Пронзительно и тоскливо…
Опять поезд и опять увенчанный гранатово-красным финал отношений мужчины и женщины.
Слушая книгу, в который раз испытала острую жалость к Софье Андреевне, сколько же в своих мыслях Толстой резал или стрелял в неё, пока в его красивой голове древнего пророка вызревала эта повесть.
В мучительных поисках ответа на вопрос, что делать с миром, в котором женщины насквозь порочны, мужчины просто развращены, а дети, ну они сперва всех изводят скарлатинами, а с годами, конечно, тоже будут развращены и порочны.
Вновь и вновь могучий ум ищет выход из вилки, где женщина — или порождение дьявола, средоточие всех грехов или дева чистая, ведающая путь к вольным берегам, с припаркованным в волнах белоснежным кораблём, ждущим отплытия в эльфийские дали.
Но, книга окончена, зябко на душе и две мысли — Толстой бесконечно велик, и — да здравствует развод. Развод — как последняя возможность сбросить узы брака и более или менее целым выбраться из испытания семейными радостями, избегнув чего-то страшного, непоправимого.
Слушала в завораживающем исполнении Пинскера, благодарю его от всего сердца. Спектакль тоже понравился.
Это правда подарок, был паршивый день, но всё позади, я на сайт, а тут такое!
Мысли напрочь сметены лавиной чувств. Восторг и боль, изумление, слёзы и жгучая благодарность, желание немедленно сделать кого-то счастливым, куда-то бежать, разбить прутья своей клетки. Неистово сожалея, что он не может слышать то, как Вы оживили, вырвали из плена бесконечного холода и мрака его стихи.
И безумное ощущение, что он… слышит.
Шаламов…
Надо же, не ожидала я услышать поступь снежно-нежной девочки моей, щекой уловить ледянящий вздох души шаламовой прекрасной
(сгиньте все, шакалы, идущие по его следу, ад семенит поспешая за вами, вы оглянитесь, недостойные) из уст моего Менестреля…
Дмитрий, хранимы Одином будьте за всё… даже за то, о чём не ведаете.
Дебют? А поддержу Чтеца! Отличный выбор произведения для «встать перед микрофоном» — это раз,
мелодия чудесна (отправила на коврик для медитации) — это ещё один раз,
прочитано вдохновенно и (редкость среди многих, озвучивших этот рассказ) с трепетом и пониманием — это раз, два, три.
История прекрасна, как восход в горах и мятно-ледяная, как поцелуй над бездной…
Тысяча и одна снежинка изловлены мною для того, кто сподвиг меня на эти строки (я не о Бахе, ему я в своё время посвятила частицу души).
Песчинки, впитывающие чернильную влагу, иссушают буквы, лишая их силы оставить зеркальный оттиск на другой, ложащейся поверх них, странице, запирая слова в границах книги. Но, тлея жизнью, болью и нежностью, она всегда в ожидании глаз того, кто готов раскрыть её.
Пески времени, поднимаемые ветром пустыни, ложатся нежным шёлком, укрывая навеки. Песок же, пропитанный страданием — не взлетает, словно пудра, он давит, выбивая выдох, не давая родиться вдоху. Он лежит в ледяной донной тьме, скованный океанической толщей слёз.
Любовь и нечеловеческие испытания, принятые по имя её — древние как мир ступени, возносящие в звёздную высь. Груз любви земной, опрокидывая навзничь, переварачивает мир вверх ногами и… вот уже это не падение, а стремительный полёт! Масла, пролитые в песок, всё равно коснуться ног того, для кого были предназначены…
Мне не передать словами то, чем для меня является эта Книга, все попытки бледны и бессильны.
Неистово люблю, благодарю и кланяюсь Писателю и Чтецу.
Он весь был — к небу… каждым словом, вздохом, взглядом. Грезящий наяву, неземной, до боли прекрасный, из рода ангелов, наверное. Прошедший по остриям клинков вдоль жизни, едва касаясь лиц, имён, событий. Задумчиво взирая из глубины зеркала на каждого, кто вставал перед ним. Не сон и не явь, лишь бескрайняя пустыня крохотных жемчужин и огромное, в полнеба, обсидиановое Солнце.
Он замерзал, отдавая лёд своих очей для костров жаровен постоялых дворов, для пламени свечей в углах храмов, скованных ночной немотой. Индевея на снежной глади волн своей биографии, теряя свет, утрачивал мелодию слов. Погибая, уходил всё дальше и дальше, откуда нет возврата…
Но откуда — вознесён был.
