Не поняла я эту вещь. Сначала воспринимала всё происходящее буквально, сложилось мнение о каждом, потом на мою попытку разложить анализ по баночкам обрушилась какая-то лавина сухого дождя.
Не знаю, может дело в чтице, мне обычно нравятся книги в её исполнении, но не в этот раз, энергетика деловой чёткости и рассудочности в сочетании с латиноамериканскими декорациями… Это же Аргентина, тут сразу у трапа самолёта — страсти и эмоции, требующие немедленного утоления, когда взмах рукой, гребень из волос, грива по плечам грешным каскадом, полонящим разум!
Возможно, в другой озвучке героиня вызвала бы во мне сочувствие и любопытство (роман надо было назвать «Всё ещё мой!»), но получилось иначе, всё присходящее казалось чужим и неприветливым. И даже распустившись, сюжет всё равно остался похожим на цветок, упёршийся изнутри в асфальт, подозревающий о королевстве солнца с обратной стороны, но обречённый своим бледно-лунным ростком свернуться до срока.
Ну, учитывая какие книги наш герой читал в течение дня, становится неудивительным всё, произошедшее с ним позже, право слово, тут и без изысканных напитков могут открыться не дверцы — врата в потусторонний мир, (впрочем, Ламартин стоит того, чтобы им наслаждались в сопровождении чудесного лафита, рубиново переливающегося в отсветах камина).
Неожиданно и радостно встретить такой рассказ у По, изменил себе по всем статьям! Легко, забавно, с юмором и улыбкой, ворона-хулиганка вместо Ворона, мистика и сумасшедшинка — куда ж без этого, но мило, словно ямочки на щёчках младенца.
Озвучено замечательно, вся история проплыла перед глазами фильмом, снятым в стиле «Тайны острова Бэк-Кап».
Голос, интонация, вся душа Ваша, звучащая в каждом слове — настолько в точку! Не знаю, может у автора было бархатное контральто с хрипотцой, это не важно — Вы смогли передать дух книги.
Жду новых писем, дорогая тётя Фэй!
Алиса, следуй за письмом.
Оно приведёт тебя к норе, пролетит сквозь длинный тоннель и, выпорхнув на поверхность, позволит поймать себя у ворот Города, в котором (хотела бы жить) есть — всё.
Тебя ждут ещё письма — на мокром от дождя столике уличного кафе, придавленные порывом ветра к витрине, спрятавшиеся в корзине цветочницы, белеющие под камнем у причала… Собери их все, одно за другим, сложи из них веер и держи его крепко-крепко!
Очаровательно неторопливый разговор писательницы — с кем? С Алисой — да, с другой писательниицей — тоже да. Но ещё с собой, и — с вечностью.
Честно сознаюсь, поначалу хотелось, чтобы писала она «коротко и по делу», это моё постоянное желание куда-то что-то делать, ррр! Но, иронично-добрые Иринины интонации и задумчиво текущие по страницам слова смогли освободить из плена привычной суеты и, подождав пока ерундо-мысли мои отправятся на задний двор одуванчики полоть, настойчиво и властно отвели в сторону еловые лапы, открывая вид на Город…
Всю жизнь свою он посвятил служению Смерти, принеся на её сияющий высоко во тьме алтарь человеческие чувства и привязанности, молодость и возможность любить. Выйдя за круг и оказавшись в пустоте, он смог услышать — тишину, с этого момента пути обратно для него не было…
Вечность, век, земную жизнь пройдя до середины, прошло полвека, половина жизни. Что и как росло, цвело и ширилось в его душе, летящей среди ранящих её осколков чёрных зеркал — кто знает, но от той границы полувековой навстречу Вечности свои дары несёт он, один дар в год.
Несёт покорно и упрямо, в молчании тонут боли крик, безумный смех, стремления, мечты. Как милости прося иметь воозможность самому — стать напоследок даром, полотном, которое успеет завершить сам из себя…
Исполнено замечательно, благодарю.
Похоже, леди Агата писала это, находясь в чудесном настроении, так и видится, сидит она на веранде, расчерченной утренним солнцем, уперев локти в прохладную поверхность стола, помешивает ложечкой чаёк-кофеёк и наслаждается крохотными бисквитами.
А в прекрасной её головке привычно текут мысли, из которых она всю жизнь сплетала сюжеты, загадки, характеры. Только в этот раз мысли подобны атласным лентам, струящимся лениво-озорным ручейком и никак не желающим вязаться в сложные морские узлы.
Но, раз уж она, спускаясь вниз, тетрадку и перо прихватила с собой, то почему бы не оставить на листе бумаги ещё один лепесток для тех цветов, которыми она украшала женские образы.
