Опять моря и океаны манят, а? Благодарю от души, как раз звука прибоя и напоминания о бесконечно прекрасной, гордой и опасной стихии морской мне как раз и не хватает (от городской духоты и жары в курагу уже превратилась).
Милый рассказ, лёгкий и тёплый, с ласковой ноткой ностальгии. А я вот не научилась нырять, меня пенопластово выталкивает вверх, приходилось, перебирая руками по тросу буйка, добираться до дна и радостно таращиться в солнечный живой аквамарин.
Игорь, спасибо за вынырнувшие из памяти картинки!

Удивительно, сколько в человеке может таиться нерастраченной нежности и скрытой страсти. И они найдут выход обязательно. Они используют всё, до чего смогут дотянуться своими невидимыми руками. Это будут кисти, холсты, краски или ноты, ноты, ноты или мрамор, глина, дерево или перо, бумага, чернила или движение, кружение или голос, отданный стихам. Слова будут рождаться вновь, взлетая на звуке голоса. А голос… голос рождается для новых и новых слов, щедро дарящих ему свою чудесную силу.
Бесконечно прекрасное танго стихотворения и голоса, безгранична власть одного над другим.
Искристое, ржачно-щекотное «Ты ждёшь меня», ну какое же шаловливое чудо получилось!
Дмитрий, сто тысяч благодарностей примите от меня, прошу!

Благодарю, солнышко! Моя симпатия взаимна, честно говорю.

Простите, не дочитала до конца, соскучилась. Неа, Ворона не ваша, так, сама по себе.
И я не админ, увы, а то бы на сайте было чище, тёрла бы нещадно. И, последнее, я не знаток Булгакова. Я просто огненно люблю его. Разница понятна?

Растерзанное, выпотрошенное, ветром разбросанное наследие Мастера. Помню, что «не горят», помню. Но, боже, как больно от того, что с рукописями, а равно и с написавшими их, происходит здесь, в этой жизни. Они горят без пламени.
Больное, нервное, пульсирующее безмолвным криком, ведь пером водил человек без кожи. Сразу, без хоть какой-нибудь защиты ловил всем своим существом плевки, смешки, злые слова, равнодушные взгляды, холодные спины, лживые рукопожатия, скользкие улыбки, муторные признания. Непонимание, непринимание и нужда — страшное сочетание, намертво укутанное во всепоглащающий абсурд творящегося вокруг. Он, который дуновение тёплого ветерка воспринимал как боль, вздрагивал от солнечного луча на утренней террасе, как от удара. Дар и мучительное страдание эта его невероятная способность восприннимать мир так, как было дано ему. И смог пройти по шёлку ленты, протянутой над пропастью жизни, оскальзываясь, почти срываясь — прошёл, осветив пропасть до дна и, вспыхнув ярко, исчез на той её стороне. Ужасна была вся его жизнь и прекрасен его Путь по ней.
Обрывки мыслей, пролившиеся чернилами в короткие абзацы. Без начала, конца не имеющие. Как цветок не может не источать аромат, так Мастер, уж если был призван в этот мир, не может не творить. Он — и есть его строки, в каждом слове — он. Живой, страдающий, тонкий, нежный, страстный, ранимый, метущийся, ломающийся, хрупкий, но неуничтожимый. Бессмертный.
Люблю неистово и благодарю!
Чтец — великолепен, достойнейшее исполнение.

Ой, ну прям уж! Две минуты, нормально, если Чтец себя пробует в этом жанре. Поддержу его, спокойное и приятное исполнение. Есенин… скажу так, творил не для меня, а стихи вслух воспринимаю только от одного человека, так что оценка моя вполне непредвзята. Продолжайте, если Вам это нравится, у Вас получается!

Нет, милая Камеллия, не надо бороться, прими всё великолепие мира, а несправедливость в том, что человек — несчастен…
Пойдём, я поделюсь с тобой своим кусочком счастья. Пойдём. Я приготовила тебе вечер на берегу моря, остывающую гальку, плед, костёр, белое сухое, золотую копчёную скумбрию и «Dire Straits» из телефона, пока батарейки не сядут. А сядут — так шум прибоя. Пойдём…

Я так понимаю, задача воспитанного, умного и здравомыслящего человека — грамотно распределить своё мнение среди остальных собеседников?

