Избранное

Круто! В конце эт риторический вопрос?

Крисп — это тип с гипертрофированной зоной веры (находится в височной области). Сенкевич очень удачно его изобразил. Как раз такие типы учувствовали в Крестовых походах на Ближний Восток. Это, согласно, Толстому, люди войны. Сейчас они трансформировались в хейтеров, которые навязывают всем свое видение, мнение, убеждения. В общем, от них больше вреда, чем пользы. По сути, страшно несчастные. Даже мерзкий Хилон на их фоне выглядит человеком, хотя, надо сказать, он в конце романа переродился. Кстати, с самого начала Хилон вызывал у меня симпатии. Когда я еще первый раз слушал роман в исп. Старчикова, я догадывался, что будет с ним в конце. Полгода я готовился к озвучке «Камо грядеши». А когда сделал, понял, что лажа как в исполнении, так и музыкальное сопровождение. Пришлось заново переозвучивать целый роман и вновь компилировать музыкальные композиции под текст. На этом сайте вторая версия моей озвучки. Сейчас я бы сделал еще круче. Это были мои эксперименты.

Не удается проголосовать за книгу — «Стоп. Спам» — ? Один из лучших на свете авторов и один из лучших исполнителей.

Таким же монстром предстает со страниц исторической литературы исповедник Елизаветы Венгерской Конрад Магдебургский.

Роскошью можно назвать многое ) Именно так называются и мои стихи в новом комментарии к Вашей работе akniga.org/senkevich-kamo-gryadeshi

По воспоминаниям А. В. Амфитеатрова, однажды 22-летний Чехов в его присутствии держал пари с редактором „Будильника“ А. Д. Курепиным, что напишет повесть, которую все читатели примут за повесть Мавра Иокая, — и выиграл пари, хотя о Венгрии не имел не малейшего представления. «Его молодой талант играл, как шампанское, тысячами искр. Такова история создания повести «Ненужная победа». Впервые она была напечатана в журнале «Будильник» летом 1882 года за подписью «А. Чехонте». У современников повесть имела успех. Образ Ильки ассоциировался с именем венгерской певицы Этельки Герстер-Гардини, которая как раз в 1882 году выступала в Москве.
По мнению Г. А. Бялого, „мелодраматические элементы сюжета и стиля настолько густо насыщают повесть, что невольно возникает предположение о ее пародийном характере. Однако для пародии здесь недостает подчеркнутой ироничности тона. Пародии нет, но есть известная стилизация и, что самое интересное, апофеоз сильных людей и благородных натур».
Мне очень понравились авторские моральные акценты (“скверная злая улыбка», «послушный папа») и доводы, которыми старый Цвибуш увещевает в начале повести непослушную дочь. Сюжет напомнил о «Михаэле Кольхаасе» Генриха фон Клейста и о «Португальском короле» Сельмы Лагерлёф.

Naser Watmishi, я бы болезненно отреагировал на ваш труп в гробу, ибо я жалею людей, даже моих врагов.
Желаю вам крепкого здоровья!
PS: Старчиков — один из моих любимых исполнителей. Мне нравится его флегматичная, вяловатая манера исполнения. Она успокаивающе действует на мои нервы. Поэтому я слушал «Камо грядеши» в его исполнении много раз. И не только «Камо грядеши».

Да, я сам, когда чуть более года тому назад начал пописывать, понял, что автор и персонажи им созданные не тожественны, разумеется, если это не автобиографическое произведение, скажем, тот же «Мартин Иден» Дж.Лондона. Задача писателя объективно подходить к вопросу художественными средствами. Бывают случаи, когда автор зашифровывает себя в том или ином персонаже, скажем, как это сделал Лев Толстой с Пьером Безуховым. Конечно, он сделал это тонко, при этом сохранив и авторский текст за собой, преимущественно в Эпилоге, состоящим из двух частей.
«Признаюсь, что я совсем избавился от юношеской претензии поражать и ужасать моих читателей. Такую роскошь могут себе позволить люди, живущие в гораздо более светлые времена.» Даже не знал, что это роскошь.

Это была реакция чтеца на отзыв относительно содержания его любимого романа. Имя Хилона послужило звеном логической цепи нашего диалога. Предлагаю не превращать его в полилог.

Спасибо за отклик, Яна! Когда я был студентом (или вскоре после этого) я вычитал у Мориса Дрюона, в одном из его романов о «проклятых королях» примерно такую мысль: почему выбор толпы лавочников при демократии должен быть лучше, чем случайное сочетание хромосом при наследственной монархии? Эта мысль показалась мне настолько убедительной, что избавила меня от религиозного поклонения таким современным фетишам как «демократия», «свобода» и «прогресс». При слове «прогресс» полагается вообще заткнуть рот и вытянуться по стойке «смирно». А ведь сифилис тоже может прогрессировать, и вряд ли это полезно тому, с кем происходит подобный прогресс.

Вы верно заметили, что автора не следует отождествлять с рассказчиком. Эта аксиома, как ни странно, недоступна даже иным профессиональным критикам, которые могут напрямую приписывать недостатки и даже преступления литературных героев их создателю. То, что мой фельетон Вас позабавил, тоже считаю небольшим достижением. Пусть уж лучше читатель-слушатель улыбнется, чем уйдет от меня с перекошенным лицом. Признаюсь, что я совсем избавился от юношеской претензии поражать и ужасать моих читателей. Такую роскошь могут себе позволить люди, живущие в гораздо более светлые времена.

Большое спасибо, Яна!

Здравствуйте, Олег Эсгатович. Рад фидбэку. Я не отождествляю автора «Битва царей» и рассказчика, тем более, что произведение не автобиографическое. Мне всего лишь показалось, что рассказчик представляет из себя антагониста, а все эти «цари» -это собирательное протагониста. То, что я написал «иронизирует», в самом деле, я использовал мягкую форму, так как мне было весело, когда я слушал. НУ, по поводу «против его театрализованной, шутовской сущности, исключающей любые проявления чести и морали», то рассказчик эту идею выразил юмористически. Кажется, у Вас получилось. Однако замечу, этот памфлет надо слушать несколько раз, чтобы понять его подлинный месседж со всеми авторскими инсинуациями и аллюзиями.

Благодарю за интерес к нашей новой работе! С жанровым определением этого рассказа — «памфлет» или «фельетон» — я вполне согласен. То, что Вы записали меня в лагерь монархистов, признаюсь, меня удивило, но и здесь спорить не буду: со стороны виднее, и писатель не всегда отдает себе отчет в том, что выходит из-под его пера. Замечу только, что моя ирония была направлена не против демократической формы правления, которая, на мой взгляд, вполне переродилась в информационный тоталитаризм, а против его театрализованной, шутовской сущности, исключающей любые проявления чести и морали. Да и вряд ли те чувства, которые я испытываю к этому явлению, можно обозначить таким мягким словом как «ирония».