Клюквин отлично передал это игриво-летнее настроение. При звуке его голоса сразу улыбка до ушей, ну не могу я забыть его «проголодался, дальше всё было как в тумане»!
И вишенкой в борще — традиционно дурацкая аннотация.
Слегка в новинку это — слушать текст и, не спеша, перекладывать хронологически следующие фотографии-иллюстрации…
А нет, не в новинку — диафильмы моего детства, привет вам!
Сквозь фотографии — погружение в тёплое с кружением искр золотистых, море памяти, вспомнилось, у мамы была такая же панамка с мохнатыми краями, мягкая, как шея верблюжонка, все женщины выглядили в них невероятно — скиттлзовое сочетание малознакомой Кокошанели и чего-то томно-восточного, непонятного, но такого зовущего.
Ой, я не про то, эмоции разбежались во все стороны, ловлю их и связываю за хвостики. Мне здесь понравилось всё! Сама история, как она подана, музыкальное обнимание, Иринино пение, зарисовки одного из участников — любимый рисунок, где идут они, согнувшись под дождём, уставшие и измотанные, а над каждым висит один на всех комиксовый «мешочек» с собакой, сидящей дома, аааа! В этой картинке столько юмора, доброты и воздуха!
Вся история такая — лёгкая, прекрасная, дивная. Изумрудно-сапфировая сказка, замершая в ладонях неба и солнечного света.
Ночь и вершины — сияние белизны снегов и чёрно-фиолетовый бархат глаз лошади, словно мороженое и чернослив, съеденные на перевале.
Возможность шагнуть туда, дать воображению максимально протиснуться, побыть там краешком души, с радостью мысленно дополняя происходящее мелкими подробностями из собственного багажа…
Очень сильное впечатление.
Ирина, благодарю!
Прочь тематическую скуку и упорядоченность! Это же Бодлер, здесь нет места паузам, размеренному однообразию, здесь в небо чёрное — копьями тире летят и точки, точки — звёздами дрожат…
Каждое стихотворение получилось моментальным фото души поэта, малейшее её движение навеки замерло в ослепляющей его разум вспышке.
На листы «Лакримозы», рассыпанные во мраке пыльной сцены, положить хрустальную серёжку и, отступив назад, направить на неё софита меч — так играючи, дитя любуется нежной красотой оттенков, танцующих жизни торжество — на этих нотах, линиях, ключах…
Как Днепровскому удаётся делать подобное со стихами Бодлера, ума не приложу :)
Это не просто романтика и неистребимая тяга к приключениям, это — по-детски чистое умение быть со всем миром на дружеской ноге. И даже трезво оценивая риски, нет-нет да и да! Взять и рвануть навстречу неизведанному. Настолько редкое качество души, что давно пора в Красную книгу этих людей заносить.
Если кому выпадет (стремящийся к нулю) шанс вдруг оказаться рядом с таким человеком — жадно выпейте каждое мгновение этой встречи.
Сила впечатления от рассказа ровно такая же как и много лет назад, не все сувальды во мне заржавели стало быть.
Как та островная травка, с любопытством заглядывающая в исписанные страницы, еду я, сидя на планете, по космическим дорогам, а все мои путешествия и приключения — происходят только в книгах.
Благодарю Неосферу за прекрасное исполнение!
И как же чёрт грустно, что наши замечательные чтецы часто озвучивают изначально мёртвые произведения, а книги Куваева лежат в тишине.
Пусть будут вечны туман, лёд и морские волны — ведь по ним в своей лодчонке плывёт Человек и его Пёс…
Чувствуется, Князев душой подзаряжался, пока его артистизм, выпущенный на сочные луга русских сказок, резвился и носился, атласно переливаясь боками, встряхивая гривой, задорно блестя глазами, взоржакивая от еле сдерживаемого удовольствия.
Сказочки получились как черешня, думаешь попробую одну, остальное дома помою, на красивое блюдо выложу и не спеша, в тенёчке на веранде… фигушки Скарлетт — одну за другой, даже те, что недолго побыли на ушах в роли серёжек, итог — пустой кулёк в красных пятнах сока.
(а может не сока, сказки-то ссстрашные).
Не уверена, но может быть:
Ярков Владимир Михайлович, родился в 1941 году, посёлок Уречье Любанского р-на Минской области. Белорусский диктор радио и телевидения, заслуженный артист Беларуси (1982). С 1962 года диктор Белорусского радио, с 1966 — Республиканского телевидения. Вёл общественно-политические и информационные программы, передачи о событиях из жизни Беларуси. Наиболее значительные программы и циклы передач: «Панорама», «Публицист», «Наш дом», «Земля и люди».
