Благодарю за каждое слово…

Голос и манера чтения в сочетании с изящнейшей звуковой оправой мягко выдавили слова над страницами, наделили их силой, сделали полнокровными, почти зримыми…
Удивительным образом в моём воображении этот рассказ захотел быть в дуэте с Dear Esther, где остров столь же мрачен, холоден и невероятно, до боли в сердце, прекрасен… По нему скользить потусторонней тенью, охотно примеряя и принимая одиночество, отверженность…
Незванная гостья, за которой пристально и задумчиво следят глаза того, кто терпеливо ждёт восстановления прежнего пустынно-величественного покоя.
Одновременное включение игры и рассказа превратилось для меня в завораживающий опыт — слияние сюжета, голоса Чтеца, мелодии и оживших образов. Впервые за всё время моего погружения в мир аудиокниг я получила такое странное, яркое, болезненно-тревожное наслаждение. Вернусь к нему поздним осенним вечером, когда на улице сыро, ветрено, тоскливо и остров Эстер будет казаться гостеприимным, а история, рождённая прикосновением к древней тайне, зазвучит философски-меланхолично и сумеречно-уютно…

На мгновенье замирает боль, стихает мысль, беспокойство и ярость теряются в лабиринтах безмолвия.
Голова, опущенная на руки — знак неподвижной безысходности, отчаяния, смирения перед дыханием смерти. И тишина — как избавление…
Передышка перед взмахом крыльев мотылька, о существовании которого в эту снежную ночь забыли напрочь, засыпав его сеном, вынеся вон фонарь…
Исполнено прекрасно, благодарю.

Музя полнейшая.
Это же надо…
А зачем было Лермонтова брать, ну употребляли бы чего попроще, если не можете не начитывать.

Поэзия сшивает края неба и земли, будто каждое слово становится стежком, соединяющим реальность с миром незримым. Вот и Леви, он тоже накладывает такие стежки, но, сделав стежок, распарывает его, стежок — слепящий взмах лезвия, стежок и взмах…
Странны и сложны для меня его стихи, ледяные, глубокие, не подпускающие к себе. От них ощущение вежливого прикосновения к локтю с предложением сесть вот в это уютное кресло, включить телек и не пытаться понять то, что не для меня писано.
Дмитрий, кстати, выбрал наиболее лёгкие, если так можно выразиться. Во всяком случае, они кажутся (ошибочно) более понятными благодаря его исполнению, голос и мелодия подарили стихам нотки нежной грустинки, смягчили и разгладили их. Не в первый раз замечаю, как он превращает магмово-неподъёмные валуны в прохладно-кружащихся пушистиков. Волшебство, как оно есть :)

Сон — пронзителен невыносимо…
Не знаю, какие ещё слова подобрать, да, наверное, и не стоит, просто пусть часть моей души останется возле этих стихов.
Низко кланяюсь Чтецу за то, как бережно и нежно он коснулся этой незаживающей раны…

Кажется, впервые для меня мелодия этого навязчивого танго прозвучала по-настоящему. Не кукольно-постановочно, а — трагично, нервно и… огненно-болезненно от бескожно-честного соприкосновения с тем временем, с той жизнью.
Благодарю Чтеца, бесконечно благодарю!

Коммент не о танго, конечно. Просто не нахожу я слов для этой трилогии…

Пусть это маленькое желание осуществится :)
Floating, Bitter Sweet
youtu.be/y_9iaEsEyo0

Книги освещают мою жизнь (пафосно сказанула, ну уж как есть).
Белые одежды
Жизнь и судьба
Ложится мгла на старые ступени
Тяжёлый песок.
Есть ещё и их много, но эти, с невероятной скоростью вращаясь вокруг невидимой оси, слились в огненный круг, дымящийся болью и страданием, невыносимо ярко сияющий величием и красотой человеческой души.
Арбатская трилогия, накладываясь, словно бы обнимает этот круг, рождая древний символ, который горит тавром во лбу, одаряя умением сострадать и возможностью попытаться понять — другого человека… любого… каждого.
Спасибо великолепным Чтецам, исполнившим тексты этих книг, моя благодарность им бесконечна.

Прочитала и тоже стало жалко этих женщин…

Холодное дуновение вечности подхватило и подняло на невероятную высоту шёпот души Поэта. Его мысли и чувства, затаённые до поры, но страстно ищущие возможности разделить себя с теми, кто, сам того не ведая — ждёт этого.
Высокие своды бесконечных пещер, смертоносные коридоры лабиринтов, сапфировые озёра, в царстве ночи сохранившие свою невинную чистоту, вобравшие в себя силу тишины и камня. Тьма…
Душа, скрывающая свои пути, тайники, карты. И голос души, отворяющий двери своей темницы, в немом желании отдать сокровенное — небу…
Благодарю, Дмитрий, за тонкость и изящество воплощения стихотворных строк, удивительное превращение, алхимия…

Я — сон
И я — в твоём сне…
Спи, милая сестрёнка.
Беречь твой сон буду я…

Я дорогая, но не для вас и ничего не должна вам, это уж точно. Далее не читала, наскучило.

