Жемчуг она рассыпает свой, ну чо вы прям, какой он у неё имеется, такой и рассыпает :)

Прочитано изумительно.

А я буду рада услышать в вашем исполнении.

Наконец-то, рада приветствовать озвученный рассказ, не зря, стало быть, приставала к автору с этой идеей. С почином, что ли :)

Описание рук! Кажется, я впервые встретила человека, с абсолютной точностью выразившего то, что я чувствую по этому поводу. Кисти рук… как это верно! Они рисуют, переливают во что-то зримое всё скрытое и сокровенное, являя тому, кто способен это увидеть, призрачные, но неопровержимые высокие знаки душевных порывов и яда стелящихся испарений.
Спасая его, она хотела спасти себя, свою грустно-однотонную, утратившую привычный смысл, упорядоченную жизнь. Жизнь, которая просила ярких цветов, неожиданных их сочетаний.
Миссис К — благородная женщина и немножко валькирия, отыграв предложенные ей роли и продолжая тесниться в прокрустовых рамках общественного уклада, она робко искала обретения себя иной, непохожей на прежнюю.
Спасти человека — это ли не высочайшая цель и смысл? Не надо бы, ох не надо, но кто внемлет советам досужим и холодным. Кто хочет слышать предупреждение о том, сколь велик риск начать преследовать своими спасательными вертолётами того, кто в этом не нуждается, кто сам, своей волей вновь и вновь влечётся к пропасти со скользкими покатыми краями и танцует там свой завораживающий танец, ломаным силуэтом замирая во вспышках молний, бьющих уже прямо в него. Нужно обладать могучими крыльями, чтобы, пытаясь спасти такого человека, самой не оступиться, не сорваться вниз.
В этой истории некого судить, каждый из них сыграл свою роль в судьбе другого ровно так, как и должно было. Великое, непостижимое полотно жизни! Это была короткая и мучительно прекрасная пьеса.
Четверть века терзать себя воспоминаниями… Она пережила самые яркие и сильные, ни с чем не сравнимые чувства, высветив ледяным пламенем боли все уголки своей души, такое испытание даровано не каждому. Но жжёт невыносимо, сколько раз она вновь и вновь раскладывала перед измученным внутренним взором эти двадцать четыре часа. Вспоминая, мы извлекаем из памяти своё предыдущее воспоминание о событии, тем самым всё больше и больше искажая исходное. Что ж, она спасала, она и казнит теперь себя и его, это её право.
А для меня они оба — пронзительно трагичны и нечеловечески прекрасны.

Ирина, благодарю за исполнение!

Исправьте название — «Скользские пальтцы».

Ну тут прям «дорогой дневник, мне не подобрать слов, чтобы описать боль и унижение» — от осознания того, что все эти годы я писал свою жизнь на черновик…
Жить, чтобы казаться — это приговор, приведённый в исполнение задолго до его вынесения. А судьба крайне скупа на раздачу шансов сыграть на этой же сцене другую пьесу.
Прочитано в идеальном соответствии с тем образом, который выжался, вытаял из сюжета.

Кольнуло незавершённым, переводчик — Калашникова Евгения Давыдовна.

По первым словам поиск выдал — перевод под редакцией Е.Калашниковой.

Суровый и независимый нрав местных жителей, сдержанный монохром пейзажа, эти их пустоши до горизонта, болота, огромные покрытые мхом камни, охряно-серая гамма всего, на что ложится взор. И вот по этому свинцово-бежевому фону — три сестры кончиками своих пальцев-перьев, которые окунали в золото своей души и серебро мыслей и чувств, рисовали узоры удивительной красоты и сложности.
Словно три брошенных в озеро цветка, они кружатся, плывут, подгоняемые ветром, который каждый раз заходит с разных сторон, и своим движением наводят по воде бесконечные линии, кажущиеся вблизи ломаными и беспорядочными. Но с большой высоты линии превращаются в тайные письмена, в которых слились, переплелись звёзды и травы, слова и безмолвие, лунный свет и чёрные жемчужины нот… Письмена невидимые, навсегда запечатлённые на озёрной глади — для неба.
Изумление от того, насколько подробно, скрупулёзно, со вниманием к каждой отдалённой (на край солнечной системы) детали написана это книга. Способность настолько глубоко и беззаветно уйти в жизнь другого человека — говорит о невероятных душевных качествах и характере писательницы. Так чётко, последовательно, по крупицам собрать, упорядочить, красиво и стройно изложить все факты, свои выводы и наблюдения — как это возможно?
Ирина, благодарю за книгу и за ощущение, будто слушаю саму Гаскелл, которая рассказывает кому-то (или зачитывает главы из своей книги), а я такая сижу в уголке, развесив уши, замирая от восторга.

