Всего семь минут… семь нот, звёздным дождём пролившихся на провода нотного стана, запечатлели навсегда светлую и яростную историю притяжения двух сердец. Бесконечные нити этих притяжений пронизывают пространство от начала мира, и ткётся из них полотно непостижимой для человеческого понимания красоты.
Рассказ-светлячок в прекрасном исполнении, Автору и Чтецу моя горячая благодарность.
Коснуться пальцами, на кончиках которых замерла душа, легчайшей ткани, обвивающей девичий стан — это мгновение подобно глубокому вдоху, который не может длиться бесконечно. Запечатлена на ткани мироздания его мимолётность. Но жизнь это и выдох. Что скрыто за нежной прохладой облачения — доспехи девы-воительницы, изнанкой своей принявшие кровь её ран, скольжение шелков и парчи, туго стянутых улыбкой ложных обещаний, рубашка, сотканная из крапивы и лебединого крика или истлевшая мягкость савана…
Но лишь достойному позволено видеть иное, ему за снятыми покровами откроется стужа и мгла и рубиновые огни лампад обернутся кроваво тлеющими угольями прощальных костров.
Он увидит, как на холодный, мрачно-романтический Петербург опрокидывается небо, обрушивая в небытие всё — мечты, надежды, чистый смех. И возносится над головой инфра-красный град Петра, огромный, вонзающийся в своё собственное низкое, клубящееся багрово-серым, небо. Мёртво-беззвучный, лишающий воли и разума…
Блок подобен горе. В снегах одной её вершины переливается сапфир ночного неба, другая вершина отстранённо-задумчиво глядит в глубины ада.
Дмитрий, благодарю тысячу раз за этот сборник!
Не отчаивайся, солнышко, впереди ещё целый месяц. Эту версию не мучай, есть альтернативная всего на час, это лучше чем пять, не так ли? Ну вот и славно. Прослушаешь, что-то в памяти осядет, остальное улетит обратно, да и ладно, но… актёры…
Актёры, подарившие свои голоса, душу и талант этому произведению — это жемчуг. Редкий по красоте, величине и уникальности.
Божжежмой! Марков, Пельтцер, Саввина, Литвинов — это легенды. Когда-нибудь непременно они, каждый сам по себе, в тишине и уединении, постучатся у порога твоей души. Ты отворишь дверь, я очень в это верю.
А пока, выбрось из головы мою болтовню, будь счастлива и легко ступай по тропе своей Жизни!
Голос Чтеца идеален для этого жанра, так и слышится вдали чей-то безумный шёпот, леденящий душу вой и скрежет жвал.
У навигаторов, помнится, была возможность выбрать, кто про камеры и повороты говорить будет, например, роднуша Дроздов. Представляю, если Прометея установить, получится не поездка на дачу, а триллер в формате роуд-муви. «Ты сделал поворот не туда», «Маршрут перестроен и ты об этом пожалеешь», а в конце зловещее: «Твоя поездка закончена...»
Классно! Спасибо за впечатления.
Ваше чтение всегда вызывает моё восхищение, в нём любовь к каждой строчке, трепетная нежность и огромное уважение к автору и его произведению…
Здесь же речь о другом, и дело не в том, какого года озвучка или каковы особенности мелодии голоса чтицы, ритма чтения, нет. Здесь работа, сделанная спустя рукава.
Поставлю-ка точку в этом некстати возникшем диалоге — я считаю для себя нормальным говорить то, что хочу и о том, о чём хочу. И ещё, неплохо было бы указать, где я дала вам «уничижительное прозвище»? А то так можно дотрендеться до чего угодно, не так ли? Повторюсь, моё мнение — рассказ прочитан скверно. Точка.
Как мило, а почему вы не написали под хвалебными отзывами, что ваши права нарушены или мысль о нарушении случилась на моём отзыве? С админами обговаривайте свои несогласия и претензии. Хочу напомнить, что это интернет, а не кто-то коварно похитил записи вашего чтения вслух дома в кругу друзей и близких.
Ресницы дрогнули от оклика из детства. Оно всегда незримо рядом, дует тихонько в наши усталые спины, что бы бумажный кораблик мечты окончательно не пошёл ко дну, ждёт, когда у нас крылья проклюнутся и если будут чесаться, то с радостным смехом почешет!
А причина — постер, когда-то у нас была вся серия. Вот эта маленькая, размером с ноготь, картинка с червяками открыла дверь туда, откуда я вглядывалась когда-то в «прекрасное далёко». Смотрю на ту себя, отстоящую от нынешнего дня за сотни парсеков, и понимаю где оно, оказывается, было — прекрасное далёко…
Сколько книг и фильмов оберегало наши детские души, о добре и зле, смелости и чести, дружбе и любви — да мы купались в них!
