Великолепно! Мало того, что финал предполагает две противоположные интерпретации, так еще и для каждой из них возможны вариации.
Да, да, «настоящий примитивизм… назад, к самому началу…»
И вся жизнь его, и его картины, и мир вокруг него, и сам он, и даже финал рассказа, придуманный Дафной, — симулякр.

Со стороны ее жизнь скучна и монотонна, в ней нет ничего необычного, но есть главное — продуманный до последних мелочей порядок и дающая спокойствие предсказуемость.
Она ожидает от стройненькой, ровной единицы на настенном календаре, что первое число станет символом чего-то нового, но это скорее кокетливое заигрывание с судьбой, чем истинное желание перемен.
Судьба отозвалась на это невинное заигрывание жестокой насмешкой — первое число на календаре стало последним днем ее жизни, а доля секунды перед смертью — не ретроспективой, когда вся прошлая жизнь проносится за мгновенье, а перспективой жизни предстоящей, страшным сценарием, в котором злая сила вышвырнула ее сознание в хаос, неразбериху, путаницу — главный ужас всей ее жизни.
Подобно миссис Эллис, иногда думаю, может, те, кто творит зло и преступления, убийцы и прочая нечисть, нынешние агрессоры и оккупанты, хапающие не свое, но нагло врущие, что оно им принадлежит, — душевнобольные, сбежавшие из лечебницы в припадке безумия? Ну никак разум не вмещает того, что весь теперешний ужас устроили нормальные люди.
Рассказ великолепный, чтение замечательное.

Так и Ваше восприятие верно, с тем лишь уточнением, что нервное расстройство, вероятно, не было минутным, ну и Гг пошел чуть дальше Ваших рассуждений, сделав роковой шаг к окну.

У Борхеса есть рассказ, в котором один из персонажей оказывается внутри книги, написанной за долгие годы до того, внутри сада расходящихся тропок, который и есть эта книга, где каждое разветвление — одна из возможностей дальнейшего пути для всякого в нем оказавшегося. Этот беспредельный борхесовский сад охватывает прошлое и будущее и перекрещивает их в одном пространстве подобно тому, как у Кортасара непрерывный (вечно длящийся, нескончаемый) парк смыкает два пространства в едином времени.
Превосходный рассказ, в котором автор затеял игру-головоломку для читателя, дав литературе всемогущую власть управлять реальностью и выстраивать в ней собственные сюжеты.
Исполнителю — благодарность за прекрасное прочтение.

Это здорово, что Вы обратили внимание на руки. Там явный конфликт между правой и левой, правой, освободившейся и уже неконтролируемой, которая должна была бы спасти пока еще находящуюся в плену свитера левую, а вместо того щиплет и царапает другие части тела, вонзается в левую руку до нестерпимой боли, и Гг никак не может этому воспрепятствовать, его воля парализована. Этот конфликт между руками как бы и демонстрирует расстройство идентичности, разлад личности. И когти (сначала он видит один черный пока еще ноготь, а потом пять черных уже когтей) принадлежат именно правой, враждебной руке. В итоге — он пытается от нее спастись, прикрывается левой (именно ее он, кстати, называет, «своей рукой», в отличие от чужой правой), ну и финал да, увы, такой, освобождение от всего навсегда.

Рассказ в духе рождественских и святочных, а потому если не о чуде, то о чем-то чудесном, с аллюзией на евангельский сюжет, но не о рождении младенца, будущего спасителя, а несколько переиначенный и более приземленный, но тоже о спасении. Рассказ сентиментальный, быть может, даже чуть более, чем того требует жанр.
Но вот откуда это? Их «тянуло туда, на север, на далекую родину с ее бедами и нуждой, с покосившимися избами…»
Откуда эта метафизическая тяга к убогому, бесприютному и жалкому, даже не к березкам и рябинам и кусту ракиты над рекой, а к бедам, нужде, покосившимся избам и расхлябанным колеям?
Ну да, «прошли года, но ты — все та же…»

Обычно не пишу про неверные ударения, даже у очень хороших исполнителей бывают огрехи, чего уж. Но тут случай, можно сказать, уникальный, и когда уже на 2-й секунде записи слышишь это, ну только руками развести.
Фамилия поэта происхождение имеет вовсе не анатомическое, не от латин. vagina и никак не относится к внутреннему органу, расположенному в малом тазу. Она придумана как псевдоним и образована от его настоящей, немецкой — Wagenheim.
И потому все ж таки Ва́гинов))
А поэт, бесспорно, замечательный.