У него были свои звёзды, своя пустыня и дом, они жили в его по-детски распахнутых голубых глазах. Он владел своим личным, недоступным никому огромным и глубоким миром. И хотел перелить наружу часть этой глубины, чтобы другие тоже наслаждались игрой света на её поверхности, чтобы замирали, позволяя своему воображению проникать в то, что скрыто, медленно паря над донным песком, любуясь переливающимися песчинками, ракушками и стайками рыб его души.
Но он быстро осознал бесполезность этих своих попыток и плотно завалил вход, ведущий в ту его жизнь и стал отныне жить в двух мирах. Он не давал им пересечься, проведя границу, вдоль которой построил огромную зеркальную стену.
А поскольку внешний мир был ему невыразимо пресен и скучен, то на него он решил смотреть через отражение в стене, ну просто чтобы таким образом быть ближе к тому миру, в котором хотел быть всегда.
И он привык видеть людей, их лица, глаза, их жесты и поступки в отражении, всё происходящее скользило мимо него, не задевая, и был он счастлив.
Пока не появилась в его жизни женщина, а может муза (он ведь художник), а может это было его собственное ожившее отражение, кто знает. Но он рванулся к ней со всей силой, на какую был способен, но видел-то он не её… Он ударился о зеркало и оно разбилось, рухнула стена, осыпалась мириадами сверкающих на солнце кристаллов, которые останутся лежать бесконечной, уходящей вдаль, цепью искрящихся холмов, на которые так хорошо любоваться лунными ночами.
И думать об этой красивой и печальной истории, истории старого маленького принца…
Неторопливое чтение не дало проскакать всю историю, заставило спешиться и не мешать ослику щипать травку, а мыслям — струиться вдоль повествования. Тигру моя огромная благодарность за исполнение и выбор!

Понятно, чего ж тут непонятного))) Каждый, прикупивший себе кистей и красок и научившийся ими пользоваться, может считать себя маститым художником, непрошенным советам которого надобно внимать вдумчиво и с благоговением.

Нативная реклама? Обожаю и пошла я слушать в вашем исполнении «Кошачий комод».
Ну что сказать, тембр голоса, торопливая манера чтения, эмоционально убогая окраска восприятия чтецом текста — это мое субъективное. Но, блять, вы же шепелявите отчаянно!

Не вам советы давать кому бы то ни было, тем более этой чтице.

Если пораспросить скамейку, то не всё так одназначно )))
Уверена, она слышала столько всего, что хватило бы на десятки мелодрам-сериалов, десяток добротных триллеров, несколько криминальных дел (раскрытых), пяток трешовых (нераскрытых), ну и ещё много, очень много она подарит вам жизненных наблюдений и философских заключений.
Короче, если из древесины старой скамейки выпилить фигурку, она абсолютно естественно станет оберегом (или болванкой куклы вуду).

Ценю те редкие книги, которые не позволяют бросить их — они как пантомима, чёрное, белое, клавиши рояля, свет и тень, ломанные (и плавные) движения, уродливые (и прекрасные) завораживающие силуэты, грим на лице (как маска). Хочется выключить, но продолжаешь смотреть… чтобы потом оглушённой сидеть, пытаясь сплавить и примирить холодное содрогание (отвращение) и эстетическое наслаждение от визуального, во мне отпечатанного, мною прочитанного письма.
Эта книга — такого рода, она с первых строк лишает желания воспользоваться рациональным распределением своего времени, наводя морок двоения реальностей, растворяя грань, отделяющую наш (кажущийся) реальным мир и мир настоящий (живой, страдающий, бескрайний). Пока слушала, пару раз кукушку свою поворачивала в нужную сторону, чтобы в полночь не начала в стенку домика долбиться, пугая соседей.
Финал же настолько сильно аукнулся с тем, что соткала в своём ожидании-воображении, что пошла кукушку проверить, показалось она каркает.
Талантливо написанная история, попробовала несколько других книг автора — не то, слишком высокую планку он мне тут задал (подарил).
Олег, искренне благодарю за выбор.

Ух ты, это действительно сказка! Такая, какой она должна быть в моём понимании, добрая, умная, со множеством жемчужинок мудрости, аккуратно вплетённых в строки. Она будто создана в соответствии с неведомым эталоном сказок (ведь должен же он где-то быть на тот случай, если мир слетит с оси окончательно).
С любовью написанная и изумительно прочитанная история, дослушивала с улыбкой и мокрыми ресницами, так по-детски славно стало внутри. Забытое чувство уюта, доверия и жгучего интереса к происходящему на страницах, как я соскучилась по этому ощущению!
Низкий поклон до щелчка в пояснице Северу и Наталье Парий за подаренные мне минуты чистой радости.

Согласна с Удавом. Но — Винокурову в избранном нежно люблю и (ей не вырваться).
В фильме — Блант похитила моё сердце давно (Прадо с прилагаемыми).
Книга хороша под долгое женское переживание… чего? Да ничего. Разрыва, начала, обдумывания текущего, просто обдумывания, рефреша отношений, их завершения… жёсткого завершения.
И вновь — ввергания себя безбашенной в отношения…

Поняла, видимо мне в который раз отвечает админ, причастный к этой идее. Ну сделал и сделал, приживётся :)

Это называется по-другому, например навязыванием.

Зачем каждому, кто считает, что с реакциями вы наколхозили, объяснять насколько они неправы? Вы спросили «как нам», вам ответили, уважайте чужое мнение.

Стихи как стихи, и вроде бы ничего нового — живите, любите, творите, несите в душе свет несмотря ни на что. Знакомо, сто раз уже слышано, но как же пронзителен миг прикосновения к опыту того, кто сам, всем своим существом — дошёл до этих истин и захотел поделиться этим с другими.
А мы, которые другие, видим в этих, из глубины души рвущихся, откровениях лишь слова. Да — верные, да — правильные и мудрые, но слова…
Каждому человеку — его кружение дорог, его встречи и расставания, его радость и боль. Он танцует свой танец жизни и, как бы со стороны это не судилось и не казалось, каждый такой танец — прекрасен и единственен.