Кажется, из всех только мисс Томсон и сохранила по-детски наивную способность хотеть верить, несмотря на ту реальность, сквозь которую проложен её жизненный путь. Её сердце могло бы услышать и принять слова о спасении души, обращённые к ней. Впрочем, ещё супруги Макфейл обладали воистину христианским долготерпением, я бы выкинула миссис Дэвидсон за борт ещё во время плаванья.
Рассказ один из моих любимых.
Ветхозаветное царство воды, всё пронизано струями дождя и шумом волн. Влага-нега, стук капель по огромным глянцевым, неистово- изумрудным листьям, душно-порочный аромат и неистовая пышность цветов, буйство экваториальной природы и погоды.
Древняя тёмная сила, противовесом заложенная в человеке… Неусыпно стерегущая момент для высвобождения. Нуждающаяся время от времени в освещении честным взглядом, обращённым внутрь своей души. В случае неправильного её содержания вырывающаяся наружу торжеством своей безудержной, всё сокрушающей мощи, играючи сметающая волю, принципы, жизнь.
Моэм великолепен — быстро, чисто и аккуратно рассекает, достаёт и выкладывает. Ироничен, как всегда (ах, не годится идти в миссионеры, имея полные чувственные губы).
Начинка рассказа оказалась такой как я предполагала, темнота, чавканье и прочее, и об изысканности тоже угадала, моя интуиция поощрена большой конфетой.
Обычный сюжет, к вечеру забылся бы, но воображение тронула, тонкой ленточкой скользнувшая вокруг этого вудуистского гамбургера, история о холме, появившемся в одно утро из морских глубин. Такое ощущение, что эти две части написаны разными людьми, настолько они разные по настроению и смыслу.
Как хотелось бы развития именно этой части рассказа, превращения её в отдельное произведение, какая дивная вещица могла бы получиться! Прозрачная, неуловимая, прохладная, звучащая на кончиках хрустальных нот, под дуновением утреннего ветерка качающихся на линиях нотного стана…
В последнее время полюбила слушать Булдакова во время утреннего выгула собак. Они носятся в темноте в своих светящихся ошейниках, сопят, рычат, ветки ломают, жрут кого-то, а у меня в ушках история такого же рода, кто-то кого-то традиционнно-нетрадиционно приземляет, голос журчит, заснуть не даёт, за что Олегу спасибо.
А этот рассказ изысканно хорош, его и на поездку до работы должно хватить.
Как правдоподобно описана почва, на которой расцветают цветы разочарования.
Такой, каким герой предстаёт в начале этой истории, он мне не мог не понравиться, у него полный набор качеств и недостатков, который вызывает у меня острый интерес.
Любовалась как автор раскрывает, разворачивает, придвигая всё ближе эту малоприятную, но любопытную фигуру, поддерживая и раздувая зарождающуюся тёплую симпатию к нему. Симпатия замёрзла и потускнела ровно в тот момент, когда герой моего романа взял да и поступил недостойно (неблагородно). Вот же, понимаю его мотивы и вроде даже оправдываю, но его мужественный сурово-романтичный образ поплыл, оказавшись ломающимся, зыбким отражением на поверхности воды.
И хотя благодаря этому персонаж налился плотью, стал более реальным, осязаемым, всё равно уже успел проклюнуться, своим толстым унылым бутоном властно раздвигая землю на клумбе, цветок разочарования.
Но его назойливый паломапикассовый аромат не отбил охоту дослушать, узнать, чем кончилась эта история, потому что место симпатии к нашему герою… заняло и просидело в первом ряду до самого конца искреннее горячее сочувствие.
Ах, стрелы златокудрых пухленьких амуров! Будучи направлены точно в цель, увы, вы не смогли пробить полы и потолки социальных этажей, разделяющих эти два сердца (да и пущены вы были в разное время и, кажется, в параллельных мирах).
Кто мне понравился, так это Констанция, такая как есть, не идеальная, по-своему честная, пылкая и очень неглупая, в романе она получилась самой живой и настоящей, она буквально поднималась над словами, повествующими о ней.