Дмитрий, чудесный вы человек, прошу принять мою нежную благодарность за Блока.
Однообразие унылых серых будней, заботы и дела. Всё глохнет, вязнет, гаснет в маете и скуке. Брести среди огней, машин, дорог, людей, зевая от тоски, с трудом передвигая ноги, руки. Но в снежной сырости, сквозь марево туманное, ударил в сердце стих, один, другой, как тихий вздох, утих, чуть слышный, еле уловимый. Уродливо дневная, отмахнулась, влекомая водоворотом дня, но изнутри, из шахтовых глубин души бездонной — навстречу ворохнулся, клюнув, замер на мгновение, и окатив крылами, вырвался наружу огромный и стокрылый, златоокий, с сожжёнными устами…
Прекрасен и краток был его полёт в нахмурившихся небесах — вспыхнули перья, капризно-недовольный вопль и вот — кувыркаясь, изо всех сил тормозя падение и всё ещё не веря, рухнул вниз с головокружительной высоты…
Низвергнут… изломаны сильные гордые крылья, обездвижен, искажён, ослепший и немой, спелёнутый своими проклятиями. Отринувший Свет…
Жутко и больно видеть в пустых дымящихся глазницах отражение океана звёзд, плывущих над бездной, отныне и навек ставшей его колыбелью.
И так будет — до назначенного срока.
Фуууф! ну прям камень с шеи, а то думала, что это ненормально — после работы стресс снимать просмотром тру-крайм каналов (уже начала с подозрением на милых соседей и коллег поглядывать :)
Музон в первой половине супер — под него и спящий котёнок напугал бы до чёртиков.
С тревогой слежу за своей страстью к историям про серийников, видимо, результат нехватки информации по поводу всяких Фишеров (который, кстати, одно время орудовал аккурат неподалёку от нашей дачи), слухи о которых наполняли период моего пионерского детства, плюс неистребимая любовь к детективным историям в целом.
Дай бог здоровьичка Алеку Джеффрису, но в конце 70-х до баз ДНК, криминальных профайлеров и прочих Куантико было как пешком, поэтому все, кто хоть малым помог довести дело до приговора — достойны нашей горячей признательности. Особенно судья Джордж, вот уж кто точно ангел возмездия!
Не смертный приговор, увы, одного ад прибрал несразу, а второй и по сей день жив, 71 год ему, на фотке вполне ухоженный и даже брутальный пожилой синьор, фигасе он сидит в самой жёсткой тюрьме штата! Через пару лет может подать очередное прошение об УДО…
Благодарю Чтеца за исполнение, жду ещё, мне Ракитина много не бывает.
Есть что-то трогательное в чтении произведения автором, мне в этом видится смелость, на которую я, например, не способна. Самому принести людям своё произведение, положить посреди шумной площади, шагнуть в толпу и оттуда с тревогой и любовью наблюдать за ним.
Понравился и сам рассказ и как прочитано. У знакомых есть внучка Эля, перешлю, пусть послушает, малышня обожает, когда их имена звучат в историях, полных тайн и загадок, кружатся среди волшебства и приключений.
И, хотя наша Элька младше книжной на несколько лет, она девчуля сообразительная, включённая в жизнь всеми штепселями и у неё точно будут вопросы, а что за Волк и куда делся Мальчик, что за струны такие и как на них играть. Кстати, тема струн не раскрыта :) поддакну ей я, мне не хватило ещё хотя бы пары предложений, ой, а зачем это я скромничаю, сидя на сказочном пиру, где угощений столько, сколько мне не съесть, но все на дальнем конце стола, короче — мне не хватило продолжения! Я готова слушать ещё про Синего Волка с янтарными глазами, про заповедное озеро и его обитателей, про Мальчугана, который знает как вызывать из небытия и отправлять обратно, про то, где он этому научился, и вообще, он маг или волшебник или чародей и в чём между ними разница? Или он брат Маленького Принца, тогда как поживает брат, как у него там дела и есть ли у них сестра, а ещё можно ли Лису передать от Вороны привет и полкило сыру?
Но самое интересное, я хочу послушать о том, как этот Мальчуган перебирает, нежно гладит, чуть касаясь, дрожащее серебро струн, натянутых между всеми — людьми, деревьями, зверями, между живыми и тем, что принято ошибочно называть неживым, как он отпускает одну, и она вибрирует, звучит, приводя в мир самую прекрасную на свете мелодию, свою мелодию, никогда до этого мгновения не звучавшую и никогда зазвучащую вновь…
Благодарю Автора от души, приятнейшее утро подарено мне.
