Пригодится. От Виталия Заиченко, он же Виталий Мамай. Наш гениальный современник, умеющий глянуть на всё сквозь призму вечности. Не особо бездонной, человеческой, но вечности:
Обрывок письма. Ливий
… как страшный зной сменяется дождем
живительным к декабрьским календам,
так неизбежно за погодой следом
здесь зреет бунт с очередным вождем.
Мой Ливий, я уже пятнадцать лет
служу тут Риму, гражданам и трону.
И нет тропы, которой я не тронул,
дороги, где я не оставил след.
Я знаю в сих краях наперечет
богов, царей, разбойников, пророков…
Но в этом знаньи никакого проку,
поскольку я не понял, что влечет
их, земледельцев или пастухов,
брать в руки нож и резать среди ночи
тех, кто иначе по утрам бормочет
свои молитвы… Оных пустяков
нам не постичь. Нет, не перевелась
пока резня в традиции латинян,
у нас еще не то на Палатине,
но все-таки за деньги или власть.
А здесь… Нет, здесь земля сама
растит их скудно, скудость множит зависть,
и нет бы жить, страстями не терзаясь,
рожать детей да воздвигать дома…
Дома, мой Луций, в коих можно жить,
не храмы для жрецов и прочей гнили,
которая их стравливает… Или
посмертные сулит им миражи…
Земля дрожит от поступи когорт,
которые несут им свет из Рима.
Тиберия страна необозрима,
в ней счастлив всяк — фракиец, галл ли, гот.
А здесь… Нет, факел Рима не погас,
но я уже предсказывать умею,
когда Моав пойдет на Идумею,
чтоб после вместе броситься на нас…
Нет, то ли дело наш извечный гам,
безумный пир без края и предела…
В гулящем Риме никому нет дела,
каким ты поклоняешься богам,
пока звучит веселый звон монет…
Но веришь, Ливий, здесь они упрямо
несут монеты и животных храму,
как будто в них и искры жизни нет,
а есть лишь закорючки их молитв,
недобрый взгляд единственного бога,
которого повсюду слишком много…
Так много, что и рана не болит,
и смерть не смерть, а долгожданный шаг
в какой-то новый мир, где станет легче…
Прошла война, мой Ливий. Недалече
еще одна. Им драться — как дышать.
Нежный несчастный романтик, писавший книги для «умненькой русской девочки» Лу Саломе. Не сумевший пережить свою собственную теорию в здравом рассудке. Вся жизнь — сплошная катастрофа. Так и ушёл в «Закат» Освальда Шпенглера, не приходя в сознание.
Лу Саломе не смогла спасти его. На другого романтика, Рильке, она тоже не потратила много времени. Ей ещё предстояло свести с ума всю Европу и уберечь от безумия Зигмунда Фрейда.
Обрывок письма. Ливий
… как страшный зной сменяется дождем
живительным к декабрьским календам,
так неизбежно за погодой следом
здесь зреет бунт с очередным вождем.
Мой Ливий, я уже пятнадцать лет
служу тут Риму, гражданам и трону.
И нет тропы, которой я не тронул,
дороги, где я не оставил след.
Я знаю в сих краях наперечет
богов, царей, разбойников, пророков…
Но в этом знаньи никакого проку,
поскольку я не понял, что влечет
их, земледельцев или пастухов,
брать в руки нож и резать среди ночи
тех, кто иначе по утрам бормочет
свои молитвы… Оных пустяков
нам не постичь. Нет, не перевелась
пока резня в традиции латинян,
у нас еще не то на Палатине,
но все-таки за деньги или власть.
А здесь… Нет, здесь земля сама
растит их скудно, скудость множит зависть,
и нет бы жить, страстями не терзаясь,
рожать детей да воздвигать дома…
Дома, мой Луций, в коих можно жить,
не храмы для жрецов и прочей гнили,
которая их стравливает… Или
посмертные сулит им миражи…
Земля дрожит от поступи когорт,
которые несут им свет из Рима.
Тиберия страна необозрима,
в ней счастлив всяк — фракиец, галл ли, гот.
А здесь… Нет, факел Рима не погас,
но я уже предсказывать умею,
когда Моав пойдет на Идумею,
чтоб после вместе броситься на нас…
Нет, то ли дело наш извечный гам,
безумный пир без края и предела…
В гулящем Риме никому нет дела,
каким ты поклоняешься богам,
пока звучит веселый звон монет…
Но веришь, Ливий, здесь они упрямо
несут монеты и животных храму,
как будто в них и искры жизни нет,
а есть лишь закорючки их молитв,
недобрый взгляд единственного бога,
которого повсюду слишком много…
Так много, что и рана не болит,
и смерть не смерть, а долгожданный шаг
в какой-то новый мир, где станет легче…
Прошла война, мой Ливий. Недалече
еще одна. Им драться — как дышать.
© 10.09.2013г. Мамай
Лу Саломе не смогла спасти его. На другого романтика, Рильке, она тоже не потратила много времени. Ей ещё предстояло свести с ума всю Европу и уберечь от безумия Зигмунда Фрейда.