Как быстро годы пролетели, страшное время наступило. Не справилось искусство…
Спасибо чтецу за чудесные и грустные минуты, невольно подаренные его работой.
Славный дуэт был у них, причём оба выкладывались на все сто, он стоял перед ней с клубком в руках и наматывал пряжу её души, а она, сидя напротив, так же старательно расщепляла свою душу на волокна, скручивала (ссучивала :) их в нить. И было им спокойно и комфортно, ибо их объединяло общее дело, наполняющее жизнь смыслом. Но вот муж потерял ритм, то ли возраст тому виной, то ли не вовремя накатившая хандра и раздражительность, но он увеличил интенсивность сматывания, пошёл сбой в давно налаженном процессе, эх, не следовало бы ему… Но — зато он получил массу времени для неторопливых раздумий, как вышло, что та пряжа сплелась в аркан для него.
А что было в коробочке, что за подарок, действительно гребень? Супер-отец.
Мама тоже супер, дом проветрит и продаст, сама — в Париж, к дочке с внуками. И заживёт долго и счастливо, всеми уважаемая и любимая, только помнится там зять имеется («французик» ), ему отныне важно не оступаться в отношении своей жёнушки, мало ли, всякое бывает, соблазны и искушения, Париж же. А рядом тёща не дремлет, бережёт покой своих кровиночек…
Веретено, доставшееся ей в наследство от мужа, надёжно спрятано в складках вдовьего платья и будьте уверены, она теперь точно знает, как им пользоваться.
Чтецу спасибо.
Бывает, что яблоко по склону откатится в овраг за садом или пролезший сквозь пролом в изгороди поросёнок схрупкает его (на здоровье, пятачок).
Не всегда родители, дети, супруги нужны друг другу как вода, для меня ответ на вопрос почему так — лежит в голодных, смрадных пустошах. Я не хочу этого знать.
Такая память, как в первой истории, имеет право на существование, просто в этом слове ударение ставится на Я (я, бесконечное я, те «древности… дай и мой»).
Помять, скомкать и выкинуть, чтобы душу не терзало, в мыслях не всплывало, руку, алчным ковшом согнутую, своей любовью-болью не отводило.
Нельзя научить любить и почитать, ну нельзя, невозможно! Это как усердно поливать вдали от закопанной косточки, будут мокрые камни, только и всего.
Все три рассказа — о держащих друг друга в вечных объятиях мелодии жизни и величественной тишине смерти. Как прозвучать свой краткий миг жизни — каждый выбирает сам, в зависимости от слуха его души, голоса сердца и умения прикасаться к струнам небесным, натянутым между ним и небом. А вот тишина для всех едина…
Горячо благодарю Автора, Чтеца и прекрасную Нуре.
Круглые домики с круглыми крышами, утопающие в зелени садов, акварельная безмятежность, а какой вид открывается с высокого холма в предрассветной дымке — словно жемчужины всех оттенков рассыпаны по изумрудному бархату. Ах…
Насчёт оплеух местным копам во исполнение наложенного штрафа — свежее решение проблемы преступности в городе, неплохо, неплохо. Однако, я бы взглянула на сапожника, обходящегося без шила, или швею, договаривающуюся со своим Зингером, повара без ножа разделывающего стейк, (шашлычника, шёпотом матерящего куски мяса). И всё это с лучезарной улыбкой (фикса не в счёт, от души, от души!).
Не прижилась бы я в том городке, факт. Столько бодрой вежливости и настойчивой услужливости мои фильтры не выдержат, намотает на винты, стоп машина!
Чтец идеально попал в настроение сказки, благодарю!
Возможно, это чувство накрывает многих, но не всех, друзья, например — моя единственная подруженция и её муж на том колесе веселились (были все мы трезвые), их дочка, сидящая рядом со мной, смехом своим спасла меня: «Светк, ты чо такая белая, блевать будешь?» и такие китайски-хомячковые глазки, шесть лет засранке. Спасибо, милая, потому что я серьёзно боролась с желанием отстегнуться (у нас была не кабинка, а открытая скамейка), небо над, солнце вон там — валится за горизонт, внизу — моя возможность завершиться…
Уфф! Теперь я знаю, что не одна (один на один) со своим фобиком. Благодарю!
С грустной иронией, изящно и тонко — о главном. Побуду кэпом: о жизни, смерти и любви.
