Интересно понаблюдать за хроникой солнца в романе «Тихий Дон»: солнцем освещаются в романе события, действия, лица. Также возникает ощущение солнечности — автор более 200 раз упоминает слово СОЛНЦЕ, а также производные от этого слова, которое довольно таки магически воздействует на читателя. Очевидно, однако, то, что Шолохов не вкладывает в это слово библейский смысл, он его использует, для прорисовки сцен и персонажей — он как бы солнцем освещает под разными углами черты наших героев.
• «Она (Елизавета Мохова) качнула кресло, вставая, – зашлепала вышитыми, надетыми на босые ноги туфлями. Солнце просвечивало белое платье, и Митька видел смутные очертания полных ног и широкое волнующееся кружево нижней юбки. Он дивился атласной белизне оголенных икр, лишь на круглых пятках кожа молочно желтела».
• «Красная от водки, езды и солнцепека Дарья выскочила на крыльцо, обрушилась на бежавшую из стряпки Дуняшку…»
• «Ветер нес по площади запах конской мочи и подтаявшего снега. Невеселое, как с похмелья, посматривало солнце»
• «Солдаты со скатанными шинелями шли быстро, солнце отсвечивало в их начищенных котелках и стекало с жал штыков»
• «Собрав на скулах рытвинки морщин, Григорий вглядывался, стараясь узнать под Петром коня. «Нового купили», – подумал и перевел взгляд на лицо брата, странно измененное давностью последнего свидания, загорелое, с подрезанными усами пшеничного цвета и обожженными солнцем серебристыми бровями».
• «Они вылезли на песок и легли рядом, облокотившись, греясь под суровеющим солнцем. Мимо плыл, до половины высовываясь из воды, Мишка Кошевой».
• «– Домой ехать не из чего, – сказал за обедом Пантелей Прокофьевич. – Пущай быки пасутся в лесу, а завтра, покель подберет солнце росу, докосим».
Какой же живой и сочный язык: «Солнце подберет росу»!
Разве мы, городские, так выражаемся в быту? К сожалению, нет: что и отразилось в современной литературе.
В былые времена, когда еще учился в школе, я, да, впрочем, и все остальные, не обращали внимания на то, что и у солнца в романе есть своя особая отведенная только ему роль. Для нас же несмышленышей СОЛНЦЕ служило лишь как неодушевленное явление, не более, используемое для описания природы или места действия: оно согревало героев, припекало им шею, осветляло завитушки волос, смуглило людей, или же будило их и т. д.
Решил как-то сделать предположение: если солнцем история в романе зачинается, в частности, вторая глава (хотя надо признать, что первая глава звучит как пролог, тогда как вторая звучит как первая глава романа): «За чертой, не всходя, томилось солнце…», то солнцем роман должен и завершиться: «Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром».
Шолоховское холодное солнце не может не дать пищу для размышлений; оно же есть его многоточие…
Все очень даже до боли банально в рассказе, хотя без какого бы то ни было морализаторства, как скажем, у Эзопа: в счастье надо верить, ведь, вера и счастье в контексте вечного движения — понятия, вытекающие одно из другого и в этом смысле понятия — неразделимые; точно также как вера порождает и надежду, и любовь — вечные темы, имеющие также и религиозный окрас, что и было использовано автором в своем рассказе. Как можно быть счастливым без веры? …без надежды? …без любви — если не к кому-то, то к своей собственной жизни, чтобы ценить жизнь и других таких же созданий, как и ты? А как можно быть счастливым, не будучи верующим?! Не важно, во что или в кого!.. Может быть, поэтому вера так и нужна человеку?!.. А приобретя веру, он же ее возводит в культ, что потом и становится религией.
В рассказе Рюноске старик-гончар не сказал юноше-подмастерье рецепта счастья — слишком умудрен жизнью, но второй понял его так, как подсказывало ему его сердце — ведь, юноша еще молод, живет преимущественно эмоциями, а не разумом, хотя нельзя отрицать и элемента прагматизма, ибо юноша хочет лучшей доли, заключив сделку с Каннон-сама, божеством, — он хочет быть счастливым, тогда как старик уже успел пройти все этапы взросления и позволить себе быть немного скептичным в вопросе веры. Задача старика указать на дверь, задача же юноши — войти в дверь или же нет, то есть самому принять решение в достижении собственного счастья. Конечная фраза рассказа так и звучит: «…Завтра же засяду в храме!» Хотя согласитесь, «на бога надейся, а сам не плошай»!
