Прямой эфир

«Жизнелюб, Гумилев неоднократно писал о своей смерти. С ранних лет. Думал о ней постоянно. В самом этом факте нет ничего исключительного. Каждый человек, достигая определенного возраста, задумывается об этой великой загадке Творца. И каждый находит свой ответ.
Для людей нового времени смерть всегда трагична. Разум просвещенного человека не может смириться с гибелью прекрасного тела, острого ума, яркого таланта. Он озадачен бессмысленностью своего труда, опыта, подвига. И в отчаянной тщете длит свое земное существование, выпытывая у жизни «эликсир молодости».
Но Гумилев «пришел из другой страны». Да, он «вежлив с жизнью современною», но не более. Он ей – «не пара». И хотя мир Гумилева не лишен изящества, любви, милосердия, его взгляд на жизнь отличается суровой и весёлой мужественностью.
Да, именно так: взгляд Гумилева – мужественный, честный и радостный одновременно. Мужественный – в его спокойном, строгом и смиренном отношении к жизни. В понимании того, что земля дана человеку во искупление грехов, что это не рай, и действительность сурова. В восприятии земного существования человека как переходного этапа к жизни вечной, как бессмертного огня, пламя которого возжено искрой Божией и не может погаснуть.
И потому он так спокоен и мужествен, когда говорит о собственной смерти. За порогом смерти – новая жизнь. Гумилев верил в это свято. Верил и знал,
«Что в единственный строгий час
В час, когда, словно облак светлый,
Милый день уплывет из глаз, –
Свод небесный будет раздвинут
Пред душою, и душу ту
Белоснежные кони ринут
В ослепительную высоту».
В этом прозрении и предугадывании нет трагизма. Есть радость – радость быть Божьим творением и участвовать в самом великом процессе творчества, имя которому – Жизнь.
В пророческом стихотворении Гумилева «Рабочий» тоже нет отчаяния. Эмоционально оно очень сдержанно, в нем чувствуется даже какая-то напряженная обстоятельность и деловитость. Это не видение Кассандры. Это дума, только с особенной размеренностью мысли, ее здравостью и ясностью.
В стихотворении отсутствует какой бы то ни было конфликт: и социальный, и метафизический. Выдержанное в скупой, реалистической манере, оно говорит о смирении перед Божественным Промыслом, о жизни как работе, заданной Творцом. У каждого – своя задача и свое поле деятельности: кто-то льет пули, кто-то подставляет под них грудь. Кто-то слагает стихи. В этом – непостижимая красота и правда Творения.
Удивительно, как сквозь детскую маску Человека-Льва проступает у зрелого Гумилева лицо подлинного имени – Смирения» (Павел Фокин)