Куприн Александр - Суламифь

Я с Вами соглашусь. Хотя первоисточник, конечно, на древнееврейском, и некоторые идеи и мысли при переводе, увы, ускользают, а то и вообще искажаются. Но не суть. Благоговейное отношение верующего к библейскому тексту и стремление его не искажать мне и понятно, и близко. И всякая вольная трактовка и «импровизация на тему» воспринимается сердцем верующего как профанация священного. Но вот, мне доводилось озвучивать нечто подобное — и, в то же время, неподобное. «Песнь песней» Шолом-Алейхема. И мне кажется, там автор просто гениально подошёл к этой проблеме. Он не нарушал текст, не трогал его совершенно. Хотя в книге часто встречались цитаты из «Песни Песней Соломона» — всё остальное повествование было историей автора из собственной жизни. Светлой, немного грустной — и главное (ГЛАВНОЕ) удивительно чистой, лишённой даже тени намёка на какую-то похоть, вожделение и взрослые сексуальные игры. В итоге создалась тончайшая и красивая аллюзия на текст Священного Писания, в которой не было ни капли чего-то отменяющего или искажающего исходный сакральный текст. Держу сейчас в руках это замечательное, красивое издание — и всё мне кажется в нём гармоничным, прекрасным, и то, что в конце, в приложении, там приведён целиком текст библейской «Песни песней», да и ещё и на двух языках: русском и библейском иврите — не только не кажется чем-то кощунственным, дерзким, но, напротив, словно возносит священный текст на ещё большую высоту и, одновременно, приближает его к человеку, делает доступным, понятным, близким. Ведь любой возвышенной и священной мысли так или иначе нужно истолкование, нужно преломление для уразумения её человеческим умом. Нужна иллюстрация, «картинка» — ибо, всё, что является к нам без образа, не достигает сердца. И тут важно какой образ будет подспудно ассоциироваться у нас с библейским текстом, какие навевать мысли, к чему влечь? В случае с «Суламифью» Куприна мысль пойдёт в одну сторону, а у Шолома-Алейхема — в совсем иную. Которая не только не оскорбит ничего священного, но и возбудит в душе что-то самое светлое, первозданно-чистое, тем самым утвердив важнейший лейтмотив Писания — достижение святой, высокой и непорочной Любви.