Герасимов чудо как хорош на таких романах, багодарю!
Люблю «длинную» Агату, чтобы шаг за шагом, обстоятельно, изо дня в день, подозревая того, другого, третьего. Читала когда-то эту яблочную историю, но, в данном случае спасибо дырявой памяти, кто убийца забыла, и потому получила полное удовольствие и от книги и от исполнения.
Отлично прочитано, мягко, неспешно, в меру артистично. Забавный голос для Пуаро выбран чтецом, этакий лукоморский умный кот, импозантный, тягуче-напевный, почти мурлыкающий и сладко жмурящий изумрудные глаза.
Очаровательно!
Глядеть через глазок в дубовом листке на облака, целовать солнце через его тонкую, прохладную, пахнущую лесом спинку, всей душой вытягиваться, стремиться ввысь сквозь золотистые русла и жилки, ещё вчера игравшие с ветром, утренней дымкой и предрассветными лучами…
Чудесный получился сборник, словно причудливая инсталляция из камней, перьев, листьев, лепестков, живая, двигающаяся, меняющаяся. Наполняющаяся тенями и контурами, оживающими в звучании голоса.
Пока слушала, как-то посветлело вокруг.
Мир душевных недугов бесконечно разнообразен, мрачен и опасно притягателен.
Diabolus est simia Dei, что ж, он был священиком, вся жизнь которого — служение Богу, поэтому искажение, вызванное болезнью или иными причинами, вполне могло дать тонкую трещину, в которую и протиснулась эта чёрная игрунка.
Чувствуется, Герасимов получал удовольствие, читая этот рассказ, у него в таких случаях появляется озорная лёгкость интонаций, будто летним днём стоит он в надвинутой на глаза кепке, с кульком семечек и, прислонясь к парапету набережной, лениво озирает фланирующую публику.
Понравилась ему, стало быть, история о призраке.
Мне тоже она пришлась по душе, ровно, элегантно, готично и в меру атмосферно.
Ура, получилось! Я так рада, мне знакомо это чувство — когда ищешь, пытаешься вспомнить книгу или фильм, весь исчешешься, кругом всех исчешешь. У вас был лёгкий случай, в памяти застряли слова-маячки, а у меня оседают донным песком только впечатления и образы, возможность случайно набрести на корабли, затонувшие у рифов памяти — минимальна, это похоже на ныряние с аквалангом в деревенском пруду :(
Перед нами сейчас провели, как на ринге, представителя редчайшего человеческого вида.
И обращаться с ним нужно не так, как с остальными. Утончённая и трепетная переводчица, в силу своего занятия, могла бы догадаться попробовать обратное тому, что делала (а именно — переводила его слова на язык женского тщеславия). Если бы она, действительно заинтересовавшись им как мужчиной, очнулась от своих грёз и, откинув прочь мантию пустых церемоний, начала переводить свои ожидания на его диалект, он бы увидел в ней, нет, не женщину — единомышленницу, что для него гораздо выше и ценнее.
Он на выставку, она тоже, место заняла, бутерброды с котлетками и термос с кофе в рюкзачке, он из щенка сожранный пенопласт достаёт, она листает справочник, расширяя познания о видах хирургических вмешательств в ветеринарном деле. У него клуб, она в кресле с телефоном, обзванивет по поводу времени и места выставки и так далее.
Вот с таких ступеней вскоре и начали бы виться, зеленеть и благоухать сады Семирамиды её личного счастья.
Шучу я, потому что понятно, для всего этого надо быть одного с ним теста, которое замешано одними руками и выпечено в одной печи. А жаль, потому что в роли супруга такой представитель — весьма и весьма неплох, доброта и постоянство — это раз. Стабильность благодаря профессиональной востребованности — это два. Ну и, на десерт, иметь своего личного врача (неважно, что вет), было всегда престижно, а в нынешнее время и вовсе необходимо.
Ирина, спасибо за рассказ и за нотки печальной иронии.