У каждого свои туннели. Мой — вывел меня на край бездны, клубящейся далеко внизу серебристо-туманными перинами, зовущими понежиться на них, всё забыть, отдаться их убаюкивающему очарованию и сонному оцепенению. Чтобы потом добавить и мои перья к своей обманчивой прохладной мягкости, готовясь к следующей, околдованной песнью страсти, жертве.
Но голос, необыкновенный голос Чтеца… не дал мне ступить за край, негромко окликнул, заставил поднять глаза, озорно дёрнул за прядку волос, и открылось небо бездонное, за которым сияют невидимые днём звёзды, беззвучно поют иные миры, теряются вдали бесконечно прекрасные туннели иных дорог. Этот голос легонько дунул на пёрышки за плечами и ворохнулись, отяжелели, налились силой крылья, стали со мной единым целым и — только ввысь, только так и не иначе!
А голос будет продолжать жить в моём сердце, с ним я тоже теперь — едина.
Дмитрий, благодарю искренне и горячо, за всё!

Опять и снова горячо благодарю Чтеца за Блэквуда, а переводчика — за блестяще выполненную работу. Блэквуд, каждая его история для меня чистая радость, рождённая безудержным, вольным полётом воображения. Всем существом откликнулась на услышанное. Восторг от узнавания чего-то будто давно знакомого, но забытого, трепет предчувствия мгновения, которого никому не миновать. На острие тревоги обречённо забилась нежная печаль, под розово-зелёными лучами предзакатного солнца обернувшаяся птицей, стремительно пронёсшейся по моей душе и ослепительным сиянием своим доставшая до каждого её пыльно-затхлого уголка.

И я войду в могучий, древний лес,
Он ждал меня от сотворения.
И стану тишиной и синевой небес,
Пустую Чашу возвратив мгновениям…

Изумительно хорош Блэквуд! Опять от его истории холодно, мрачно и щекотно от хрустальных ледяных мурашек за шиворотом.
Место, подобное описанному в рассказе, рано или поздно непременно притянет к себе того, кто сможет достаточно ясно уловить его невидимую пульсацию, лишь смутно чувствуемую остальными, менее восприимчивыми к подобным явлениям. Потрясающе подобраны слова (и тут моя благодарность переводчику) для описания ощущений от человека, невольно (а так ли уж невольно?), пользующегося жизненной энергией окружающих. Дементор в человеческом облике, не могущий полноценно существовать как-то иначе.
Со сладким ужасом и нетерпением ожидала развязки этой невидимой, пугающей своей непостижимостью, схватки, перекидывая справа налево ставки на победителя.
И в какой раз подумалось (я о мальчике) сколь тяжёл путь тех, кто из-за врождённой особенности чувствовать и воспринимать тонкий мир ярче и глубже, идёт рядом с нами, ступая как по ножам. Принимая бесчисленные раны от прикосновения мира теней.
Кстати, название рассказа переведено не совсем точно, я в языках не того, но оно сбило с толку. Английское «The transfer» в данном случае ближе по смыслу к «передаче», «переливанию» или «эстафете», хотя и это будет не то.
Чтецу спасибо, как и всегда.

Гимн Грядущему. Прекрасно и мощно в нём каждое слово, стремительно взлетает со страниц каждый образ, яркий, наполненный жизнью. Ввысь зовёт, даря радостную надежду, каждая строка. Каждая буква превращается в пёрышки, нетерпеливо вздрагивающие в предчувствии стремительного полёта.
Близится миг, когда, остановив свой бег, осыпятся стрелки часов. И освобождённые круги времени превратятся в тоннели, ведущие на другую сторону, сияющую издали нестерпимым светом.
Тот, кому было дано провидеть, облёк свой душевный опыт в слова и принёс их нам. Чтоб ночь была не так черна…
Благодарю Писателя горячо и яростно всем своим существом!

