Ну что же, мужик псковский, не прибавила тебе твоя борода ни ума, ни святости. Barba crescit, как говаривали древние, caput nescit.
Хороший писатель Казаков, для официальной советской литературы отщепенец, аутсайдер, декадент-импрессионист.
И рассказ хороший. Но подлинно замечательные у него, конечно, это «Во сне ты громко плакал» и «Свечечка».

Чехова весьма удручали те его читатели, которые желали видеть в его рассказах всякого рода обличения и бичевания, уподобляя при этом писателя хирургу, вскрывающему язвы на теле общества и проч.
Возражал он против подобного взгляда и на то, что писал сам, и на литературу в целом.
«Вы ошибаетесь, когда пишете, что беллетристы призваны что-то «бичевать». Бичевать — дело классных наставников, тяжелых публицистов и легкомысленных фельетонистов. Задача беллетристов почтеннее…»

Первый из трех рассказов, «Возвращение», бесспорно, шедевр.
Он о том, как можно не совершать зла и как это, оказывается, может быть просто и естественно.
Мы почти ничего не знаем о Мартен-Левеках, да нам и не нужно знать, добры ли они, чутки или же только простодушны, но они умеют не впускать в свою жизнь вражды и ожесточения.
А ведь драматическое, по сути, событие вполне могло иметь весьма бурное разрешение.
У Мопассана же все лаконично и скупо, без чувствительных сантиментов, без темпераментной аффектации, напротив ― эмоционально сдержанно, спокойно и удивительно тактично и деликатно для таких огрубевших от суровой жизни людей.
Их дом, приютившийся в изгибе долины, сбегающей к океану, согревает солнце.

Маленький шедевр, исполненный Александром Водяным мастерски и вдохновенно.

Так писал же Чехов, что народ этот, приниженный рабством, боится свободы, да и не хочет ее вовсе, пожалуй. Вот и остается задаваться вопросами, остающимися без разрешения.

Лихо Антон Павлович расправился с Феденькой. Одержим был Феденька русской идеей. Вздумалось ему накропать статейку под названием «Русская душа» и пришел он, новоявленный публицист, к братцу своему похвастаться. А вся суть статейки в том, что в Европе-то, ужас какой, все враги лютые и прохвосты окаянные, и «идеишки»-то у них такие все поганые, и потому «мы» им зададим перцу и покажем путь истинный, православный.
Только вот беда, к концу сценки этой, всего-то минут пять длящейся, Феденька сбрендил, ну то есть самым что ни на есть натуральным чином свихнулся. Попросил водички испить да кружку стеклянную так прямо и разгрыз на глазах изумленной публики. Доктора сказали, что у Федора душевная болезнь.
С тех пор сидел Феденька тихонечко в закуточке с книжечкой и смотрел в нее, не читая.

А ведь предупреждал Чехов.