Вот и меня раззодорил ваш задорный задор, задрали поучать-то, как следует-не следует читать, произносить, ударять, дышать, паузировать и прочее.
Эти, которых учите — в разы лучше вас.
Нашла я в инете творчество Магомедова, Пушкин покоя не даёт? Да вы бы его рассмешили! Но, правда, и я хохотнула, слушая пару минут, хоть за это спасибо.
А, кстати, что, нет других классиков, из вашего народа, что вы все лезете в Гоголя, Чехова…

Возьму свою игрушку енота в заложники, поторопитесь!
Обитель… как необычно, впервые увидела это слово в «Доме Ашеров», там оно для меня и застыло — ледяной тенью, тягостным предчувствием.
А вот интересно глянуть контекстную рекламу на компе Ракитина, когда он очередной очерк готовит :)

Как бы мне хотелось услышать об Элизе Лэм.
Классика жанра, (наверное, можно и так сказать). Сколько я читала и смотрела, в том числе и «тру-краймов», об этом! Но Маэстро Ракитин — непревзойдён, хотя и он тоже (да и никто) не может дать однозначный ответ.
Не знаю, каким образом Вы выбираете, какую историю оживить голосом. Но, если рандомно или подбрасываете монетку, то пусть она повиснет вертикально, медленно вибрируя, вращаясь против часовой — над этим делом…

Милые админы, трудно ли сделать возможность выражать симпатию-антипатию автору или чтецу в его профиле — живой, плавающей, дышащей?
Только не надо напоминать, что я могу сделать это это под книгой, угу. Не всегда могу, шутовски предагаете расслабиться. Масса есть моментов, таких как щас, когда я хотела бы убрать из рейтинга свой голос, поняв, за какое дешёвое гэ я его отдала. Ан нет, не могу. Прибито намертво, зацементировано, отлито и тд.
Мерзко и скучно…
Не то ощущение, какое бы я хотела испытывать здесь, на сайте.

Привлекло название книги. Ван Гог, хранящий ключи от моего сердца, негромко вздохнул, одарив фоном к этой истории — только у него была пшеница и Овер, а здесь кукуруза и Канзас.
Часто мне бывает достаточно двух условий — любимый чтец и наличие героя, вызывающего живую симпатию и (или) интерес, сострадание, участие. Имя Пендергаста аукнулось в лабиринтах памяти Пентрагоном (служила бы тебе, мой Хаул, до последнего скрипа). Впрочем, оба эти героя похожи между собой, тонки, бледны, загадочны, одиноки, отстранённо-печальны и оттого интригующе-притягательны.
А, кстати, писал ли кто-нибудь воронушек в интерьере натюрморта? эдак со вкусом расположив их посередь золотистых островков сыра, дышащих негой кистей винограда, грешно-пушистых персиков и обещающих блаженство винных кубков. Рябчики, куропатки, перепела, фазаны, даже лебеди и попугаи — были, а вот вороны…
Чтец давно стал родным, ещё с первой нашей с ним книги, добрая память ему, благодарю горячо и неистово. В это первое утро лета к его ногам от меня — огромный букет лесных фиалок, собранных дождливой ночью накануне…

С какой стати в поисках ветра, который наполнил бы печально застывшие паруса моей души, я обратилась к этому произведению? Неверный был выбор, потому и не случилось мне поймать попутный зефир, ладно, на вёслах дойду.
Чехов… Ведёт по роману, неслышно ступая рядом со мной, с затаённой радостью касаясь созданных им образов, обращаясь с ними, как с хрупким чашами неземной красоты. Да они и есть такие чаши, просто давно забыли об этом и некому было напомнить.
Пороки, отражённые в книге, он ловит зеркалом своего сердца и показывает нам с невероятной нежностью и любовью, глядя в упор чуть насмешливо и бесконечно терпеливо, оттого и кажется, что каждый порок таит за своей спиной двойника, незримо сияющего среди зловония и мрака.
Трое мужчин и одна женщина, древняя формула трагедии. Один — старый вдовец, второй — молодец с вялым сердцем, третий — трухлявая ветвь графского рода, а в центре — очаровательная кошко-змейка.
А как они там пьют! постоянное винное марево, оцепенение тела и мыслей, отсюда почти все их нелепые, отвратительные и жуткие поступки. Слуга Камышева кажется, наверное, единственным островком покоя и разума в этом море низких желаний и скуки.
Чтец — волшебник, слушать его исполнение всегда редкое наслаждение, благодарю!

Роман по-настоящему страшен. Охота… вся жизнь — бесконечная охота, подлая, жестокая, кровавая, а добытые в результате слепой и безумной скачки, ещё горячие трофеи, горделиво разложенные на траве — мертвы… торжество смерти и разложения, символ ничтожности достигнутых целей.

Луна, любовно изливающая на мир отражённый свет, с благодарной тихой радостью принимает ответный дар — нежное прикосновение тумана, струящиеся ввысь ароматы полыни, земли и мёда, инеевое кружево росы, шелест листвы, прозрачный взгляд (из) лесного озера.
Прекрасно понимаю тех, в ком полная луна рождает тревогу, чьё воображение остро-болезненно реагирует на её лик в окне, нервно поводит плечами, видя призрачный отсвет на плитках пола, чувствует неясную опасность от снежных полян, залитых лунным сиянием (ну и прочие, любимые мною, лавкрафтовские готичности).
Мои же отношения с луной — иные. Я невольно улыбаюсь её серебристому шару, увы, такому недостижимому, она одинаково мила мне и ясной южной ночью и в мрачном позднеосеннем своём исполнении, в антураже из седых облаков и багрового сияния, сквозь которые она, по законам жанра, зловеще и хищно смотрит вниз, пульсируя чёрно-лиловой яростью в висках монстров, бредущих по земле в человеческом обличье.
Рассказ напугал… Я не забываю, что Куприн талантливый писатель и при желании мог бы на любой сюжет откликнуться шедевром, дышащим жизнью, но почему-то кажется, что именно этот рассказ был навеян реальной историей, что действительно произошедший случай послужил каркасом (скелетом, ага) на который перо автора набросило быстрые точные мазки слов, стремительно соединило их в предложения, явив на бумаге образы чёткие, яркие и живые. Как прекрасен язык Куприна, наслаждение!
Столь же прекрасен и Чтец, благодарю их обоих искренне и от души.