Чудесный и ужасно смешной рассказ.
Эта уморительная и взбалмошная девица почти двойник вудхаусовской Мадлен Бассет. Хвастается, что здорово наловчилась писать письма, однако это такой неистощимый поток спонтанного и бессознательного, все настолько вверх тормашками, кувырком, с ног на голову и вверх дном, что голова идет кругом от нескончаемой карусели, в которой мелькают Роберты, Артуры, Берти, мамины шали, бифштекс с луком, сфинксы, сомнительные устрицы и маскарадные шапочки, да еще на фоне тотального флирта всех со всеми и молниеносно сменяющих одна другую помолвок.
Непростой, надо сказать, труд для исполнителя читать этот рассказ, в словесных фейерверках юной героини еще и почти вовсе нет знаков препинания.
Николай Козий великолепен.

Вот что может случиться с умелым и опытным тактиком, лишенным стратегических способностей. А вот его жена Элизабет настоящий шахматный игрок. Такие-то роскошные ее таланты да на благое б дело, а не на преступление. Отличный рассказ!

На самом деле, очень точное наблюдение. Именно неловкость и дискомфорт, а не моральные угрызения. Его выбили из привычной поведенческой колеи, и он озадачен. В рассказе все как-то за пределами моральной системы координат. Вот и жена, хотя и называет себя дрянью, но говорит это даже не то чтобы кокетливо, но как-то театрально или по-киношному, будто разыгрывая воображаемую сцену с адюльтером так, как ее видит не самая удачная актриса.

Легкое чувство обескураженности в конце то ли от ожидания чего-то иного, то ли в целом из-за недоговоренности и неустойчивости самой сюжетной конструкции. Может, оно оттого и возникает, что установившееся в конце равновесие мнимо, одна ложь не уравновешивает другую. И обе держатся на иллюзии: в одном случае ― благопристойности, в другом ― счастья.
А равновесия и устойчивости не могло быть изначально, Артур видит рядом с собой придуманный им образ возлюбленной с зелеными глазами, в то время как у реального персонажа они совсем иного, темно-голубого цвета, и в них не отражаются ни тревоги, ни раздумья.

Почти рождественский рассказ, каких много у Чехова, смешных и в то же время горьких, но только у Толстого, без сомнения, с открытой нравоучительностью.
Однако удивительно, что здесь она нисколько не угнетает насильственной назидательностью, и пока ты в этой сказке, так легко в нее верится, и во все чудесные истории (особенна хороша про старуху и мальчика).
Рассказ вроде и с религиозным посылом, однако религия в нем на втором плане, потому и название такое: где любовь, там и бог, а не наоборот. Бог здесь ― добро и смысл.
А вот у кричащих кичливо про то, что «с ними Бог», с любовью явно не сложилось, по причине ее у них отсутствия, полная несовместимость и абсолютное дихотомическое взаимоисключение.
Исполнено замечательно.

Один из самых удачных и интереснейших рассказов в детективном жанре. Нетривиальный сюжет, к тому же мастерски закрученный, ― и весьма остроумный и ироничный постмодернистский прием в конце, обыгрывающий старый литературный детективный ход с ключевой фигурой дворецкого. Дворецкий все же оказывается убийцей, пусть и косвенным. И даже разгадка, несмотря на трагичность истории, преподносится «в шутку», так, как любила «ее светлость».
Исполнено прекрасно, особенное удовольствие от того, как исполнителю удаются интонационные нюансы и не в последнюю очередь та самая легкая ироничность, какая немаловажна для этого рассказа.

