Когда размыта грань между явью и мечтою, мечта видится реальностью, а мир вещественный — не более как иллюзией, как у Гофмансталя: «я говорю сну — стань правдой, а реальности — будь сном».
Замечательный рассказ, исполнителю — благодарность.
Прекрасное стихотворение, и замечательно прочитано.
________
А это уже о сегодняшней дате. 21 августа 1968 года советские войска оккупировали Чехословакию. Как мы убеждаемся, желание «повторить» непреодолимо.
Тогда и теперь.
Апокалипсис
Мы испытали все на свете.
Но есть у нас теперь квартиры —
Как в светлый сон, мы входим в них.
А в Праге, в танках, наши дети…
Но нам плевать на ужас мира —
Пьем в «Гастрономах» на троих.
Мы так давно привыкли к аду,
Что нет у нас ни капли грусти —
Нам даже льстит, что мы страшны.
К тому, что стало нам не надо,
Других мы силой не подпустим, —
Мы, отродясь, — оскорблены.
Судьба считает наши вины,
И всем понятно: что-то будет —
Любой бы каялся сейчас…
Но мы — дорвавшиеся свиньи,
Изголодавшиеся люди,
И нам не внятен Божий глас.
1968
«В этой стране, Ватсон, увлечение погоней почти исключительно за политическими сделало то, что самый грязный элемент общества остался почти без надзора». Да что там, нынешнему «грязному элементу» еще и почести за «подвиги».
Александр Абрамович великолепен.
Вполне готическая история с сопутствующими ей атрибутами: старинным домом, в котором обитают представители древнего рода, проклятием, над ними висящим, страшным пророчеством, пугающими призраками и прочими роковыми обстоятельствами.
Чтобы читатель XIX века, не так искушенный в ужастиках, как современный, не слишком был напуган, погрузившись в пучину роковых событий, Коллинз смягчает мистически необъяснимые ужасы реалистичным объяснением, прибегая к помощи медицины.
Исполнено прекрасно.
Важнейшие выводы Толстого о школе такие, что она никогда не должна служить известным правительственным или религиозным целям, что образование должно быть основано на вечных законах разума и что «критериум» педагогики есть только один — свобода (по меньшей мере, от обозначенного первым в перечне).
Имеющим возражения обращаться к тексту Толстого, к последней его части, где Толстой, предвидя эти возражения, дает на них ответ.
Исполнителю ― благодарность.
Как и в своих стихах, где, демонстрируя чудеса версификации, Брюсов оставался холодным и рассудочным аналитиком, так и в рассказах он в большей степени не писатель, а исследователь. Это не живые картинки и лица, а искусственно смоделированные социологом-психологом истории, в которых у героев часто немотивированные поступки, не очень раскрытые характеры, да и в целом и сами они, и их поступки ― больше условные схемы, объект научного изучения. Видно, что рассказ тщательно автором прорабатывался, но как-то все без живого темперамента, бесстрастно и холодно.
Что никоим образом не умаляет достоинств исполнителя.
Прошли времена, когда «скрепы» были вполне себе идеологически невинным словечком, как вот здесь, к примеру, в переводе Чуковского. И чего добились старатели-патриоты, кроме как смехотворной его нынешней анекдотичности?
А между тем тут оно чуть ли не ключевое (в первоначальном своем непорочном и конструктивном смысле), потому что означает единение и равенство Человека и Мира, скрепленное основой всего сущего ― любовью, а также свободой без рабских оков. Мечты вольного стрелка. Утопия, но красиво.
Исполнителю спасибо за большую и достойную работу.
Внезапным своим обогащением графиня была обязана обладанию чудесной тайной…
Кого-то эта надменная и суровая дама очень напоминает. Je sens mon сoeur qui bat, qui bat, je ne sais pas pourquoi)) Злополучные тройка, семерка, туз преобразились в алхимический секрет, наивная и доверчивая барышня-приживалка обернулась наследником, правнуком-повесой, в остальном же автор, как и его предшественник, развернул сюжет точно так же, «в пику» главному герою, предначертав ему ровно такой же финал.
Истоки того и другого, вероятно, еще более ранние, «оживающий» портрет опять отсылает нас к Гофману, да и ко всей готической литературе.
Чудесно, спасибо!
Да, аналогия слишком очевидна. С той лишь разницей, что Франк до тюрьмы в принципе был лишен способности рефлексировать и потому такие вопросы перед собой даже не ставил. Раскольников вполне осознавал, что делает, и так же осознанно свои действия оправдывал. То есть он пережил и нравственное падение, и возрождение. Франк же изначально был вне системы моральных, этических и прочих ценностей, не было в нем ничего человеческого, все случилось только в тюрьме, и именно не возрождение, а рождение человека.