Но есть ещё, большинством людей не расценивающееся как столь же важное — смелость нести тяжесть последствий однажды принятых решений. Решил, передумал, шлея под хвост попала — ещё раз передумал, не человек, а набор для творчества с мозаикой.
Вот, а хозяин отеля человек слова, сказано — сделано, и упрекнуть не в чем, можно сказать, ответственно к делу подошёл, с соблюдением всех деталей договора.
Такие дела.
Притча хороша, решайте неспеша. Чтецу огромное спасибо!
Ай, опять актёры не указаны, ну ёлки! Конечно, мы знаем их голоса, а как же возможность глазами обнять родные имена:
Стивенсон — Юрий Яковлев
Джим — Алексей Борзунов
Мама Джима — Руфина Нифонтова
Билли Бонс — Анатолий Папанов
Чёрный пёс — Леонид Каневский
Слепой Пью — Георгий Вицин
Доктор Ливси — Ростислав Плятт
Треллони — Юрий Пузырёв
Смоллетт — Игорь Кваша
Хэндс — Юрий Волынцев
Джон Сильвер — Евгений Весник
Бен Ганн — Валентин Никулин
Дик — Михаил Маневич
Джордж — Всеволод Абдулов
Морган — Сергей Цейц
Инсценировка — Василий Сечин
Режиссёр — Надежда Киселёва Ассистент режиссёра — Владимир Шведов
Композитор — Никита Богословский
Инструментальный ансамбль под управлением Александра Михайлова.
Любимое произведение и любимые актёры, чувствуется, классно им было во время записи, их мальчишеское озорство и сдерживаемый смех нырнули в душу и решительно не хотят её покидать. Чтобы мы, слушая, дали пацанёнку внутри нас вырваться на волю, закатать джинсы, хулигански свистнуть и — вперёд!
«Влияет ли место» тут ни при чём, таблетки надо было вовремя принимать. Хотя у таких пациентов (бывшими не бывают) любые места, овеянные мистикой, жуткими легендами и подкреплённые криминальными случаями, могут вызвать небанальную реакцию психики. Она у них и так балансирует на канате, который гудит, вибрирует и раскачивается, любое изменение в пространстве может смахнуть её в распахнутую пасть безумия, и кукушка начнёт выскакивать в заднюю стенку часов, пока шестерёнки не посыпятся.
Тут ещё дело в высоте, она завораживает, пеленает сознание, сковывает разум. Не знаю, как с этим у других, я когда смотрю вниз с высоты, боюсь не упасть, а… прыгнуть. Желание настолько всепоглащающее, что оглушает страх не успеть ему воспротивиться. Так было в детстве, когда стоишь на краю крыши, а под белыми полукружиями кедов далеко внизу дворы, улицы, город, а жизнь вдруг кажется несерьёзной, игрушечной. Рождается мысль о полёте, яростная, манящая, овладевающая целиком, и хочется покориться…
Так же осталось теперь, в чём убедилась, поддавшись на уговоры друзей прокатиться на колесе. Сто сорок метров, чёрт бы его побрал! Чёртово колесо, всё верно. И Чёртов камень, как бы там с ним дела не обстояли…
Это даже не скупость, был бы скупой, сказал бы — «Эээ, дорогой, совсем нет ничего», — и подал на стол один хлеб (хлеб-то, кстати, свежим был). А угостить испорченным — это отражение натуры самого хозяина, его душа прокисла, ею не пользовались, не проветривали, чистыми помыслами не омывали, в лучах любви не грели.
Заинтриговал хлеб в простокваше, ждала, что потом старик непреклонно и властно потребует соль, специи, травы, обжареные с луком грибы, яйца, сыр, ещё что-нибудь и испечёт огромный каравай, на аромат которого сбежится полдеревни и каждому достанется по тёплому душистому ломтю, и все будут есть и хозяина нахваливать. А ему это неожиданно понравится, и с тех пор станет он самым щедрым и гостеприимным в округе, и двери его дома всегда будут открыты, а ночью на крыльце засияет фонарь для уставшего путника. Дочек же быстро в жёны разберут, потому что «вах, у такого папы и дочери, должно быть, такие же добрые и заботливые».
Но в жизни иначе, увы…
История лёгкая и забавная. Я бы хлеб раскрошила по столу и вообще по всей хате, распахнула окна — куриную банду запустить, пусть бы хозяин потом их ловил, чихая от перьев и пыли, чертыхаясь от кудахтанья и суматохи!
Благадарю Автора, Чтеца и прекрасную Нуре за рассказ.
Верны мои поклонники :) и по-прежнему жмут чуть правее, чем следует. Но по-прежнему мне и им приятно.