Авторы… Рубятся, как за цитадель, встряну.
Эссе о стальном шарике:
Он покоился на поверхности стола. Он знал, что это покой, потому что ему было очень много лет, целая вечность, и он знавал иные состояния. Он видел ярость огня и безоговорочную отливку, вращение деталей и тоску ржавения. Он знал радость торжествования его, шарика, нужности, необходимости и — тоску невостребованности. Он умирал среди гемоглобинно-острого вкуса забвения, в тени огромной, поедаемой временем, хреновины. Пока его не подобрал, сунув в карман с крошками шоколада и окурками, тот щегол с подбитым глазом.
И теперь, лёжа на поверхности стола, которая, по уровню, была категорически наклонна, шарик прилагал все усилия, чтобы не скатиться в ту дурацкую щель между досок пола (какой косорук так ложил), потому что знал, чувствовал своим отчаянным, лютым, злым серебристым нутром, что ждёт его — полёт…
Немыслимо прекрасный, долгожданный! Ради которого он готов войти в бесчестное соитие вон с той, почти оструганной, рогаткой.
Ради этого… Пусть…
Вся его жизнь — неистовый роман с деньгами, он их любил страстно и они отвечали ему взаимностью. Я вот тоже люблю их, да только они постоянно играют со мной в прятки, девиз Каупервуда «Мои желания — прежде всего» линяющими буквами и на моём плаще, ну а чьи ещё желания меня должны волновать, вот сейчас соберу нужную сумму и начну воплощать. Достаю я вожделенную хрюшку со шкафа, а тут бац! собаку надо лечить или у друзей временно финансовая эпитафия и фьюить — мечты мои сидят на занозах скамьи запасных, а на поле игроки других команд голы забивают.
Homo homini, идти по головам и прочие законы джунглей, заклеймить этих коварных дельцов и банкиров, что ли? Да ладно, а не те же ли хищники царят порою в иных, так сказать, локациях. Только клыки у них меньше и возможности поскромнее, а в остальном — оно самое, в масштабе 1:10.
Как удержать почти невероятное равновесие между тяготением к материальному и огненным миром души, уверена — это возможно, но не для Фрэнка, который азартно и самозабвенно складывал всё на одну чашу, в конце концов обрушив громаду весов на себя.
Торжествовать по этому поводу мне не хочется, он был бесподобен в умении сражаться и некоторые качества его характера достойны искреннего восхищения, но в зеркале жизни отражаются не только они…
А ведь милостива была к нему судьба, не дав окончательно обратиться в дракона, весь смысл которого — почивать на грудах золота, под перезвон ручейков скользящих монет, да время от времени перекусывать крадущимися мимо гномами и случайными рыцарями.
Каупервуду был дарован шанс увидеть тусклый блеск чешуи, почти скрывшей под собой его сердце…
Моя горячая благодарность великолепным Чтецам, озвучившим эту трилогию!
Юная девушка и спринтер душевного огня, мужской аналог спички, однако, необходимый для того, чтобы случилась эта история, своей краткой вспышкой осветивший фигуру третьего. Которому уже своим именем назначено обращать попадающийся ему свинец чужих чувств в золота луч, который впредь будет инсолировать тёмные, мохнатые от пыли уголки и задиванья несчастной человеческой души…
Чтецу спасибо!
Как богата сюжетами аннотация, клянусь, я в восхищении, браво! Моё воображение, дымясь воодушевлением, под хохот муз, слетевшихся на запашок, в десять рук стучит на машинках сценарии. Размах жанров — от мелодрамы до ужастика, не забыты комедия, детектив, дорама, хоум-видео после восемнадцати и детское кино.
Вечереет… надеюсь, что-нибудь из навеянного возьмёт да и приснится этой ночью )))
Рассказ один из моих любимых.
Ветхозаветное царство воды, всё пронизано струями дождя и шумом волн. Влага-нега, стук капель по огромным глянцевым, неистово- изумрудным листьям, душно-порочный аромат и неистовая пышность цветов, буйство экваториальной природы и погоды.
