Я читал эту книгу не менее пяти раз, еще несколько раз слушал и мне есть что о ней сказать. В первую очередь - это невероятно красиво написанная книга, с первых слов она накрывает мощной волной поэтических предложений, сразу же начиная с панчлайна: «Я живу на вилле Боргезе. Кругом - ни соринки, все стулья на местах. Мы здесь одни, и мы - мертвецы. Вчера вечером Борис обнаружил вшей. Пришлось побрить ему подмышки, но даже после этого чесотка не прекратилась», за которым идет следующий: «Борис только что изложил мне свою точку зрения. Он - предсказатель погоды. Непогода будет продолжаться, говорит он. Нас ждут неслыханные потрясения, неслыханные убийства, неслыханное отчаяние. - Ни малейшего улучшения погоды нигде не предвидится. Рак времени продолжает разъедать нас. Все наши герои или уже прикончили себя, или занимаются этим сейчас», и так - до конца. Хлесткие, звонкие предложения. Дерзкая подача. Без передышки. Все и сразу. Единственный из миллиона рекламщик, на звонок которого вы почему-то ответили, не бросили трубку. Речь автора поражает сразу же, его хочется слушать, вы на крючке. Стоит отдать должное переводчику - он отлично уловил и передал ритм и тон произведения. Интенсивность произведения превышает все виданные мною примеры. Эта книга сочится красками. Да, она необычная: в ней почти нет сюжета, нет начала и нет конца: «В таком случае как же рассматривать это произведение? Это не книга. Это - клевета, издевательство, пасквиль. Это не книга в привычном смысле слова. Нет! Это затяжное оскорбление, плевок в морду Искусству, пинок под зад Богу, Человеку, Судьбе, Времени, Любви, Красоте… всему чему хотите. Я буду для вас петь слегка не в тоне, но все же петь. Я буду петь, пока вы подыхаете; я буду танцевать над вашим грязным трупом…»

У книги нет структуры и временные отрезки очень условны и в целом не важны. Ты никогда не знаешь сколько времени прошло с момента прошлой сцены: некоторые эпизоды длятся считанные мгновения, а некоторые несколько дней, такое отношение к форме заявлено в самом начале книги: "…настоящий герой - это вовсе не Время, это Отсутствие времени. Нам надо идти в ногу, равняя шаг, по дороге в тюрьму смерти. Побег невозможен", и чуть дальше: «Сегодня двадцать какое-то октября. Я перестал следить за календарем. В нем есть пробелы, но это пробелы между снами, и сознание скользит мимо них. Мир вокруг меня растворяется, оставляя тут и там островки времени. Мир - это сам себя пожирающий рак… Я думаю, что, когда на все и вся снизойдет великая тишина, музыка наконец восторжествует. Когда все снова всосется в матку времени, хаос вернется на землю, а хаос - это партитура действительности.» Это отличный пример «потока» - тут очень мало диалогов и очень много рефлексии, мыслей, Это скорее дневник автора, заметки, наблюдения за собой. Он доктор и пациент в одном лице, а эти записи это его терапия. То, что по совместительству эти записки имеют художественную ценность, а автор еще и отличный рассказчик - скорее удача и «написать великий роман чтобы всем понравилось» никогда не было целью. Кажется, что все описанные события записаны вскользь, как бы обозначены между строк и приводились в порядок уже потом, многократно корректировались, насыщались деталями или же изменялись до неузнаваемости благодаря нескончаемой фантазии автора, в результате получились такие емкие и очень насыщенные страницы, Миллер сам говорит об этом: «Я живу сейчас в таком бурном темпе, что мне даже трудно делать эти отрывочные заметки.»