Умер в 1991 году.
На обочине растут цветы, красота и слабый аромат которых под серой тканью дорожной пыли, для спешащих мимо — их не существует.
Случайный взляд через зеркало на пройденную дорогу рассекает её вдоль, открывая обе стороны.
Этот стоящий перед классом учитель, между снежным кружением за окном и огнём печи — цвёл…
Счастлив тот, кому дано прикосновением души отряхнуть лепестки и — увидеть.
Тигру моя неизменная благодарность.
Да и вам спасибо! Часть географии моей семьи (весьма легендарная для нас). Пэмынтены же, там наврала — написала как на слух запомнилось, и я не дочитала, что автора нет в живых, не передаст он уже ничего…
Что ж, плацинды-то делать умею, только как же скучаю по тем, что ела в детстве.
У автора этих строк вся жизнь — строфы, огненными цветами пылающие вдоль русла пересыхающей реки.
Высоко
тонко
печально
честно…
Рождённой десятого мая — суждено было стать неутихающими порывами ветра под крылья Победы.
Она знала всегда, как будет действовать, если окажется в плену.
Знание это —
утвердила лично…
Не знаю, может дело в чтице, мне обычно нравятся книги в её исполнении, но не в этот раз, энергетика деловой чёткости и рассудочности в сочетании с латиноамериканскими декорациями… Это же Аргентина, тут сразу у трапа самолёта — страсти и эмоции, требующие немедленного утоления, когда взмах рукой, гребень из волос, грива по плечам грешным каскадом, полонящим разум!
Возможно, в другой озвучке героиня вызвала бы во мне сочувствие и любопытство (роман надо было назвать «Всё ещё мой!»), но получилось иначе, всё присходящее казалось чужим и неприветливым. И даже распустившись, сюжет всё равно остался похожим на цветок, упёршийся изнутри в асфальт, подозревающий о королевстве солнца с обратной стороны, но обречённый своим бледно-лунным ростком свернуться до срока.
Неожиданно и радостно встретить такой рассказ у По, изменил себе по всем статьям! Легко, забавно, с юмором и улыбкой, ворона-хулиганка вместо Ворона, мистика и сумасшедшинка — куда ж без этого, но мило, словно ямочки на щёчках младенца.
Озвучено замечательно, вся история проплыла перед глазами фильмом, снятым в стиле «Тайны острова Бэк-Кап».
Жду новых писем, дорогая тётя Фэй!
Оно приведёт тебя к норе, пролетит сквозь длинный тоннель и, выпорхнув на поверхность, позволит поймать себя у ворот Города, в котором (хотела бы жить) есть — всё.
Тебя ждут ещё письма — на мокром от дождя столике уличного кафе, придавленные порывом ветра к витрине, спрятавшиеся в корзине цветочницы, белеющие под камнем у причала… Собери их все, одно за другим, сложи из них веер и держи его крепко-крепко!
Очаровательно неторопливый разговор писательницы — с кем? С Алисой — да, с другой писательниицей — тоже да. Но ещё с собой, и — с вечностью.
Честно сознаюсь, поначалу хотелось, чтобы писала она «коротко и по делу», это моё постоянное желание куда-то что-то делать, ррр! Но, иронично-добрые Иринины интонации и задумчиво текущие по страницам слова смогли освободить из плена привычной суеты и, подождав пока ерундо-мысли мои отправятся на задний двор одуванчики полоть, настойчиво и властно отвели в сторону еловые лапы, открывая вид на Город…
Вечность, век, земную жизнь пройдя до середины, прошло полвека, половина жизни. Что и как росло, цвело и ширилось в его душе, летящей среди ранящих её осколков чёрных зеркал — кто знает, но от той границы полувековой навстречу Вечности свои дары несёт он, один дар в год.
Несёт покорно и упрямо, в молчании тонут боли крик, безумный смех, стремления, мечты. Как милости прося иметь воозможность самому — стать напоследок даром, полотном, которое успеет завершить сам из себя…
Исполнено замечательно, благодарю.
А в прекрасной её головке привычно текут мысли, из которых она всю жизнь сплетала сюжеты, загадки, характеры. Только в этот раз мысли подобны атласным лентам, струящимся лениво-озорным ручейком и никак не желающим вязаться в сложные морские узлы.
Но, раз уж она, спускаясь вниз, тетрадку и перо прихватила с собой, то почему бы не оставить на листе бумаги ещё один лепесток для тех цветов, которыми она украшала женские образы.
Клюквин отлично передал это игриво-летнее настроение. При звуке его голоса сразу улыбка до ушей, ну не могу я забыть его «проголодался, дальше всё было как в тумане»!
