняты лучшие военные фильмы: „Служили два товарища“ (реж. Евгений Карелов), „Иваново детство“ Тарковского, „Отец солдата“, „На войне как на войне“, „Освобождение“, „Жаворонок“ (сравнить с недавним „Т-34“!) и т.д.
Дослушала Сабатини — сильное впечатление! Читается легко, что важно. Например Ключевский очень умён, афористичен, но его лекции тяжело читать, тем более слушать. Но жанры разные. «Чезаре» можно условно отнести к научпопу, потому как там только свод исторических сведений, без вымысла — это популярная историческая биография. Почему-то, мне кажется, что Сабатини был хорошим, то есть, честным человеком и честным историком, которым движет любовь к истине. Историческая добросовестность Сабатини вызывает восхищение!
Вот Пикуль — чистый беллетрист, которого неоднократно уличали в искажениях. Самый яркий пример — в «Баязете» Исмаил Хан Нахичеванский. Он из него сделал второстепенный персонаж, причём приписал ему колебания — не перейти ли на сторону единоверцев-турок? На самом деле он был главной фигурой «Баязетского сидения», фактически принял на себя командование гарнизоном, и в Петербурге ему потом устроили чествование как герою-патриоту. Но Пикулю это не в жилу: Исмаил же инородец! Да ещё мусульманин.
Тот факт, что уже в лагере Белинков продолжал писать, за что получил 25 лет, это гражданский акт сопротивления режиму, его личное восстание, несдача. Олешу он осудил именно за то, что тот прогнулся. И ещё подумала — правильно, что Терновский озвучил книгу Белинкова — напомнил людям о писателе о человеке, о чудовищном молохе. Своеобразный аудиомортиролог.
Настолько ученический, подражательный текст, что слушать и вникать в смысл невозможно! Мозги сломаешь, чтобы понять. Но ведь вникли и докопались до угрожающих режиму вещей, и за просто так сломали человеку жизнь.
Иной раз в том, что публиковалось — пусть с цензурой, с купюрами, то-сё, но официально публиковалось в советском издательстве, крамолы было больше, чем в мути, за которую сажали.
Поразительное было время! Я не вмещаю и не хочу вмещать.
Евгений Терновский — редкий профессионал! Все книги в его исполнении слушаю как зачарованная, кроме этой.
Именно! Ролевое чтение невпопад с настроением книги и мыслями авторов. В конкретном случае Ненарокомова озвучивает басом речь одной из героинь, когда та злится или нервничает. Другая героиня превращается в глупую истеричку. С какого панталыку?
Посмотрела три сезона сериала «Эра стрельца», узнала, что снят он по мотивам произведений Натальи Андреевой, которую прежде не читала. Стоически терпела озвучку Ненарокомовой Татьяны, но все же ближе к половине нервы не выдержали — остановила плеер, скачала электронную книгу.
УВАЖАЕМЫЕ ЧТИЦЫ, ПОЖАЛУЙСТА, УДЕРЖИВАЙТЕСЬ ОТ АКТЕРСКОГО ЧТЕНИЯ, ОТ ТЕАТРАЛИЗАЦИИ! Ваше личное понимание/видение характеров персонажей мешает слушателю воспринимать литературное произведение! Это похоже на тот закадровый гогот, которым грешат немощные телепередачи — мол, вот тут дебилам-телезрителям надо засмеяться, сами-то они не догадаются. Будьте в своем озвучивании нейтральны! Низкий поклон тем из вас, кто это умеет!
Отдельные части цепляют за живое — так умно и проницательно, например:
«Киев оказался самым чужим городом, таким же иностранным, как Грузия. Украина обособлялась от русского языка с удвоенной силой, потому что, близкородственный, он всем понятен, как и украинский. Потом я нашла точный критерий, по которому научилась отличать украинцев от русских. Я спрашивала: где ваша столица — Киев или Москва?.. Всюду — по всей громадной территории страны слышны отзвуки южнорусской и украинской речи, но называют своей столицей Киев только настоящие, щирые украинцы с неповторимо широким „и“ и с особой хитринкой. То, в чем Мандельштам слышал отзвук древнерусской речи, для них — родной, отдельный, резко отличный от русского язык. Для меня всегда было загадкой, почему этот волевой, энергичный, во многом жестокий народ, вольнолюбивый, музыкальный, своеобычный и дружный, не создал своей государственности, в то время как добрый, рассеянный на огромных пространствах, по-своему антисоциальный русский народ выработал невероятные и действенные формы государственности, всегда по сути своей одинаковые — от московской Руси до нынешнего дня. (Суть в полной оторванности правителей и народа, при которой одни делают что им вздумается, а другие терпят и слегка ворчат.) Нельзя объяснить это одним географическим положением Украины — между Польшей и Россией. Я привыкла верить Ключевскому, что разгром татарами Киевской Руси, развивавшейся как блистательное европейское государство с Мономахом и Ярославом Мудрым, с киевской Софией и дивным городом на высоком берегу Днепра, был горчайшим поворотным пунктом русской истории.