Вспомнилась мне одна кремлевская байка про то, как Никита Сергеевич Хрущев у себя в Кремле встретил Патриарха Алексия и как он в беседе с ним заявил ему:
— Мы марксисты и потому разделяем мысль Маркса о том, что религия — это опиум для народа.
Патриарх, человек мудрый и благообразный, посмотрел в потолок кабинета, потом на стол генсека, ответил, словно читал псалом:
— Хотя мы не марксисты, но тоже разделяем мысль Маркса о том, что религия — это сердце нашего бессердечного мира.
— Где об этом говорит Маркс? — сконфузился Никита Сергеевич.
— Да там же, где он сравнивает религию с опиумом.
Такой ответ смутил генсека.
После ухода Патриарха Никита Сергеевич в ярости топал ногами по паркету, накричал на своих референтов, не подготовивших его должным образом к встрече.
Полная же цитата из Маркса (т.1.ст.415) гласит:
«Религия — это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобна тому, как она — дух бездушных народов. Религия есть опиум народа».
Вспомнилось также, что Рюноскэ Акутагава покончил жизнь самоубийством, в ком, видимо, перестало биться сердце этого бессердечного мира…
В контексте техногенной катастрофы мысль автора из предисловия «Когда же, перед Первомаем прогремел взрыв в 4-м энергоблоке на ЧАЭС, фантазия братьев Стругацких обрела плоть…» звучит фатально. И напрашивается следующая мысль: «все, что мы мыслим, однажды обязательно произойдет». Мы мыслим успех, произойдет успех; мы мыслим катастрофу, она же однажды «приобретет плоть». А ведь сама жизнь так устроена: не мыслить о плохом — то, что причиняет нам боль и страдания — вот, просто немыслимо?!.. Мыслима ли жизнь, где нет добра и зла и как добро побеждает зло? Думаю, нет. Этот алгоритм заложен еще в мифах древних египтян, где Гор побеждает Сета, чтобы Сет потом победил Гора; вечный кругооборот жизни.
К счастью, для касты писателей любая катастрофа, бедствие, а также беда, становятся знаменательным событием или вдохновением, ибо ничто так не подогревает писательскую фантазию. Убили в квартире бабки бабку за бабки и появился литературный шедевр всех времен и народов — «Преступление и наказание». Можно поверить на слово: я видел экранизацию «Преступление и наказание» на многих языках мира, даже на английском, не говоря уже о переводных изданиях. Надеюсь также, что Достоевскага Федора Михалыча с его правдой уже никто не предвосхитит, пардон, не переплюнет, да и не надо — я редко видел тех людей, кто такое нынче читает, а если и так, то из-под палЬки; благо, мы знаем кое-что о злосчастной судьбе Радиона Раскольникова по экранизации романа, равно как и о самом Достоевском. НО, речь, разумеется, не об этом…
А был ли прецедент, воодушевивший Стругацких на такой подвиг, как «Пикник на обочине»? Думаю, и да, и нет. «Да» — это Хиросима и Нагасаки, хотя после бомбежки они восстановились; «нет» — здесь надо отдать должное писательскому воображению, которое, кстати, стало путеводной звездой для многих подражателей. Сами согласитесь, как можно не подражать классикам?!.. Это же — кощунство для современного писателя!.. Я почему-то уверен, что, благодаря современным писателям, еще совсем юные читатели хоть как-то приближены к языку классики — посредством современного чтива, которое, в отличие от чисто классического литературного письма с его богатым слогом, более читабельно для младшего поколения; я бы сказал, некая адаптация что ли…И такие писатели как Сергей Павловский следуют традиции. Видимо, срабатывает все тот же принцип преемственности, правда, в иной интерпретации.
Итак, Сергей Павловский пишет: «…фантазия братьев Стругацких обрела плоть…». Согласен. Но пусть в будущем подобные фантазии приобретают иную плоть — скажем, бумажную или цифровую, а не ту плоть, исковерканную аварией на ЧАЭС.
Издатель: Вы пишите хорошо. У вас есть полет фантазии, но ваш роман мы не может опубликовать. Должны понимать, сейчас это не в тренде.
Писатель: Но…
Издатель: Да, да, я понимаю!.. Давайте сделаем так. Мы готовы с вами сотрудничать. Но для начала напишите роман на тему «Stalher»…
Писатель: Простите?
Издатель: Оговорился. На тему «Stalker». Тема такая: Чернобыль, кровь, гибель, радиация, мутация, революция, а главный герой Сталкер, обладающий паранормальными способностями и все такое… Думаю, у вас все получится. Напишите первые три главы, чтобы мы могли оценить и заключить с вами контакт.