Морок. Охватывает и туманит сознание, опутывает и пленяет разум. Глушит звуки, набрасывая на окружающие предметы мягкую, душную вуаль, лишает воли, тяжелит веки, уводит прочь, ласково и неотвратимо обрывая нити, связывающие с реальностью. Зазеркалье, шелест сухих лепестков фиалок на каменных ступенях, стон скрипки вдали, танец ломаных теней, непрерывное кружение обрывков сказанных когда-то фраз, виденных лиц, остывших прикосновений, замерших на губах вздохов и призрачных поцелуев…
Короче, вот это всё происходит от недостатка солнечного света, неправильного питания и замкнутого образа жизни. Нервную систему надо беречь, она бывает хрупкой и нежной, как та фиалка, сухие лепестки которой шуршат по каменным ступеням замка и так далее…
Блэквуд один из лучших, виртуозно действует на моё воображение, его потом полдня не угомонить. Продолжает подсовывать жутковатые картинки, искажать окружающий мир, включать странные звуки и всячески тормозить мысли о повседневном. Прелестная история, хорошо бы её слушать унылым дождливым вечером или долгим зимним, с белоснежным заметанием окон и мрачным гулом ветра в двери. А так — полдень, жара, нежная истома внутри и снаружи, но всё равно впечатлена необыкновенно! Чтец хорош, его отстранённая манера отлично подходит под настроение рассказа. Ещё чуть-чуть и помчусь в лавку за бужениной и коньячком, дабы поддержать его убывающие силы, влить энергию, ускорить жизненные соки. Ибо он так нужен нам, сколь много книг терпеливо ждёт, пока он обратит на них свой взор и микрофон!

Помнить эту дату, всем существом стараться как можно ярче и глубже постичь её значение, передать это детям, не иссушить, не превратить в мёртвую форму. Дед погиб под Воронежем в сорок третьем, в моих венах течёт та же кровь, что была пролита в землю моей Родины, и с ней я от рождения до последнего вздоха этой кровью соединена. И мой сын и его дети. Мощная и незримая связь, разорвать которую может только человек (предав), земля родная — никогда.
Не осмеливаюсь воображением коснуться того, что пережито нашим народом. Представить не могу, а горячему моему воображению здесь места нет. Пусть просто живёт в сердце, бережётся как святыня.
Прочитано прекрасно, Чтеца благодарю неистово! Пронзительно-горько, выдирает из реальности, на время мир вокруг стал ненастоящим, замер, отдалился, посерел. Душа сжалась от нечеловеческого ужаса, боли, огненно-ледяного прикосновения бесчисленных смертей и страданий.
Чёрный снег, красные реки. И крохотные солнышки душ, уносящихся в бездонное белое небо…

Ага, и отчалии, однако не переставая тасовать в уме расцветающую Катю, пополневшего от каши однокашника, глухаря в амперах, токующего зверовода, и азартного охотника с Лёхой на руках. И всё это — в треволнениях пурги.

Ёлки, ну кто же эти аннотации стряпает…

Именно об этом я и говорю Вам, любезный Граф, Вы всё правильно поняли. Ищите… (особо с принятием решения не мешкайте, в том лесу комары как вампиры)

Невероятное, оглушающее впечатление от услышанного. Да, опять и снова. Неослабевающее, непритупляющееся. Подозреваю, что невозможно наесться досыта тем, что по-настоящему прекрасно и дорого сердцу. Оно вмещает, хоть кажется, что уже некуда, становится больше, просторнее, освобождая место для последующих мгновений чистой радости и огненного наслаждения.
Стихи… Будто каждый из них — для меня. И всё становится неважным. Здесь, сейчас — только слова, голос и я, и никого больше на всём белом свете.
Благодарю, Дмитрий, горячо и неистово за каждое стихотворение, строку, слово…
Ещё немного СловПослеСлов.
В паре вёрст ниже по течению есть брод, если перейти его, далее поведёт долгая тенистая тропинка, мимо омута бездонного, мимо единорога с золотым пятнышком возле носа, сквозь заросли незабудок выше человеческого роста, тут главное — не заблудиться, не сбиться, не дать огоньку погаснуть.
И тогда в чаще леса встретит та, что века назад дала обет, ибо близок срок его исполнения.

Под Чеховым минус никогда не поставлю, но то, что кто-то тащит из его наследия подобное в озвучку — мерзко.

Несколько растерялась от Вашего внимания
и от того рассыпалась на тысячи жемчужин (помогайте собирать, только не совочком, руками, руками, по одной).
На самом деле — одной ведьме — один мир и мне претит делить его с кем-либо, тем более с магом. Но… на днях весьма неудачно повредила плечо при полёте (непростительная небрежность), а поскольку была слегка скована в передвижении (принципиально не подгоняю излечение), то слушала Ваш роман (или план действий, наметка маршрута, а может, на грани слышимости — зов), и он помог мне скоротать время.
За что примите мою благодарность.