Но все же я рада, что моя столица не Киев, а Москва: ведь мой родной язык — русский. И если там и здесь будут открыто резать жидов, я предпочитаю, чтобы это случилось со мной в Москве. В московской толпе обязательно найдется сердобольная баба, которая попробует остановить погромщиков привычным и ласковым матом: эту не троньте, так вас и так, сукины дети. Под российский мат и умирать-то приятнее.»
Насчёт воспоминаний НЯ — надо иметь в виду: она обвиняет всех поголовно во вранье, но сама пристрастна до непристойности и искажает массу фактов, а то, что ей неудобно, обходит.
Чтобы понять, в чем и в отношении кого она пристрастна, надо хорошо знать эпоху, обстоятельства, людей, о которых она пишет и т. д. Я — пас, но тем не менее выскажусь:
Например НЯ утверждает, что «акмеизм — общественное явление. Звучит убийственно.
Или заявление, мол влияние Бриков на Маяковского однозначно положительное. По-моему, это такая порочная семейка, что кто там на кого влиял и в какую сторону, особой роли не играет.
Кроме того, она передаёт кучу слухов, выдавая их за истину в последней инстанции. Зато Ахматова у неё всегда вся в белом.
Тот Мандельштам, которого она изображает, — в значительной мере, фантомный образ. Она сделала из него всегда всё понимавшего мудреца, а на самом деле, у него были разные периоды, в том числе, как ни странно, сталинистский. И её неутихающая злоба зачастую направлена против людей, которые его просто-напросто не любили — а любить его было невозможно, он был на редкость неприятным и скандальным типом. Человек жил с сознанием своей гениальности и значимости для истории каждой вышедшей из под его пера бумажки. Чисто психологически мне это претит.
Для меня “ключом” к книге стали 1. название “Рекорд” и 2. комментарий Михаила Прокопова – “сложные темы, и он их всегда нетривиально препарирует. Его проза с послевкусием”.
Название книги по стилистике обращено к спортивной, состязательной теме. Явное указание, что главное действующее лицо – снайпер Катя. О ее мотивации ниже.
Ребят, давайте по-взрослому:
– убивать на войне можно и нужно ( “Бой был короткий. А потом
глушили водку ледяную, и выковыривал ножом
из-под ногтей я кровь чужую”)
– война снимает моральные запреты — ценности меняются
( “Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит”)
– нам нужна была Победа, вопрос цены –ЛЮБОЙ!
– Для снайпера главное было – выполнить задачу
Дополню комментарий: За Чайковского мне страшно обидно — каждый сует нос, куда не надо. Столько грязи — даже Акунин не удержался, отметился в «Последнем из романов», чем и отвратил от себя. Респект Берберовой за деликатность — не стайный она человек.
Пишут, чтобы рассказать, а не чтобы доказать
Слушала книгу долго, преодолевая патетическую интонацию Маргариты Ивановой. Наверное именно такое чтение считается академическим, то есть образцовым. Но в данном случае явное несовпадение с интонацией Берберовой. Если бы я ЧИТАЛА книгу, то сделала бы это гораздо быстрее. Книга-то простая и даже простенькая — неординарная личность Чайковского показана как вариация эпохи или зеркала общества. История раздавленного стыдом, чуть ли не ненавистью к себе, невротика. Причина, видимо, в том, что Петр Ильич поздно осознал себя как талантливого композитора — за 10 лет до смерти, а до этого его гнобили, и он сам себя гнобил-добил. А мне, как-то пофиг его постыдная страсть. Императору Александру 2 тоже было пофиг — «Подданных у меня много – Чайковский один»
Давно я не получала от чтения столько же пользы, сколько и удовольствия!
Удивительная книга! Абсолютно христианская!
Главный герой олицетворяет все 9 заповедей блаженства — он и плачущий, и правды жаждущий, ищущий, он чист сердцем, его поносят и гонят, в конце он и Бога видит. Психушка чем не казнь?