Много понаписала и всё стёрла, напрасные слова ронять под этой Книгой… Осмелюсь только выразить горячую благодарность Чтецу и склониться сердцем и мыслями — перед Мастером.
«Бури-вьюги, вихри-ветры вас взлелеяли,
А останетесь вы в песне — белы-лебеди!
Знамя, шитое крестами, в саван выцвело,
А и будет ваша память — белы-рыцари.
И никто из вас, сынки! — не воротится.
А ведет ваши полки — Богородица!»
(М. Цветаева)
Прослушала три произведения Автора, хотелось бы продолжить знакомство с его творчеством «в буквах». Потому что манера и голос чтеца не монтируются в моём восприятии с текстом категорически. Там где хочу слышать — медитативно, задумчиво, возрастно, звучит — азартно и поверхностно, а глубина и смысл отдельных фраз смело заменяются выразительностью декламации у микрофона на школьном вечере. Мелодии хороши, это да. Неплох и чтец, но этого Автора я бы хотела слушать в иной подаче.
Искренняя благодарность и низкий мой поклон — дочери, которая так горячо и красиво подхватила и предаёт людям таящуюся в словах силу души её отца…
«Смеялись постоянно», к врачу, не?
Я живу в России и я — за Россию, но мне — не смешно. Дунин (люблю) выбрал неудачные (на сегодня) ёрническиет интонации, ничего страшного, кто ж знал и он — не знал.
Фиолетовый луч — луч, посылаемый предзакатным солнцем, обещающий смерть… и воскрешение — на рассвете. А Францию, с упоминанием об её огне — растереть на ластовице во время ходьбы (простите все за мой французский).
Не дослушала, вырвалась вовремя, избежав превращения в окончательно отъехавшую в шамбалу эзотеричку. Автор с маниакальностью отбойного молотка вскрывает некий пласт псевдонаучных знаний, но что это за пласт — хз для всех и для автора в том числе. Нахватавшись по верхам терминов, легенд, учений, а так же фактов, плавно вываливающихся из перечисленного, он, не сомневаясь, храбро ведёт вперёд к открытиям экспедиции, а вернувшись домой — как икру, вымётывает книги одну за другой. Была удивлена, прочитав, что он эээ… учёный, профессор, ещё кто-то (ну и депутат заодно). Если бы его фотку показали мне с просьбой описать человека, два посыла — невероятно хитрый и деспотичный сверх меры.
А Чтец прекрасен, из-за него, собственно, и завязла я в этой фигне. От души благодарю его за «Лекарство против страха».
Когда гаснет свет — вползает тьма, и от мерзких её порождений, хищно кружащих вокруг тех, кто жмётся к огоньку свечи, защитит только огонь, пылающее огненное кольцо и яркие шипящие факелы, летящие в морды рыкающих тварей. Выстоять до рассвета…
Жуткая пьеса, потому Братья и назвали её комедией, и это отлично (иг'онично) подчёркнуто и передано великолепным Чтецом, старая школа, что тут скажешь. Человек и государство. Сначала просто сидишь на жерновах, болтая ножками, жуя травинку и щурясь на солнышко, потом они начинают медленно вращаться, потом всё быстрее и быстрее, что тоже замечательно и хорошо, такая каруселька! (хотя на сытый желудок уже не очень), а потом они начинают сближаться. Жернова системы, хруст жвал государственной машины, схаркивание косточек ротовым органом власти.
Финал пьесы безнадёжен, хотя заканчивается всё нормально, недоразумение разрешилось, так сказать. Но над всеми тусклым флёром стелится намёк на некую репитицию. Вот если бы они там сообща взяли бумагу, вставили в машинку и отстучали бы: «Всем псам города Питера и окрестностей явиться сегодня… » и тд, тиснули бы внизу печать из ластика и засунули бы явившемуся к ним в очередной раз чёрному человеку, тогда да.
Кирсанов и Базарин, это, видимо, нежнейший привет Тургеневу :) первый так и остался «отцом», Базарова же прилично (иг'онично) видоизменили и нагнули.
Опять поезд и опять увенчанный гранатово-красным финал отношений мужчины и женщины.
Слушая книгу, в который раз испытала острую жалость к Софье Андреевне, сколько же в своих мыслях Толстой резал или стрелял в неё, пока в его красивой голове древнего пророка вызревала эта повесть.