И вишенкой в борще — традиционно дурацкая аннотация.
А нет, не в новинку — диафильмы моего детства, привет вам!
Сквозь фотографии — погружение в тёплое с кружением искр золотистых, море памяти, вспомнилось, у мамы была такая же панамка с мохнатыми краями, мягкая, как шея верблюжонка, все женщины выглядили в них невероятно — скиттлзовое сочетание малознакомой Кокошанели и чего-то томно-восточного, непонятного, но такого зовущего.
Ой, я не про то, эмоции разбежались во все стороны, ловлю их и связываю за хвостики. Мне здесь понравилось всё! Сама история, как она подана, музыкальное обнимание, Иринино пение, зарисовки одного из участников — любимый рисунок, где идут они, согнувшись под дождём, уставшие и измотанные, а над каждым висит один на всех комиксовый «мешочек» с собакой, сидящей дома, аааа! В этой картинке столько юмора, доброты и воздуха!
Вся история такая — лёгкая, прекрасная, дивная. Изумрудно-сапфировая сказка, замершая в ладонях неба и солнечного света.
Ночь и вершины — сияние белизны снегов и чёрно-фиолетовый бархат глаз лошади, словно мороженое и чернослив, съеденные на перевале.
Возможность шагнуть туда, дать воображению максимально протиснуться, побыть там краешком души, с радостью мысленно дополняя происходящее мелкими подробностями из собственного багажа…
Очень сильное впечатление.
Ирина, благодарю!
Каждое стихотворение получилось моментальным фото души поэта, малейшее её движение навеки замерло в ослепляющей его разум вспышке.
На листы «Лакримозы», рассыпанные во мраке пыльной сцены, положить хрустальную серёжку и, отступив назад, направить на неё софита меч — так играючи, дитя любуется нежной красотой оттенков, танцующих жизни торжество — на этих нотах, линиях, ключах…
Как Днепровскому удаётся делать подобное со стихами Бодлера, ума не приложу :)
Если кому выпадет (стремящийся к нулю) шанс вдруг оказаться рядом с таким человеком — жадно выпейте каждое мгновение этой встречи.
Сила впечатления от рассказа ровно такая же как и много лет назад, не все сувальды во мне заржавели стало быть.
Как та островная травка, с любопытством заглядывающая в исписанные страницы, еду я, сидя на планете, по космическим дорогам, а все мои путешествия и приключения — происходят только в книгах.
Благодарю Неосферу за прекрасное исполнение!
И как же чёрт грустно, что наши замечательные чтецы часто озвучивают изначально мёртвые произведения, а книги Куваева лежат в тишине.
Пусть будут вечны туман, лёд и морские волны — ведь по ним в своей лодчонке плывёт Человек и его Пёс…
Сказочки получились как черешня, думаешь попробую одну, остальное дома помою, на красивое блюдо выложу и не спеша, в тенёчке на веранде… фигушки Скарлетт — одну за другой, даже те, что недолго побыли на ушах в роли серёжек, итог — пустой кулёк в красных пятнах сока.
(а может не сока, сказки-то ссстрашные).
Ярков Владимир Михайлович, родился в 1941 году, посёлок Уречье Любанского р-на Минской области. Белорусский диктор радио и телевидения, заслуженный артист Беларуси (1982). С 1962 года диктор Белорусского радио, с 1966 — Республиканского телевидения. Вёл общественно-политические и информационные программы, передачи о событиях из жизни Беларуси. Наиболее значительные программы и циклы передач: «Панорама», «Публицист», «Наш дом», «Земля и люди».
Умер в 1991 году.
Случайный взляд через зеркало на пройденную дорогу рассекает её вдоль, открывая обе стороны.
Этот стоящий перед классом учитель, между снежным кружением за окном и огнём печи — цвёл…
Счастлив тот, кому дано прикосновением души отряхнуть лепестки и — увидеть.
Тигру моя неизменная благодарность.
Звон, вспышка, шаг назад!
Того не стоит…
Кто хочет — пишет,
Пальцы не устанут,
Боль одиночества —
Сквозь клавиши — стечёт.
Люблю обоих вас,
Верните шпаги в ножны!
Бургундское в бокалы…
Третьей можно?
Спасибо, милый Раnk :)
Что ж, плацинды-то делать умею, только как же скучаю по тем, что ела в детстве.
Высоко
тонко
печально
честно…
Рождённой десятого мая — суждено было стать неутихающими порывами ветра под крылья Победы.
Она знала всегда, как будет действовать, если окажется в плену.
Знание это —
утвердила лично…