Как читатель, я пережила сострадание, сопереживание, желание помочь главным героям. Я считаю, что этим и должна заниматься хорошая книга.
Ещё «Воющий мельник» мне напомнил горинского Мюнхгаузена:
Мюнхгаузен: Ну не меняться же мне из-за каждого идиота!
Марта: Стань таким, как все, Карл! Я умоляю!
Мюнхгаузен: Как все? Что ж ты говоришь? Как все… Как все… Как все… Не летать на ядрах, не охотиться на мамонтов, с Шекспиром не переписываться…
Признаться, чувствую себя одураченной всякий раз, когда читаю литературу абсурда, фантасмагорию. Читаю такое редко и только, чтобы «поиметь» представление.
Для меня важно сочувствовать персонажу, а тут, кому? Секретарше, которая заболевает сифилисом из сочувствия к Дарье Мелеховой — героине «Тихого Дона»?.. Как со-переживать, когда перед тобой демонстрация бессмысленности, пусть и написанной блестящим языком.
Писатель Елизаров понимает литературу как болезнь, писательство как сложный мистический ритуал, писателя как вампира. Это не я придумала, а умные рецензенты.
Короче, «людям слабонервным, ханжам и лишенным чувства юмора» читать книги Елизарова категорически не рекомендуется!
Кстати, по второму образованию Елизаров учитель литературы и русского языка. А по первому — оперный вокалист. Писатель-бард-панк-шансонье". Во как!
P.S. Погуглила я Елизарова, прониклась уважением — у него четкая позиция, о многом думает, кому интересно — www.sobaka.ru/city/portrety/4568
Нагибин входит в пятерку моих любимых писателей, но сия книга для моих душевных сил перебор. Дослушивать до конца не стала — не смогла.
То, что Нагибин во «Тьме» пишет о России, — прежде всего, ложь. Натуральная, густопопсовая, злобная ложь. Даже если, в силу таланта, звучит убедительно.
Читатель-гражданин обязан фильтровать самый убедительный базар ?
Пишу отзыв только ради того, чтобы выразить свое восхищение Валерию Стельмащику: благодаря вашей бомбически новаторской расстановке ударений и особенной интонации вполне заурядный детектив вызвал аншлаг в моей семье! Верной дорогой идете, товарищч чтец! Где там ваш Яндекс-кошелек? ?
Что сразу могу сказать — превосходный перевод. Текст — хороший. Но сюжет меня не впечатлил. Ощущение такое, что автор хотел передать нечто важное, но не сумел. Я бы так сказала — там замах на крупную форму. Есть мастера рассказа, которым крупная форма противопоказана, а есть — прямо наоборот.
Детство — коротенькая увертюра жизни. Там задаётся главная тема жизни, начало всех грядущих конфликтов, побед, поражений… Там избыток творчества, воображения и любви. От избытка любви создаётся то/тот, что обречено на гибель…
Образ отца в рассказе, кстати, — блестящий!
Это произведение из разряда ученических. Если не знать заранее, ЧТО ЗА ДИВО вырастет из этого школярства, с удовольствием попинала и поплевала бы…
😁 Даже дрянная озвучка не помешала…
"… Он следовал неизменному правилу: иметь не менее трёх-четырёх подтверждений из источников, которым можно доверять, о состоявшемся событии и столько же – о действующих лицах, в том числе и причастных к тому или иному эпизоду. Память человеческая, считал он, весьма ненадёжный инструмент. Со временем происходит неизбежная деформация, подобного мало кто избежал. Возможно, опасаясь этого, он, всегда отличавшийся скрупулёзностью в работе над словом и точности в подборе и подаче фактов и событий, так жёстко относился ко всему написанному, постоянно его усиливая. «Написанное должно вылежаться до созревания»,- говорил он".
от 4 октября 1956 г.
Подробнее на Кино-Театр.РУ www.kinoteatr.ru/kino/movie/sov/6627/forum/#s4194379 В 60-е были сняты лучшие военные фильмы: „Служили два товарища“ (реж. Евгений Карелов), „Иваново детство“ Тарковского, „Отец солдата“, „На войне как на войне“, „Освобождение“, „Жаворонок“ (сравнить с недавним „Т-34“!) и т.д.
Вот Пикуль — чистый беллетрист, которого неоднократно уличали в искажениях. Самый яркий пример — в «Баязете» Исмаил Хан Нахичеванский. Он из него сделал второстепенный персонаж, причём приписал ему колебания — не перейти ли на сторону единоверцев-турок? На самом деле он был главной фигурой «Баязетского сидения», фактически принял на себя командование гарнизоном, и в Петербурге ему потом устроили чествование как герою-патриоту. Но Пикулю это не в жилу: Исмаил же инородец! Да ещё мусульманин.
