Благодарю вас от всего сердца!

Тут не на что обижаться. ) Но повторюсь, я прочел в том стиле, как это задумал сам Блок. Даже пригладил немного. В идеале надо еще больше «босяка» включать, вплоть до глумливого кривляния. Такова была стоявшая передо мной творческая задача. В соответствии с другими задачами и читать потребуется иначе, но как раз с этим пусть кто-нибудь другой разбирается. Мне по душе авторская задумка. )

Спасибо вам за понимание и приятную беседу. )

Да, я вас понимаю. Но для меня изучение биографии автора и обстоятельств создания им того или иного произведения — не увлечение, не проявление праздного любопытства, а часть работы над этим произведением, будь то песня, когда репетирую ее, чтобы включить в репертуар, или книга, аудиоверсию которой собираюсь записать. Это мой метод, если хотите. )

Я согласен с формулировкой «человек пишущий выдает свою суть», но в контексте нашей с вами беседы понимаю ее иначе. Убежден и встречаю тому примеры постоянно, что автор творит осознанно. На каждое произведение есть у него четкая идея, замысел, план, жанр и стиль. Он четко видит и понимает, что, как, зачем и почему создает. Иначе это не автор, не художник (в широком смысле), а дилетант, которому невероятно повезло что-то слепить случайным образом.
И есть зрители, критики (естественно, профессиональные), последователи, интерпретаторы и другие люди, которые, отталкиваясь от произведения, начинают размышлять, фантазировать, домысливать, даже спорить с автором. Это не плохо и не хорошо, но лишь свидетельствует о творческом процессе, вдохновленном и спровоцированного произведением.
Так вот понимая и принимая этот процесс, я всегда стараюсь докопаться до истока — авторского замысла. Мне очень интересно и полезно узнавать, как автор создавал свое произведение, как и почему оно вышло именно таким. Как он, создатель, его воспринимал и чувствовал. Ведь он не бездумный канал связи с Богом, а талантливый, профессиональный художник, личность. Я люблю слушать и слышать его.
Надеюсь, хоть и коряво, но все же сумел выразить свою позицию.

Поэма не дает ответов — Блок дал их в своих дневниках, письмах, заметках. Причем четко, недвусмысленно. И я прочитал поэму, опираясь на его видение, а не на трактовки кого бы то ни было еще, как бы эти трактовки ни были оригинальны, красивы или парадоксальны. Пусть ими займутся другие, мне интересно было посмотреть самому и показать другим ви́дение автора, его замысел. А то про него, к сожалению, забывают за целым темным лесом смыслов, версий и гипотез.

В том-то и прелесть, в том и ирония его, что это в чистом виде ни апостолы, ни разбойники Кудеяра, ни красногвардейцы. Это сразу все вышеперечисленные, причем именно в стилистике «Алеша, ша, возьми на полутона ниже». В этом авторская задумка, это Блок хотел донести — настоящая полнокровная, вольная жизнь и будущее, которое ломает прошлое, воплотились в современных апостолах-разбойниках, то есть босяках. Потому и смешно — столько реминисценций к Писанию, а на деле — ничего оттуда нет. Только в конце, как писал Блок: «К сожалению, Христос».
Да и то, Христос на самом деле — эпиграф, просто гениально поставленный в финале.

У меня с детства такое же ощущение от «Двенадцати». )

Да, так можно подумать, если не знать, что сам Блок здесь не растерян, а ироничен. Он захотел и написал подражание «блатному» стилю, очень популярному в то время в Питере. Ему хотелось гротескного, эксцентрического шансона, как у его любимого исполнителя этого жанра Савоярова. Он и супругу свою, которая должна была декламировать «Двенадцать» вместо него (Блок не умел читать стихи) специально водил несколько раз на Савоярова и объяснял, как и что нужно делать, чтобы получилось исполнение «босяцкое». Многократно он подчёркивал важность этого вопроса, чтобы образы и интонации поэмы были если и не буквально поняты, то хотя бы точно произнесены и доведены до уха слушателя в том виде, как они звучали внутри его собственного сознания.
В этом и трагедия — зритель не видел до того ироничного Блока, он привык к нему смертельно серьезному. И в единственном «не характерном» произведении тоже увидел лишь серьезность.

Это просто городской сумасшедший.

Так никто и не делит, Мария. ) Просто каждое отдельное дело человек делает с определенной целью, а остальные цели не преследует, даже если потом результаты этого дела использовать в тех самых целях. Вот «Двенадцать» Блок писал не с политической целью и не скрывал того.

А тут еще удачно получилось, что красногвардейские патрули, действительно состояли из 12 человек, и песня о Кудеяреи 12 разбойниках Некрасова в дело пошла.
Многие критики пытались Христа в финале представить глупой, ненужной припиской. Вот, например, Бунин:
«А «под занавес» Блок дурачит публику уж совсем галиматьёй, сказал я в заключение. Увлёкшись Катькой, Блок совсем забыл свой первоначальный замысел «пальнуть в Святую Русь» и «пальнул» в Катьку, так что история с ней, с Ванькой, с лихачами оказалась главным содержанием «Двенадцати». Блок опомнился только под конец своей «поэмы» и, чтобы поправиться, понёс что попало: тут опять «державный шаг» и какой-то голодный пёс — опять пёс! — и патологическое кощунство: какой-то сладкий Иисусик, пляшущий (с кровавым флагом, а вместе с тем в белом венчике из роз) впереди этих скотов, грабителей и убийц».

Фильм великолепен, а песню «Июль» в исполнении Харатьяна считаю одной из любимейших. )

Как его возненавидели за Христа в финале поэмы! Сколько яда, желчи и простой ругани посыпалось на его бедную голову!

Я и сам не сразу сумел записать этот рассказ из-за слёз. Очень рад встретить человека, чувствующего схоже со мной, того самого «своего зрителя». Благодарю вас!

Именно так! )

Весьма польщен такой высокой оценкой. В апреле обязательно продолжу публиковать повести из Вечеров.

С огромной благодарностью принимаю ваш отзыв. Произведениями Николая Васильевича зачитывался с детства и теперь с огромным удовольствием читаю их так, как звучат они в моем воображении. Постепенно озвучу все повести Вечеров и надеюсь, они вас порадуют не меньше, чем эта.

Папанов хорош безоговорочно, но он выбрал другую манеру речи, создал другого дьяка, такого, наподобие дьячка из «Ночи перед Рождеством». И это совершенно справедливый выбор, позволивший ему изумительно изобразить такого человека, разгоряченного выпивкой и дружеским весельем.
А я, прочитав, вступление к сборнику и то, как там этот дьяк Фома описан, решил, что у меня он будет этаким запорожцем в подряснике, таким же громогласным и скорым на слово и дело, как его героический дед.

Вы уже отблагодарили — добрым словом. Мне этого вполне достаточно. )