Древняя тёмная сила, противовесом заложенная в человеке… Неусыпно стерегущая момент для высвобождения. Нуждающаяся время от времени в освещении честным взглядом, обращённым внутрь своей души. В случае неправильного её содержания вырывающаяся наружу торжеством своей безудержной, всё сокрушающей мощи, играючи сметающая волю, принципы, жизнь.
Моэм великолепен — быстро, чисто и аккуратно рассекает, достаёт и выкладывает. Ироничен, как всегда (ах, не годится идти в миссионеры, имея полные чувственные губы).
Обычный сюжет, к вечеру забылся бы, но воображение тронула, тонкой ленточкой скользнувшая вокруг этого вудуистского гамбургера, история о холме, появившемся в одно утро из морских глубин. Такое ощущение, что эти две части написаны разными людьми, настолько они разные по настроению и смыслу.
Как хотелось бы развития именно этой части рассказа, превращения её в отдельное произведение, какая дивная вещица могла бы получиться! Прозрачная, неуловимая, прохладная, звучащая на кончиках хрустальных нот, под дуновением утреннего ветерка качающихся на линиях нотного стана…
А этот рассказ изысканно хорош, его и на поездку до работы должно хватить.
Такой, каким герой предстаёт в начале этой истории, он мне не мог не понравиться, у него полный набор качеств и недостатков, который вызывает у меня острый интерес.
Любовалась как автор раскрывает, разворачивает, придвигая всё ближе эту малоприятную, но любопытную фигуру, поддерживая и раздувая зарождающуюся тёплую симпатию к нему. Симпатия замёрзла и потускнела ровно в тот момент, когда герой моего романа взял да и поступил недостойно (неблагородно). Вот же, понимаю его мотивы и вроде даже оправдываю, но его мужественный сурово-романтичный образ поплыл, оказавшись ломающимся, зыбким отражением на поверхности воды.
И хотя благодаря этому персонаж налился плотью, стал более реальным, осязаемым, всё равно уже успел проклюнуться, своим толстым унылым бутоном властно раздвигая землю на клумбе, цветок разочарования.
Но его назойливый паломапикассовый аромат не отбил охоту дослушать, узнать, чем кончилась эта история, потому что место симпатии к нашему герою… заняло и просидело в первом ряду до самого конца искреннее горячее сочувствие.
Ах, стрелы златокудрых пухленьких амуров! Будучи направлены точно в цель, увы, вы не смогли пробить полы и потолки социальных этажей, разделяющих эти два сердца (да и пущены вы были в разное время и, кажется, в параллельных мирах).
Кто мне понравился, так это Констанция, такая как есть, не идеальная, по-своему честная, пылкая и очень неглупая, в романе она получилась самой живой и настоящей, она буквально поднималась над словами, повествующими о ней.
Герасимов чудо как хорош на таких романах, багодарю!
Отлично прочитано, мягко, неспешно, в меру артистично. Забавный голос для Пуаро выбран чтецом, этакий лукоморский умный кот, импозантный, тягуче-напевный, почти мурлыкающий и сладко жмурящий изумрудные глаза.
Очаровательно!
Чудесный получился сборник, словно причудливая инсталляция из камней, перьев, листьев, лепестков, живая, двигающаяся, меняющаяся. Наполняющаяся тенями и контурами, оживающими в звучании голоса.
Пока слушала, как-то посветлело вокруг.
Diabolus est simia Dei, что ж, он был священиком, вся жизнь которого — служение Богу, поэтому искажение, вызванное болезнью или иными причинами, вполне могло дать тонкую трещину, в которую и протиснулась эта чёрная игрунка.
Чувствуется, Герасимов получал удовольствие, читая этот рассказ, у него в таких случаях появляется озорная лёгкость интонаций, будто летним днём стоит он в надвинутой на глаза кепке, с кульком семечек и, прислонясь к парапету набережной, лениво озирает фланирующую публику.
Понравилась ему, стало быть, история о призраке.