И наконец, любимый голос — Ольги Плетневой!
Иной раз в том, что публиковалось — пусть с цензурой, с купюрами, то-сё, но официально публиковалось в советском издательстве, крамолы было больше, чем в мути, за которую сажали.
Поразительное было время! Я не вмещаю и не хочу вмещать.
Евгений Терновский — редкий профессионал! Все книги в его исполнении слушаю как зачарованная, кроме этой.
УВАЖАЕМЫЕ ЧТИЦЫ, ПОЖАЛУЙСТА, УДЕРЖИВАЙТЕСЬ ОТ АКТЕРСКОГО ЧТЕНИЯ, ОТ ТЕАТРАЛИЗАЦИИ! Ваше личное понимание/видение характеров персонажей мешает слушателю воспринимать литературное произведение! Это похоже на тот закадровый гогот, которым грешат немощные телепередачи — мол, вот тут дебилам-телезрителям надо засмеяться, сами-то они не догадаются. Будьте в своем озвучивании нейтральны! Низкий поклон тем из вас, кто это умеет!
«Киев оказался самым чужим городом, таким же иностранным, как Грузия. Украина обособлялась от русского языка с удвоенной силой, потому что, близкородственный, он всем понятен, как и украинский. Потом я нашла точный критерий, по которому научилась отличать украинцев от русских. Я спрашивала: где ваша столица — Киев или Москва?.. Всюду — по всей громадной территории страны слышны отзвуки южнорусской и украинской речи, но называют своей столицей Киев только настоящие, щирые украинцы с неповторимо широким „и“ и с особой хитринкой. То, в чем Мандельштам слышал отзвук древнерусской речи, для них — родной, отдельный, резко отличный от русского язык. Для меня всегда было загадкой, почему этот волевой, энергичный, во многом жестокий народ, вольнолюбивый, музыкальный, своеобычный и дружный, не создал своей государственности, в то время как добрый, рассеянный на огромных пространствах, по-своему антисоциальный русский народ выработал невероятные и действенные формы государственности, всегда по сути своей одинаковые — от московской Руси до нынешнего дня. (Суть в полной оторванности правителей и народа, при которой одни делают что им вздумается, а другие терпят и слегка ворчат.) Нельзя объяснить это одним географическим положением Украины — между Польшей и Россией. Я привыкла верить Ключевскому, что разгром татарами Киевской Руси, развивавшейся как блистательное европейское государство с Мономахом и Ярославом Мудрым, с киевской Софией и дивным городом на высоком берегу Днепра, был горчайшим поворотным пунктом русской истории.
Но все же я рада, что моя столица не Киев, а Москва: ведь мой родной язык — русский. И если там и здесь будут открыто резать жидов, я предпочитаю, чтобы это случилось со мной в Москве. В московской толпе обязательно найдется сердобольная баба, которая попробует остановить погромщиков привычным и ласковым матом: эту не троньте, так вас и так, сукины дети. Под российский мат и умирать-то приятнее.»
Чтобы понять, в чем и в отношении кого она пристрастна, надо хорошо знать эпоху, обстоятельства, людей, о которых она пишет и т. д. Я — пас, но тем не менее выскажусь:
Например НЯ утверждает, что «акмеизм — общественное явление. Звучит убийственно.
Или заявление, мол влияние Бриков на Маяковского однозначно положительное. По-моему, это такая порочная семейка, что кто там на кого влиял и в какую сторону, особой роли не играет.
Кроме того, она передаёт кучу слухов, выдавая их за истину в последней инстанции. Зато Ахматова у неё всегда вся в белом.
Тот Мандельштам, которого она изображает, — в значительной мере, фантомный образ. Она сделала из него всегда всё понимавшего мудреца, а на самом деле, у него были разные периоды, в том числе, как ни странно, сталинистский. И её неутихающая злоба зачастую направлена против людей, которые его просто-напросто не любили — а любить его было невозможно, он был на редкость неприятным и скандальным типом. Человек жил с сознанием своей гениальности и значимости для истории каждой вышедшей из под его пера бумажки. Чисто психологически мне это претит.
Я читала её (Н.Я.) последнее интервью в „Континенте“ — там она тотально разочарована и жалеет, что принесла собственную жизнь на алтарь памяти Мандельштама. Думаю, это — самое честное из того, что она писала и говорила.