Это словно бы сижу я зимним вечером в кафе, такая вся в шелках, туманах и перьях (вороньих), ковыряю серебряной ложечкой восхитительный десерт, а он, поклонник, снаружи (мостовая, голод, стужа...) взял и харкнул в меня… через витрину.
И, повторюсь, нам обоим хорошо — мне с десертом и ему с его плевком, замерзающим дивным узором…
Рассказ-светлячок в прекрасном исполнении, Автору и Чтецу моя горячая благодарность.
Но лишь достойному позволено видеть иное, ему за снятыми покровами откроется стужа и мгла и рубиновые огни лампад обернутся кроваво тлеющими угольями прощальных костров.
Он увидит, как на холодный, мрачно-романтический Петербург опрокидывается небо, обрушивая в небытие всё — мечты, надежды, чистый смех. И возносится над головой инфра-красный град Петра, огромный, вонзающийся в своё собственное низкое, клубящееся багрово-серым, небо. Мёртво-беззвучный, лишающий воли и разума…
Блок подобен горе. В снегах одной её вершины переливается сапфир ночного неба, другая вершина отстранённо-задумчиво глядит в глубины ада.
Дмитрий, благодарю тысячу раз за этот сборник!
Актёры, подарившие свои голоса, душу и талант этому произведению — это жемчуг. Редкий по красоте, величине и уникальности.
Божжежмой! Марков, Пельтцер, Саввина, Литвинов — это легенды. Когда-нибудь непременно они, каждый сам по себе, в тишине и уединении, постучатся у порога твоей души. Ты отворишь дверь, я очень в это верю.
А пока, выбрось из головы мою болтовню, будь счастлива и легко ступай по тропе своей Жизни!
У навигаторов, помнится, была возможность выбрать, кто про камеры и повороты говорить будет, например, роднуша Дроздов. Представляю, если Прометея установить, получится не поездка на дачу, а триллер в формате роуд-муви. «Ты сделал поворот не туда», «Маршрут перестроен и ты об этом пожалеешь», а в конце зловещее: «Твоя поездка закончена...»
Классно! Спасибо за впечатления.
Здесь же речь о другом, и дело не в том, какого года озвучка или каковы особенности мелодии голоса чтицы, ритма чтения, нет. Здесь работа, сделанная спустя рукава.
А причина — постер, когда-то у нас была вся серия. Вот эта маленькая, размером с ноготь, картинка с червяками открыла дверь туда, откуда я вглядывалась когда-то в «прекрасное далёко». Смотрю на ту себя, отстоящую от нынешнего дня за сотни парсеков, и понимаю где оно, оказывается, было — прекрасное далёко…
Сколько книг и фильмов оберегало наши детские души, о добре и зле, смелости и чести, дружбе и любви — да мы купались в них!
Как быстро годы пролетели, страшное время наступило. Не справилось искусство…
Спасибо чтецу за чудесные и грустные минуты, невольно подаренные его работой.
А что было в коробочке, что за подарок, действительно гребень? Супер-отец.
Мама тоже супер, дом проветрит и продаст, сама — в Париж, к дочке с внуками. И заживёт долго и счастливо, всеми уважаемая и любимая, только помнится там зять имеется («французик» ), ему отныне важно не оступаться в отношении своей жёнушки, мало ли, всякое бывает, соблазны и искушения, Париж же. А рядом тёща не дремлет, бережёт покой своих кровиночек…
Веретено, доставшееся ей в наследство от мужа, надёжно спрятано в складках вдовьего платья и будьте уверены, она теперь точно знает, как им пользоваться.
Чтецу спасибо.
Не всегда родители, дети, супруги нужны друг другу как вода, для меня ответ на вопрос почему так — лежит в голодных, смрадных пустошах. Я не хочу этого знать.
Такая память, как в первой истории, имеет право на существование, просто в этом слове ударение ставится на Я (я, бесконечное я, те «древности… дай и мой»).
Помять, скомкать и выкинуть, чтобы душу не терзало, в мыслях не всплывало, руку, алчным ковшом согнутую, своей любовью-болью не отводило.
Нельзя научить любить и почитать, ну нельзя, невозможно! Это как усердно поливать вдали от закопанной косточки, будут мокрые камни, только и всего.
Все три рассказа — о держащих друг друга в вечных объятиях мелодии жизни и величественной тишине смерти. Как прозвучать свой краткий миг жизни — каждый выбирает сам, в зависимости от слуха его души, голоса сердца и умения прикасаться к струнам небесным, натянутым между ним и небом. А вот тишина для всех едина…
Горячо благодарю Автора, Чтеца и прекрасную Нуре.