Его метафоры это тоже нечто особенное, я бы сказал - неповторимое: «На первый взгляд Молдорф - карикатура на человека. Глазки - щитовидные железы. Губы - шины «Мишлен». Голос - гороховый суп. Под жилетом у него маленькая груша вместо сердца.» При всей неочевидности таких сравнений, образ человека складывается весьма ясно - и это прекрасно и удивительно. А еще это очень смешно: «Вытянувшись на кровати, я думал о том, что мне делать. Не идти же назад в постель к этому педерасту и всю ночь выковыривать хлебные крошки, попавшие между пальцами ног. Какой тошнотворный маленький сукин сын! Если в мире есть кто-нибудь хуже педераста, то это только скряга. Запуганный жалкий ублюдок, постоянно живущий под страхом остаться без денег - может быть, к восемнадцатому марта и уж наверняка к двадцать пятому мая. Кофе без молока и без сахара. Хлеб без масла. Мясо без соуса или вообще без мяса. И без того и без этого! Грязный, паршивый выжига. Я однажды открыл его шкаф и нашел там деньги, запрятанные в носок. Больше двух тысяч франков плюс еще чеки. Я бы простил даже это, если бы не кофейная гуща на моем берете, отбросы на полу, не говоря уже о банках с кольдкремом, сальных полотенцах и вечно засоренной раковине. Уверяю вас, что от этого маленького подлеца шел смрад, пока он не обливался одеколоном. У него были грязные уши, грязные глаза, грязная задница. Это был расхлябанный, астматичный, завшивевший мелкий пакостник. Но я бы ему все простил за приличный завтрак! Однако чего можно ждать от человека, у которого запрятаны две тысячи франков в грязном носке и который отказывается носить чистую рубашку и мазать хлеб маслом. Такой человек не только педераст и скряга, но к тому же и слабоумный.» В одном абзаце столько всяких вкусностей, что я чувствую себя как на кулинарной ярмарке где все можно. Кстати, о еде - голод, как физический так и творческий проходит сквозь все его книги, в Париже Миллеру бывало тяжко и он натурально голодал, поэтому еда и описана с таким аппетитом: «Жратва - вот единственное, что доставляет мне ни с чем не сравнимое удовольствие. А на нашей великолепной вилле Боргезе не найдешь даже завалящей корочки. Временами это положительно ужасно. Я много раз просил Бориса заказывать хлеб к завтраку, но он всегда забывает. Он, очевидно, завтракает не дома. Возвращаясь, он ковыряет в зубах, и в его эспаньолке - остатки яйца. Оказывается, он ходит в ресторан из деликатности - ему, видите ли, тяжело уписывать сытный завтрак на моих глазах.» 

Образы моментально возникают в воображении - яркие, предельно четкие, жизненны, смешные, грустные, живые и всегда очень красивые. Я говорю красивые одинаково подразумевая как это: «У меня ни работы, ни сбережений, ни надежд. Я - счастливейший человек в мире.», так и это: «Вот Илона - это просто воплощенная манда. Я знаю это, потому что она прислала нам несколько волосков с нее. Илона - дикая ослица, вынюхивающая наслаждения» - ведь красота многогранна и текуча, этот термин субъективен и сложно поддается классификации: «Рядом с совершенством Тургенева я ставлю совершенство Достоевского. Значит, существуют два рода совершенства в одном искусстве. Но в письмах Ван Гога совершенство еще более высокое. Это - победа личности над искусством.»
Творчество Генри Миллера это салют без подготовленных и напыщенных поздравлений - он просто поджигает фитиль своего красноречия и взрывает все вокруг. Без разбора. Без извинений. Если вам слишком ярко или шумно, то отойдите подальше. Для меня же это один из лучших писателей в мире, в чем-то самый лучший и я в который раз с удовольствием перечитываю его книги. Мне нравится такой вдохновенный стиль, нравятся его яркие, размашистые мазки. Это настоящий художник, который не боится импровизировать (можете почитать главу «Ангел-мой водяной знак!», как он рисовал картину в книге «Черная Весна»).

Все приведенные мной цитаты взяты из первой главы, которую я на данный момент считаю лучшим вступлением в истории литературы - именно это я и подразумевал, говоря об интенсивности и насыщенности данного произведения красотой. 

 Тем, кто только собирается, советую прочитать те самые 10 первых страниц или же 15 минут первой главы в этой озвучке. Если не зацепит, то стоит забыть о Генри Миллере навсегда.

Озвучка мне понравилась, но, по какой-то лишенной всякого смысла причине, из нее вырезаны или не озвучены вовсе некоторые абзацы, которые иногда сильно меняют смысл написанного. Это конечно вызывает полнейшее недоумение и является непростительным и безнравственным актом вандализма, заслуживающим максимального порицания.