Мне тоже она пришлась по душе, ровно, элегантно, готично и в меру атмосферно.
Благодарю от всей души.
И обращаться с ним нужно не так, как с остальными. Утончённая и трепетная переводчица, в силу своего занятия, могла бы догадаться попробовать обратное тому, что делала (а именно — переводила его слова на язык женского тщеславия). Если бы она, действительно заинтересовавшись им как мужчиной, очнулась от своих грёз и, откинув прочь мантию пустых церемоний, начала переводить свои ожидания на его диалект, он бы увидел в ней, нет, не женщину — единомышленницу, что для него гораздо выше и ценнее.
Он на выставку, она тоже, место заняла, бутерброды с котлетками и термос с кофе в рюкзачке, он из щенка сожранный пенопласт достаёт, она листает справочник, расширяя познания о видах хирургических вмешательств в ветеринарном деле. У него клуб, она в кресле с телефоном, обзванивет по поводу времени и места выставки и так далее.
Вот с таких ступеней вскоре и начали бы виться, зеленеть и благоухать сады Семирамиды её личного счастья.
Шучу я, потому что понятно, для всего этого надо быть одного с ним теста, которое замешано одними руками и выпечено в одной печи. А жаль, потому что в роли супруга такой представитель — весьма и весьма неплох, доброта и постоянство — это раз. Стабильность благодаря профессиональной востребованности — это два. Ну и, на десерт, иметь своего личного врача (неважно, что вет), было всегда престижно, а в нынешнее время и вовсе необходимо.
Ирина, спасибо за рассказ и за нотки печальной иронии.
archivsf.narod.ru/1927/znanie_sila/index.htm
Эссе о стальном шарике:
Он покоился на поверхности стола. Он знал, что это покой, потому что ему было очень много лет, целая вечность, и он знавал иные состояния. Он видел ярость огня и безоговорочную отливку, вращение деталей и тоску ржавения. Он знал радость торжествования его, шарика, нужности, необходимости и — тоску невостребованности. Он умирал среди гемоглобинно-острого вкуса забвения, в тени огромной, поедаемой временем, хреновины. Пока его не подобрал, сунув в карман с крошками шоколада и окурками, тот щегол с подбитым глазом.
И теперь, лёжа на поверхности стола, которая, по уровню, была категорически наклонна, шарик прилагал все усилия, чтобы не скатиться в ту дурацкую щель между досок пола (какой косорук так ложил), потому что знал, чувствовал своим отчаянным, лютым, злым серебристым нутром, что ждёт его — полёт…
Немыслимо прекрасный, долгожданный! Ради которого он готов войти в бесчестное соитие вон с той, почти оструганной, рогаткой.
Ради этого… Пусть…
Так, теперь о рассказе — он очень не очень.
Homo homini, идти по головам и прочие законы джунглей, заклеймить этих коварных дельцов и банкиров, что ли? Да ладно, а не те же ли хищники царят порою в иных, так сказать, локациях. Только клыки у них меньше и возможности поскромнее, а в остальном — оно самое, в масштабе 1:10.
Как удержать почти невероятное равновесие между тяготением к материальному и огненным миром души, уверена — это возможно, но не для Фрэнка, который азартно и самозабвенно складывал всё на одну чашу, в конце концов обрушив громаду весов на себя.
Торжествовать по этому поводу мне не хочется, он был бесподобен в умении сражаться и некоторые качества его характера достойны искреннего восхищения, но в зеркале жизни отражаются не только они…
А ведь милостива была к нему судьба, не дав окончательно обратиться в дракона, весь смысл которого — почивать на грудах золота, под перезвон ручейков скользящих монет, да время от времени перекусывать крадущимися мимо гномами и случайными рыцарями.
Каупервуду был дарован шанс увидеть тусклый блеск чешуи, почти скрывшей под собой его сердце…
Моя горячая благодарность великолепным Чтецам, озвучившим эту трилогию!
Чтецу спасибо!
Вечереет… надеюсь, что-нибудь из навеянного возьмёт да и приснится этой ночью )))