Ладно бы ещё съел, ахаха) Мало ли какие предпочтения у людей бывают, это дело тонкое.
Но в совершенно обычной обстановке (не в фильме Валентайна) мне сложно представить, чтоб я под чужую рвоту подставляла руки. Естественнее подальше отскочить, мне кажется.
Самый ужасный момент в истории — это когда парень подставил руки под рвоту девушки, так сказать. Как такое в голову вообще может прийти?!🙀
«Бойню блюющих куколок» даже пришлось вспомнить.
Рассказ живо воскресил в памяти процесс удаления одной из восьмёрок (носившим брекеты мой пламенный привет). Полтора часа в кресле: зуб разбивали какими-то специальными инструментами, а после извлекали по частям. Потом ещё примерно неделю я выглядела как жертва домашнего насилия и отвечала на множество вопросов) Времена теперь не те, что в произведении Чехова, а к стоматологу ходить бывает всё так же увлекательно)
Если князь и типичен, то типичен только как любой субъект, способный получать садистическое удовольствие.
Про Жюстину и маркизу я упомянула, потому что Пётр Александрович, как раз-таки, кажется мне «злодеем» из 17-18 веков, а не из 19, 20 или нашего. А ещё он очень аккуратно и органично вписывает «злодейства» в своё мировоззрение, что не характерно для бытовых «злодеев»)
«Обострённое чувство справедливости и женская солидарность, видимо, пробуждают в вас презрение и нетерпимость, даже откровенную ненависть к подобным персонажам.» Ничего из перечисленного у меня нет) Скорее уж из Спинозы: «Не смеяться, не плакать и не отворачиваться, но понимать». (Цитата не точная).
Чердак (Эзра Паунд)
Давай, посочувствуем тем, кто богаче нас.
Давай, мой друг, и не забывай,
что у богатых есть лакеи, и нет друзей,
А у нас есть друзья, и нет лакеев.
Давай, посочувствуем женатым и холостым.
Неслышной поступью входит рассвет
как какая-то прозрачная Павлова,
И я подле своего желания.
Нет лучшего в жизни ничего,
Чем этот час прозрачной прохлады,
час пробуждения вдвоем.
Да и папашу его, князя Петра Александровича, так ли уж легко представить в реальной жизни? Идеальный злодей-философ, садистски обнажившийся перед Иваном Петровичем в ночном ресторане. Ему место на страницах Жюстины или в любовниках маркизы де Бренвилье)
Деревни сейчас угасают и исчезают целыми кустами, а вместе с ними и деревенский фольклор. Всегда радуюсь, когда встречаю современные, рассчитанные на широкий круг читателей, произведения, в которых довольно точно отражены сюжеты быличек. Мифологический рассказ находит здесь новую жизнь)
Но в совершенно обычной обстановке (не в фильме Валентайна) мне сложно представить, чтоб я под чужую рвоту подставляла руки. Естественнее подальше отскочить, мне кажется.
«Бойню блюющих куколок» даже пришлось вспомнить.
Про Жюстину и маркизу я упомянула, потому что Пётр Александрович, как раз-таки, кажется мне «злодеем» из 17-18 веков, а не из 19, 20 или нашего. А ещё он очень аккуратно и органично вписывает «злодейства» в своё мировоззрение, что не характерно для бытовых «злодеев»)
«Обострённое чувство справедливости и женская солидарность, видимо, пробуждают в вас презрение и нетерпимость, даже откровенную ненависть к подобным персонажам.» Ничего из перечисленного у меня нет) Скорее уж из Спинозы: «Не смеяться, не плакать и не отворачиваться, но понимать». (Цитата не точная).
Первое четверостишие говорит (в том числе), что рифмовать глаголы можно)
Давай, посочувствуем тем, кто богаче нас.
Давай, мой друг, и не забывай,
что у богатых есть лакеи, и нет друзей,
А у нас есть друзья, и нет лакеев.
Давай, посочувствуем женатым и холостым.
Неслышной поступью входит рассвет
как какая-то прозрачная Павлова,
И я подле своего желания.
Нет лучшего в жизни ничего,
Чем этот час прозрачной прохлады,
час пробуждения вдвоем.