Не стоит так строго с писателем XIX в. Ясно, что не может отвечать Нерваль современным запросам на мистическую и фантастическую литературу. И не в нем дело, а в современном читателе, у которого порог эмоционального восприятия явно выше читателя двухсотлетней давности, его таким разве испугаешь, ему бы так, чтобы уж совсем ужас ужаснейший с кишками навыворот. Да и всякими подтекстами (без Гофмана в этом рассказе до конца не разобраться), временными контекстами, литературными аллюзиями и ассоциациями, увы, тоже мало кто интересуется.
И проза, и стихи Нерваля так же непросты, как и его собственная жизнь, которую напророчил он себе в избытке в своих писаниях. Всего несколько лет после «Дьявольского портрета» ― и будет бродяжничество, помешательство, психиатрическая лечебница и страшное самоубийство.
Прекрасный рассказ, прочитан замечательно.
Безмятежный старинный городок, плющ, вьющийся по белой стене храма, черные камни на белом песке, все строго, мудро и просто в тихом саду камней. Он дарит шанс не плыть безвольно по течению, дать волю настоящим чувствам, но не всякому, только тому, кто на такие чувства способен.
Исполнителю ― благодарность за прекрасное чтение.
Два маленьких прижимистых человечка, вполне себе заурядных, чья жизнь скудна возможностями и желаниями, но полна предрассудками и заблуждениями, как-то все же умеют по-своему друг друга любить. В этой не слишком веселой истории нашлось место для тепла и нежности.
Прекрасно исполнено, спасибо.
Кржижановский ― писатель чрезвычайно своеобычный и интересный, и очень свободный, сбежавший в свой фантазийный мир от советского литературного официоза, не пожелавший, подобно норовистым пальцам из его же рассказа, нестись коллективным мерным бегом по мощенной идеологией дорожке.
Пианист в рассказе хочет обуздать резвые, расскакавшиеся пальцы и тянет их назад, к медиуму, «золотой» середине, норме ― не высовывайся, не отрывайся, не выделяйся ― но они непослушны. И сам писатель, только уже в своей собственной жизни, совершает безумное и экстравагантное, предпочитая мокрую, грязную, вонючую панель позолоченной клетке.
Жил бы себе без этой пресловутой свободы, и «специалисты» были бы довольны пристойной, технически безупречной и виртуозной игрой по правилам. Но опыт короткой свободы рождает игру иную ― она не так ослепительно филигранна, но, возможно, и не так предсказуемо скучна, бездушна и бесчувственна.
Спасибо за хорошее исполнение.
Не уверена, что приму когда-нибудь лично для себя толстовское непротивление злу насилием, не слишком очевиден даже в перспективе терапевтический эффект такого modus vivendi по отношению к тому, что происходит в мире. Но многие, очень многие мысли Толстого мудры и справедливы.
Есть те, кто считает, что насилием они имеют право «улучшать» и «устраивать» жизнь других людей и народов.
Но как только человек допускает совершение насилия ради эфемерной или откровенно ложной идеи «блага» для другой страны, для другого народа, он перестает отличать добро от зла, и это зло становится безграничным.
Глупо, когда люди гордятся своим лицом, своим телом, еще глупее то, когда люди гордятся своими предками, своим народом, своим прошлым.
«Глупо», считал Толстой, потому что те, кто так думает, к тому, чем они гордятся, лично непричастны, гордость же ни к чему иному не приводит, кроме как к высокомерию и спеси. И бо́льшая часть зла на свете от этой глупой гордости. От нее и войны.
Но люди продолжают гордиться, и создают себе врага, и копят в себе злобу и агрессию, и так воспитывают своих детей, приготовляя их к войнам и убийствам, подменяя настоящую любовь гипертрофированной гордостью.
Я понимаю Вас. Объективно Вы правы, доля вины у всех разная. Возможно, придет время, когда можно будет взвешивать и каждому отмерять по вине его. Сейчас же она разделена на всех и уж точно безразлична ее мера тем, кто по этой вине страдает.
Что до «подавляющего большинства», то оно и не хочет никак влиять, большинство, которое вижу я, такое, как описал его Толстой.
Что толку в том, о чем писал Толстой, Вы спрашиваете? Для такого народа, наверно, никакого. Но опять же, объективно такой голос должен звучать. Да и не умел Толстой молчать, как мы знаем.
А не сердитесь так. Это был мой самый первый комментарий, и я о нем немного жалею. Вполне можно обойтись без замечаний по поводу ударений, если книга интересна и в целом прочитана очень хорошо.
А потому чтецу, конечно, благодарность за этот цикл рассказов, который я люблю и в котором Гашек, по его собственному признанию, выставил красных вояк дураками.
И Вам спасибо, что напомнили об этой книге. Пожалуй, перечитаю или переслушаю.
Замечательный рассказ, исполнителю — благодарность.
________
А это уже о сегодняшней дате. 21 августа 1968 года советские войска оккупировали Чехословакию. Как мы убеждаемся, желание «повторить» непреодолимо.
Тогда и теперь.