Я конечно не сильно разбираюсь в литературе, но с каждой прочитанной книгой во мне все сильней укореняется убеждение, что писать на русском так, как это делал Набоков в какой-то мере не совсем честно и что сильнее словом у нас не владел никто, да и вряд ли будет. Эту уверенность придает мне не столько идеальный текст, а скорее разбросанные по всей книге мелкие сокровища типа: «вы не дуэлеспособны», или же покрупнее: «То, что он был в ночных туфлях, в старейшем мятом костюме, запятнанном спереди, с недостающей на гульфике пуговкой, мешками на коленях и материнской заплатой на заду, нимало его не беспокоило. Загар и раскрытый ворот чистой рубашки давали ему некий приятный иммунитет.», от которых я буквально прихожу в восторг, делаю скриншоты и посылаю их друзьям. И даже если я что-то упустил или не подобрал (что скорее всего так), то оно все еще там, ждет тебя — стоит лишь открыть страницы этой замечательной книги.

P.S. «Я думаю, ты будешь таким писателем, какого еще не было, и Россия будет прямо изнывать по тебе, – когда слишком поздно спохватится…», — это «слишком поздно» уже наступило или надо еще немного подождать?

Я больше сравнивал не стиль Рэнд и Чернышевского (было бы что сравнивать — что там, что тут по нулям), а схожесть персонажей и их одинаковая топорность: все положительные персонажи сплошь положительные, белые и просто няшки; отрицательные же кругом подонки. Просто у Рэнд положительные это индивидуалисты-капиталисты, а у Чернышевского коммунисты.
По поводу отрывка, Вами приведенного могу лишь повториться: это невозможно читать без слез или злобы, это очень дурно написано и хорошо подтверждает претензию к отсутствию синонимов — их тупо нет (
"… по улице едет КАРЕТА, самая отличная, и останавливается эта КАРЕТА, и выходит из КАРЕТЫ пышная ДАМА, и мужчина с ДАМОЙ, и входят они к ней в комнату, и ДАМА говорит: посмотрите, мамаша, как меня муж наряжает! и ДАМА эта — Верочка.", слово «мамаша» можно прочитать 8 раз за абзац, если вы вдруг забыли что есть у вас мамаша и никак кроме мамаши мамашу обозвать нельзя. Эта книга — стилистический труп.

На medium — да, к сожалению это я, но то что там написано достойно лишь того чтобы от стыда провалиться сквозь землю.
По поводу отзывов и вообще всякого рода писания слов руками, то на их сочинительство требуется либо:
а) немало усердия (с этим проблемы) и регулярности (с этим тоже, но вроде как работаю над собой), чтобы результат удовлетворял меня самого хотя бы в моменте, чтобы было не стыдно отправить это в мир. У меня завышенные требования к себе;
б) Злоба/восторг и боль/эстетическое удовольствие (нужное подчеркнуть). Этот отзыв был написан исключительно за счет этих качеств, конечно же негативных. Я буквально страдал читая/слушая эту книгу и не хотел чтобы мои страдания остались незамеченными. Я делал длительные паузы, ругался и кричал на монитор (это не шутка), я ненавидел Чернышевского практически за каждую строчку этой стилистической мерзости. Человек не знаком с понятием синоним, это легко проверить просто пробежавшись по тексту — чуть ли не во всех диалогах Веры с мужем она называет его миленький в КАЖДОМ обращении. Это из самого простого, но есть и много других примеров. Инфантилизмом автора пропитана вся книга, начиная с самых первых слов, где обозначается публика плохая и хорошая, где он снимает с себя ответственность за то что книга вам не понравится в стиле «я же говорил что книга дерьмо, а если вы ее читаете, то сами виноваты», после первой страницы уже не хотелось читать и не было никаких надежд на что-то стоящее, но у меня было твердое намерение после Набоковского шедеврального Дара. Так бывает, что гениальный роман может быть косвенно связан с тем, что даже сложно назвать текстом здорового человека умеющего хоть немножко составлять слова в предложения.

P.S. Рад, что доставил Вам радость )

В жизни не читал ничего хуже. Читать это невозможно, тяжеловеснейщие предложения с бесконечными повторами одних и тех же слов, порой доходящими до маниакального безумия. Персонажи карикатурные и не живые, почти так же как у Айн Рэнд, даром что леваки. Написано ужасно, я уже говорил? Повторю еще раз, пожалуй: отвратительно написано, да… Никому не пожелаю этой адской пытки такими грандмастерскими пассажами как «Он знал, и она узнала» или «У меня много имен. У меня разные имена», все эти бесконечные «Миленький» и «Проницательный читатель», за которые хочется хорошенько так отхлестать автора по щеками как минимум охлажденной треской. Не читайте эту книгу, она хуже, чем самый разгромный отзыв о ней.