Очень нелегкая, но невероятно прекрасная книга. В ней все, отчаявшиеся, ищущие, растерянные, одинокие, ― и с жизнью, и со смертью ― примиряются любовью.
Все они жили в иллюзорном мире, в котором если и могли любить по-настоящему, то лишь в своем воображении, в реальности же путались, бесконечно ошибались и причиняли друг другу боль.
Для кого-то любовь была адом, страданием, гнетом, сумасшествием, рабской привязанностью, у кого-то ― обыденной и заурядной привычкой, дурным, эгоистичным и пустячным увлечением.
Теперь для них она, уже другая, настоящая, ― смысл, без которого нет человека, без которого, как они наконец научились понимать, человек ― ничто.
И какой удивительный персонаж Найджел, странный, чужой в этом мире, но страшно всем необходимый, ангел любви, посланник, всех любящий, дарующий жизнь и воскрешающий любовь у тех, кто потерял надежду.
Николай Козий уникален. Исполнено гениально.

Из самого рассказа мы со всей определенностью можем говорить только о том, почему женился он. Встретил хорошенькую, фигуристую, с отменным здоровьем (для него это фактически синоним репродуктивной функции), неплохо играющую в теннис. Для статуса респектабельного «добропорядочного» джентльмена-обывателя и охотника-рыболова-спортсмена, пожелавшего зажить семейной жизнью, вполне достаточно.
О причинах же, ее побудивших выйти замуж, в рассказе нет ничего. Что само по себе интересно. Вот этот первый ее портрет перед замужеством, он достаточно легкомысленный и поверхностный. Очевидно, что что-то самое важное в ее жизни происходит дальше. Она узнает, что не может иметь детей, и она переживает (в реальности или в воображении) бурное романтическое чувство. Мы видим ее уже вполне зрелой и состоявшейся личностью. Отсюда единственный вывод ― замуж выскочила, когда была еще глупа и неопытна)) ну, можем присовокупить к этому в качестве предположения и социально-статусные мотивы))

Да, Вы правы, слишком уж выпирает в этом рассказе идея, ради которой автор приукрасил талант героини шумным публичным успехом. Видимо, чтоб уж совсем развести по разным полюсам его посредственность и ее интеллектуальное и эмоциональное над ним превосходство. Только вот читатель и так в это превосходство поверил бы, а полковник, хоть с ее славой в придачу, хоть без нее, как был дундуком, так им и остался))
Возможно, из-за такой прямолинейности это и не самый сильный рассказ Моэма.

Их семейный портрет, возьмись за него художник, так бы и выглядел: они сидят в просторной гостиной на противоположных концах длинного стола, чужие и далекие друг другу.
Он лишь снисходит до нее, считая ее добродетельной, но как бы не совсем полноценной, ведь ей, как ему кажется, не хватает жизненной энергии, да и вообще она из тех женщин, которых просто не замечаешь, такое вот горькое разочарование его жизни.
Недалекий и самонадеянный, и уж вовсе не джентльмен, к каковым себя относил, так ничего и не понял, не увидел и не оценил.
Прочитано замечательно, спасибо.

Рассказ замечательный, а вот сама история с бычьей бойней нелепа и бессмысленна. Кроме амбиций ― тщеславия, карьеризма, жажды заработать на чем угодно (и войной не гнушаются, само собой), ни малейшего здравого смысла в этом мероприятии. Даже разумная и проницательная Сакико в последнем решении, ставке на свою судьбу, уступает тотальному жестокому безумию.
Исполнено, как всегда, прекрасно.

Когда размыта грань между явью и мечтою, мечта видится реальностью, а мир вещественный — не более как иллюзией, как у Гофмансталя: «я говорю сну — стань правдой, а реальности — будь сном».
Замечательный рассказ, исполнителю — благодарность.

Прекрасное стихотворение, и замечательно прочитано.
________

А это уже о сегодняшней дате. 21 августа 1968 года советские войска оккупировали Чехословакию. Как мы убеждаемся, желание «повторить» непреодолимо.
Тогда и теперь.

Апокалипсис
Мы испытали все на свете.
Но есть у нас теперь квартиры —
Как в светлый сон, мы входим в них.
А в Праге, в танках, наши дети…
Но нам плевать на ужас мира —
Пьем в «Гастрономах» на троих.

Мы так давно привыкли к аду,
Что нет у нас ни капли грусти —
Нам даже льстит, что мы страшны.
К тому, что стало нам не надо,
Других мы силой не подпустим, —
Мы, отродясь, — оскорблены.

Судьба считает наши вины,
И всем понятно: что-то будет —
Любой бы каялся сейчас…
Но мы — дорвавшиеся свиньи,
Изголодавшиеся люди,
И нам не внятен Божий глас.
1968