Апокалипсис
Мы испытали все на свете.
Но есть у нас теперь квартиры —
Как в светлый сон, мы входим в них.
А в Праге, в танках, наши дети…
Но нам плевать на ужас мира —
Пьем в «Гастрономах» на троих.
Мы так давно привыкли к аду,
Что нет у нас ни капли грусти —
Нам даже льстит, что мы страшны.
К тому, что стало нам не надо,
Других мы силой не подпустим, —
Мы, отродясь, — оскорблены.
Судьба считает наши вины,
И всем понятно: что-то будет —
Любой бы каялся сейчас…
Но мы — дорвавшиеся свиньи,
Изголодавшиеся люди,
И нам не внятен Божий глас.
1968
Александр Абрамович великолепен.
Чтобы читатель XIX века, не так искушенный в ужастиках, как современный, не слишком был напуган, погрузившись в пучину роковых событий, Коллинз смягчает мистически необъяснимые ужасы реалистичным объяснением, прибегая к помощи медицины.
Исполнено прекрасно.
Имеющим возражения обращаться к тексту Толстого, к последней его части, где Толстой, предвидя эти возражения, дает на них ответ.
Исполнителю ― благодарность.
Что никоим образом не умаляет достоинств исполнителя.
А между тем тут оно чуть ли не ключевое (в первоначальном своем непорочном и конструктивном смысле), потому что означает единение и равенство Человека и Мира, скрепленное основой всего сущего ― любовью, а также свободой без рабских оков. Мечты вольного стрелка. Утопия, но красиво.
Исполнителю спасибо за большую и достойную работу.
Кого-то эта надменная и суровая дама очень напоминает. Je sens mon сoeur qui bat, qui bat, je ne sais pas pourquoi)) Злополучные тройка, семерка, туз преобразились в алхимический секрет, наивная и доверчивая барышня-приживалка обернулась наследником, правнуком-повесой, в остальном же автор, как и его предшественник, развернул сюжет точно так же, «в пику» главному герою, предначертав ему ровно такой же финал.
Истоки того и другого, вероятно, еще более ранние, «оживающий» портрет опять отсылает нас к Гофману, да и ко всей готической литературе.
Чудесно, спасибо!
И проза, и стихи Нерваля так же непросты, как и его собственная жизнь, которую напророчил он себе в избытке в своих писаниях. Всего несколько лет после «Дьявольского портрета» ― и будет бродяжничество, помешательство, психиатрическая лечебница и страшное самоубийство.
Прекрасный рассказ, прочитан замечательно.
Исполнителю ― благодарность за прекрасное чтение.
Прекрасно исполнено, спасибо.
Пианист в рассказе хочет обуздать резвые, расскакавшиеся пальцы и тянет их назад, к медиуму, «золотой» середине, норме ― не высовывайся, не отрывайся, не выделяйся ― но они непослушны. И сам писатель, только уже в своей собственной жизни, совершает безумное и экстравагантное, предпочитая мокрую, грязную, вонючую панель позолоченной клетке.
Жил бы себе без этой пресловутой свободы, и «специалисты» были бы довольны пристойной, технически безупречной и виртуозной игрой по правилам. Но опыт короткой свободы рождает игру иную ― она не так ослепительно филигранна, но, возможно, и не так предсказуемо скучна, бездушна и бесчувственна.
Спасибо за хорошее исполнение.
Есть те, кто считает, что насилием они имеют право «улучшать» и «устраивать» жизнь других людей и народов.
Но как только человек допускает совершение насилия ради эфемерной или откровенно ложной идеи «блага» для другой страны, для другого народа, он перестает отличать добро от зла, и это зло становится безграничным.
Глупо, когда люди гордятся своим лицом, своим телом, еще глупее то, когда люди гордятся своими предками, своим народом, своим прошлым.
«Глупо», считал Толстой, потому что те, кто так думает, к тому, чем они гордятся, лично непричастны, гордость же ни к чему иному не приводит, кроме как к высокомерию и спеси. И бо́льшая часть зла на свете от этой глупой гордости. От нее и войны.
Но люди продолжают гордиться, и создают себе врага, и копят в себе злобу и агрессию, и так воспитывают своих детей, приготовляя их к войнам и убийствам, подменяя настоящую любовь гипертрофированной гордостью.
Спасибо за прекрасное чтение.
Что до «подавляющего большинства», то оно и не хочет никак влиять, большинство, которое вижу я, такое, как описал его Толстой.
Что толку в том, о чем писал Толстой, Вы спрашиваете? Для такого народа, наверно, никакого. Но опять же, объективно такой голос должен звучать. Да и не умел Толстой молчать, как мы знаем.
А потому чтецу, конечно, благодарность за этот цикл рассказов, который я люблю и в котором Гашек, по его собственному признанию, выставил красных вояк дураками.
И Вам спасибо, что напомнили об этой книге. Пожалуй, перечитаю или переслушаю.