Ссылка на интервью magazines.gorky.media/continent/2013/152/intervyu-s-nadezhdoj-yakovlevnoj-mandelshtam.html
Для меня “ключом” к книге стали 1. название “Рекорд” и 2. комментарий Михаила Прокопова – “сложные темы, и он их всегда нетривиально препарирует. Его проза с послевкусием”.
Название книги по стилистике обращено к спортивной, состязательной теме. Явное указание, что главное действующее лицо – снайпер Катя. О ее мотивации ниже.
Ребят, давайте по-взрослому:
– убивать на войне можно и нужно ( “Бой был короткий. А потом
глушили водку ледяную, и выковыривал ножом
из-под ногтей я кровь чужую”)
– война снимает моральные запреты — ценности меняются
( “Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит”)
– нам нужна была Победа, вопрос цены –ЛЮБОЙ!
– Для снайпера главное было – выполнить задачу
Девушка Катя с милым открытым лицом так сделала.
Кому интересно про современных снайперов – army-news.ru/2015/10/ruku-snajpera-napravlyayut-instinkt-i-opyt/
В литературном отношении те– шаблон на шаблоне. Чувствуется – на той войне автор не был. И слава Богу!
Слушала книгу долго, преодолевая патетическую интонацию Маргариты Ивановой. Наверное именно такое чтение считается академическим, то есть образцовым. Но в данном случае явное несовпадение с интонацией Берберовой. Если бы я ЧИТАЛА книгу, то сделала бы это гораздо быстрее. Книга-то простая и даже простенькая — неординарная личность Чайковского показана как вариация эпохи или зеркала общества. История раздавленного стыдом, чуть ли не ненавистью к себе, невротика. Причина, видимо, в том, что Петр Ильич поздно осознал себя как талантливого композитора — за 10 лет до смерти, а до этого его гнобили, и он сам себя гнобил-добил. А мне, как-то пофиг его постыдная страсть. Императору Александру 2 тоже было пофиг — «Подданных у меня много – Чайковский один»
Удивительная книга! Абсолютно христианская!
Главный герой олицетворяет все 9 заповедей блаженства — он и плачущий, и правды жаждущий, ищущий, он чист сердцем, его поносят и гонят, в конце он и Бога видит. Психушка чем не казнь?
Как читатель, я пережила сострадание, сопереживание, желание помочь главным героям. Я считаю, что этим и должна заниматься хорошая книга.
Ещё «Воющий мельник» мне напомнил горинского Мюнхгаузена:
Мюнхгаузен: Ну не меняться же мне из-за каждого идиота!
Марта: Стань таким, как все, Карл! Я умоляю!
Мюнхгаузен: Как все? Что ж ты говоришь? Как все… Как все… Как все… Не летать на ядрах, не охотиться на мамонтов, с Шекспиром не переписываться…
Для меня важно сочувствовать персонажу, а тут, кому? Секретарше, которая заболевает сифилисом из сочувствия к Дарье Мелеховой — героине «Тихого Дона»?.. Как со-переживать, когда перед тобой демонстрация бессмысленности, пусть и написанной блестящим языком.
Писатель Елизаров понимает литературу как болезнь, писательство как сложный мистический ритуал, писателя как вампира. Это не я придумала, а умные рецензенты.
Короче, «людям слабонервным, ханжам и лишенным чувства юмора» читать книги Елизарова категорически не рекомендуется!
Кстати, по второму образованию Елизаров учитель литературы и русского языка. А по первому — оперный вокалист. Писатель-бард-панк-шансонье". Во как!
P.S. Погуглила я Елизарова, прониклась уважением — у него четкая позиция, о многом думает, кому интересно — www.sobaka.ru/city/portrety/4568
То, что Нагибин во «Тьме» пишет о России, — прежде всего, ложь. Натуральная, густопопсовая, злобная ложь. Даже если, в силу таланта, звучит убедительно.
Читатель-гражданин обязан фильтровать самый убедительный базар ?
Что сразу могу сказать — превосходный перевод. Текст — хороший. Но сюжет меня не впечатлил. Ощущение такое, что автор хотел передать нечто важное, но не сумел. Я бы так сказала — там замах на крупную форму. Есть мастера рассказа, которым крупная форма противопоказана, а есть — прямо наоборот.
Детство — коротенькая увертюра жизни. Там задаётся главная тема жизни, начало всех грядущих конфликтов, побед, поражений… Там избыток творчества, воображения и любви. От избытка любви создаётся то/тот, что обречено на гибель…
Образ отца в рассказе, кстати, — блестящий!