Насчёт оплеух местным копам во исполнение наложенного штрафа — свежее решение проблемы преступности в городе, неплохо, неплохо. Однако, я бы взглянула на сапожника, обходящегося без шила, или швею, договаривающуюся со своим Зингером, повара без ножа разделывающего стейк, (шашлычника, шёпотом матерящего куски мяса). И всё это с лучезарной улыбкой (фикса не в счёт, от души, от души!).
Не прижилась бы я в том городке, факт. Столько бодрой вежливости и настойчивой услужливости мои фильтры не выдержат, намотает на винты, стоп машина!
Чтец идеально попал в настроение сказки, благодарю!
Уфф! Теперь я знаю, что не одна (один на один) со своим фобиком. Благодарю!
Но есть ещё, большинством людей не расценивающееся как столь же важное — смелость нести тяжесть последствий однажды принятых решений. Решил, передумал, шлея под хвост попала — ещё раз передумал, не человек, а набор для творчества с мозаикой.
Вот, а хозяин отеля человек слова, сказано — сделано, и упрекнуть не в чем, можно сказать, ответственно к делу подошёл, с соблюдением всех деталей договора.
Такие дела.
Притча хороша, решайте неспеша. Чтецу огромное спасибо!
Стивенсон — Юрий Яковлев
Джим — Алексей Борзунов
Мама Джима — Руфина Нифонтова
Билли Бонс — Анатолий Папанов
Чёрный пёс — Леонид Каневский
Слепой Пью — Георгий Вицин
Доктор Ливси — Ростислав Плятт
Треллони — Юрий Пузырёв
Смоллетт — Игорь Кваша
Хэндс — Юрий Волынцев
Джон Сильвер — Евгений Весник
Бен Ганн — Валентин Никулин
Дик — Михаил Маневич
Джордж — Всеволод Абдулов
Морган — Сергей Цейц
Инсценировка — Василий Сечин
Режиссёр — Надежда Киселёва Ассистент режиссёра — Владимир Шведов
Композитор — Никита Богословский
Инструментальный ансамбль под управлением Александра Михайлова.
Любимое произведение и любимые актёры, чувствуется, классно им было во время записи, их мальчишеское озорство и сдерживаемый смех нырнули в душу и решительно не хотят её покидать. Чтобы мы, слушая, дали пацанёнку внутри нас вырваться на волю, закатать джинсы, хулигански свистнуть и — вперёд!
Тут ещё дело в высоте, она завораживает, пеленает сознание, сковывает разум. Не знаю, как с этим у других, я когда смотрю вниз с высоты, боюсь не упасть, а… прыгнуть. Желание настолько всепоглащающее, что оглушает страх не успеть ему воспротивиться. Так было в детстве, когда стоишь на краю крыши, а под белыми полукружиями кедов далеко внизу дворы, улицы, город, а жизнь вдруг кажется несерьёзной, игрушечной. Рождается мысль о полёте, яростная, манящая, овладевающая целиком, и хочется покориться…
Так же осталось теперь, в чём убедилась, поддавшись на уговоры друзей прокатиться на колесе. Сто сорок метров, чёрт бы его побрал! Чёртово колесо, всё верно. И Чёртов камень, как бы там с ним дела не обстояли…
Заинтриговал хлеб в простокваше, ждала, что потом старик непреклонно и властно потребует соль, специи, травы, обжареные с луком грибы, яйца, сыр, ещё что-нибудь и испечёт огромный каравай, на аромат которого сбежится полдеревни и каждому достанется по тёплому душистому ломтю, и все будут есть и хозяина нахваливать. А ему это неожиданно понравится, и с тех пор станет он самым щедрым и гостеприимным в округе, и двери его дома всегда будут открыты, а ночью на крыльце засияет фонарь для уставшего путника. Дочек же быстро в жёны разберут, потому что «вах, у такого папы и дочери, должно быть, такие же добрые и заботливые».
Но в жизни иначе, увы…
История лёгкая и забавная. Я бы хлеб раскрошила по столу и вообще по всей хате, распахнула окна — куриную банду запустить, пусть бы хозяин потом их ловил, чихая от перьев и пыли, чертыхаясь от кудахтанья и суматохи!
Благадарю Автора, Чтеца и прекрасную Нуре за рассказ.
Это словно бы сижу я зимним вечером в кафе, такая вся в шелках, туманах и перьях (вороньих), ковыряю серебряной ложечкой восхитительный десерт, а он, поклонник, снаружи (мостовая, голод, стужа...) взял и харкнул в меня… через витрину.
И, повторюсь, нам обоим хорошо — мне с десертом и ему с его плевком, замерзающим дивным узором…