***
Автор сидит за ноутбуком пытается напечатать первую фразу. «Нет, не то!» — думает он. Уничтожает напечатанное. Печатает новую первую фразу. Думает над ней. Опять не то, уничтожает. И так прошло три часа, а его совсем не «пышущая» машинка так и не родила первой, самой решающей фразы. Решил организовать «Пикник на обочине»… За чтением, заснул и видит сны:
«Уснул… и видит сны?
Вот и ответ.
Какие сны в том сне ему приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Вот в чём разгадка.
Вот что вдохновляет нас
На подвиг!.».
Проснулся в полночь на писатель, берется за перо: и пишет, пишет, не может он остановиться, пишет…
Настало утро, день настал, и солнце клонится к закату, а наш герой все пишет, пишет — нет ему покоя, он одержим, он пишет…
Интересно понаблюдать за хроникой солнца в романе «Тихий Дон»: солнцем освещаются в романе события, действия, лица. Также возникает ощущение солнечности — автор более 200 раз упоминает слово СОЛНЦЕ, а также производные от этого слова, которое довольно таки магически воздействует на читателя. Очевидно, однако, то, что Шолохов не вкладывает в это слово библейский смысл, он его использует, для прорисовки сцен и персонажей — он как бы солнцем освещает под разными углами черты наших героев.
• «Она (Елизавета Мохова) качнула кресло, вставая, – зашлепала вышитыми, надетыми на босые ноги туфлями. Солнце просвечивало белое платье, и Митька видел смутные очертания полных ног и широкое волнующееся кружево нижней юбки. Он дивился атласной белизне оголенных икр, лишь на круглых пятках кожа молочно желтела».
• «Красная от водки, езды и солнцепека Дарья выскочила на крыльцо, обрушилась на бежавшую из стряпки Дуняшку…»
• «Ветер нес по площади запах конской мочи и подтаявшего снега. Невеселое, как с похмелья, посматривало солнце»
• «Солдаты со скатанными шинелями шли быстро, солнце отсвечивало в их начищенных котелках и стекало с жал штыков»
• «Собрав на скулах рытвинки морщин, Григорий вглядывался, стараясь узнать под Петром коня. «Нового купили», – подумал и перевел взгляд на лицо брата, странно измененное давностью последнего свидания, загорелое, с подрезанными усами пшеничного цвета и обожженными солнцем серебристыми бровями».
• «Они вылезли на песок и легли рядом, облокотившись, греясь под суровеющим солнцем. Мимо плыл, до половины высовываясь из воды, Мишка Кошевой».
• «– Домой ехать не из чего, – сказал за обедом Пантелей Прокофьевич. – Пущай быки пасутся в лесу, а завтра, покель подберет солнце росу, докосим».
Какой же живой и сочный язык: «Солнце подберет росу»!
Разве мы, городские, так выражаемся в быту? К сожалению, нет: что и отразилось в современной литературе.
В былые времена, когда еще учился в школе, я, да, впрочем, и все остальные, не обращали внимания на то, что и у солнца в романе есть своя особая отведенная только ему роль. Для нас же несмышленышей СОЛНЦЕ служило лишь как неодушевленное явление, не более, используемое для описания природы или места действия: оно согревало героев, припекало им шею, осветляло завитушки волос, смуглило людей, или же будило их и т. д.
Решил как-то сделать предположение: если солнцем история в романе зачинается, в частности, вторая глава (хотя надо признать, что первая глава звучит как пролог, тогда как вторая звучит как первая глава романа): «За чертой, не всходя, томилось солнце…», то солнцем роман должен и завершиться: «Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром».
Шолоховское холодное солнце не может не дать пищу для размышлений; оно же есть его многоточие…
Мое предположение оказалось верным.
В рассказе Рюноске старик-гончар не сказал юноше-подмастерье рецепта счастья — слишком умудрен жизнью, но второй понял его так, как подсказывало ему его сердце — ведь, юноша еще молод, живет преимущественно эмоциями, а не разумом, хотя нельзя отрицать и элемента прагматизма, ибо юноша хочет лучшей доли, заключив сделку с Каннон-сама, божеством, — он хочет быть счастливым, тогда как старик уже успел пройти все этапы взросления и позволить себе быть немного скептичным в вопросе веры. Задача старика указать на дверь, задача же юноши — войти в дверь или же нет, то есть самому принять решение в достижении собственного счастья. Конечная фраза рассказа так и звучит: «…Завтра же засяду в храме!» Хотя согласитесь, «на бога надейся, а сам не плошай»!
Вспомнилась мне одна кремлевская байка про то, как Никита Сергеевич Хрущев у себя в Кремле встретил Патриарха Алексия и как он в беседе с ним заявил ему:
— Мы марксисты и потому разделяем мысль Маркса о том, что религия — это опиум для народа.
Патриарх, человек мудрый и благообразный, посмотрел в потолок кабинета, потом на стол генсека, ответил, словно читал псалом:
— Хотя мы не марксисты, но тоже разделяем мысль Маркса о том, что религия — это сердце нашего бессердечного мира.
— Где об этом говорит Маркс? — сконфузился Никита Сергеевич.
— Да там же, где он сравнивает религию с опиумом.
Такой ответ смутил генсека.
После ухода Патриарха Никита Сергеевич в ярости топал ногами по паркету, накричал на своих референтов, не подготовивших его должным образом к встрече.
Полная же цитата из Маркса (т.1.ст.415) гласит:
«Религия — это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобна тому, как она — дух бездушных народов. Религия есть опиум народа».
Вспомнилось также, что Рюноскэ Акутагава покончил жизнь самоубийством, в ком, видимо, перестало биться сердце этого бессердечного мира…
К счастью, для касты писателей любая катастрофа, бедствие, а также беда, становятся знаменательным событием или вдохновением, ибо ничто так не подогревает писательскую фантазию. Убили в квартире бабки бабку за бабки и появился литературный шедевр всех времен и народов — «Преступление и наказание». Можно поверить на слово: я видел экранизацию «Преступление и наказание» на многих языках мира, даже на английском, не говоря уже о переводных изданиях. Надеюсь также, что Достоевскага Федора Михалыча с его правдой уже никто не предвосхитит, пардон, не переплюнет, да и не надо — я редко видел тех людей, кто такое нынче читает, а если и так, то из-под палЬки; благо, мы знаем кое-что о злосчастной судьбе Радиона Раскольникова по экранизации романа, равно как и о самом Достоевском. НО, речь, разумеется, не об этом…
А был ли прецедент, воодушевивший Стругацких на такой подвиг, как «Пикник на обочине»? Думаю, и да, и нет. «Да» — это Хиросима и Нагасаки, хотя после бомбежки они восстановились; «нет» — здесь надо отдать должное писательскому воображению, которое, кстати, стало путеводной звездой для многих подражателей. Сами согласитесь, как можно не подражать классикам?!.. Это же — кощунство для современного писателя!.. Я почему-то уверен, что, благодаря современным писателям, еще совсем юные читатели хоть как-то приближены к языку классики — посредством современного чтива, которое, в отличие от чисто классического литературного письма с его богатым слогом, более читабельно для младшего поколения; я бы сказал, некая адаптация что ли…И такие писатели как Сергей Павловский следуют традиции. Видимо, срабатывает все тот же принцип преемственности, правда, в иной интерпретации.
Итак, Сергей Павловский пишет: «…фантазия братьев Стругацких обрела плоть…». Согласен. Но пусть в будущем подобные фантазии приобретают иную плоть — скажем, бумажную или цифровую, а не ту плоть, исковерканную аварией на ЧАЭС.
Фрагмент
Издатель: Вы пишите хорошо. У вас есть полет фантазии, но ваш роман мы не может опубликовать. Должны понимать, сейчас это не в тренде.
Писатель: Но…
Издатель: Да, да, я понимаю!.. Давайте сделаем так. Мы готовы с вами сотрудничать. Но для начала напишите роман на тему «Stalher»…
Писатель: Простите?
Издатель: Оговорился. На тему «Stalker». Тема такая: Чернобыль, кровь, гибель, радиация, мутация, революция, а главный герой Сталкер, обладающий паранормальными способностями и все такое… Думаю, у вас все получится. Напишите первые три главы, чтобы мы могли оценить и заключить с вами контакт.
***
Автор сидит за ноутбуком пытается напечатать первую фразу. «Нет, не то!» — думает он. Уничтожает напечатанное. Печатает новую первую фразу. Думает над ней. Опять не то, уничтожает. И так прошло три часа, а его совсем не «пышущая» машинка так и не родила первой, самой решающей фразы. Решил организовать «Пикник на обочине»… За чтением, заснул и видит сны:
«Уснул… и видит сны?
Вот и ответ.
Какие сны в том сне ему приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Вот в чём разгадка.
Вот что вдохновляет нас
На подвиг!.».
Проснулся в полночь на писатель, берется за перо: и пишет, пишет, не может он остановиться, пишет…
Настало утро, день настал, и солнце клонится к закату, а наш герой все пишет, пишет — нет ему покоя, он одержим, он пишет…
Прошли три дня… (Продолжение следует)