В мучительных поисках ответа на вопрос, что делать с миром, в котором женщины насквозь порочны, мужчины просто развращены, а дети, ну они сперва всех изводят скарлатинами, а с годами, конечно, тоже будут развращены и порочны.
Вновь и вновь могучий ум ищет выход из вилки, где женщина — или порождение дьявола, средоточие всех грехов или дева чистая, ведающая путь к вольным берегам, с припаркованным в волнах белоснежным кораблём, ждущим отплытия в эльфийские дали.
Но, книга окончена, зябко на душе и две мысли — Толстой бесконечно велик, и — да здравствует развод. Развод — как последняя возможность сбросить узы брака и более или менее целым выбраться из испытания семейными радостями, избегнув чего-то страшного, непоправимого.
Слушала в завораживающем исполнении Пинскера, благодарю его от всего сердца. Спектакль тоже понравился.
Мысли напрочь сметены лавиной чувств. Восторг и боль, изумление, слёзы и жгучая благодарность, желание немедленно сделать кого-то счастливым, куда-то бежать, разбить прутья своей клетки. Неистово сожалея, что он не может слышать то, как Вы оживили, вырвали из плена бесконечного холода и мрака его стихи.
И безумное ощущение, что он… слышит.
Надо же, не ожидала я услышать поступь снежно-нежной девочки моей, щекой уловить ледянящий вздох души шаламовой прекрасной
(сгиньте все, шакалы, идущие по его следу, ад семенит поспешая за вами, вы оглянитесь, недостойные) из уст моего Менестреля…
Дмитрий, хранимы Одином будьте за всё… даже за то, о чём не ведаете.
мелодия чудесна (отправила на коврик для медитации) — это ещё один раз,
прочитано вдохновенно и (редкость среди многих, озвучивших этот рассказ) с трепетом и пониманием — это раз, два, три.
История прекрасна, как восход в горах и мятно-ледяная, как поцелуй над бездной…
Тысяча и одна снежинка изловлены мною для того, кто сподвиг меня на эти строки (я не о Бахе, ему я в своё время посвятила частицу души).
Пески времени, поднимаемые ветром пустыни, ложатся нежным шёлком, укрывая навеки. Песок же, пропитанный страданием — не взлетает, словно пудра, он давит, выбивая выдох, не давая родиться вдоху. Он лежит в ледяной донной тьме, скованный океанической толщей слёз.
Любовь и нечеловеческие испытания, принятые по имя её — древние как мир ступени, возносящие в звёздную высь. Груз любви земной, опрокидывая навзничь, переварачивает мир вверх ногами и… вот уже это не падение, а стремительный полёт! Масла, пролитые в песок, всё равно коснуться ног того, для кого были предназначены…
Мне не передать словами то, чем для меня является эта Книга, все попытки бледны и бессильны.
Неистово люблю, благодарю и кланяюсь Писателю и Чтецу.
Нежный привет тебе, солнышко.
Он замерзал, отдавая лёд своих очей для костров жаровен постоялых дворов, для пламени свечей в углах храмов, скованных ночной немотой. Индевея на снежной глади волн своей биографии, теряя свет, утрачивал мелодию слов. Погибая, уходил всё дальше и дальше, откуда нет возврата…
Но откуда — вознесён был.
Дмитрий, чудесный вы человек, прошу принять мою нежную благодарность за Блока.
Прекрасен и краток был его полёт в нахмурившихся небесах — вспыхнули перья, капризно-недовольный вопль и вот — кувыркаясь, изо всех сил тормозя падение и всё ещё не веря, рухнул вниз с головокружительной высоты…
Низвергнут… изломаны сильные гордые крылья, обездвижен, искажён, ослепший и немой, спелёнутый своими проклятиями. Отринувший Свет…
Жутко и больно видеть в пустых дымящихся глазницах отражение океана звёзд, плывущих над бездной, отныне и навек ставшей его колыбелью.
И так будет — до назначенного срока.
С тревогой слежу за своей страстью к историям про серийников, видимо, результат нехватки информации по поводу всяких Фишеров (который, кстати, одно время орудовал аккурат неподалёку от нашей дачи), слухи о которых наполняли период моего пионерского детства, плюс неистребимая любовь к детективным историям в целом.
Дай бог здоровьичка Алеку Джеффрису, но в конце 70-х до баз ДНК, криминальных профайлеров и прочих Куантико было как пешком, поэтому все, кто хоть малым помог довести дело до приговора — достойны нашей горячей признательности. Особенно судья Джордж, вот уж кто точно ангел возмездия!
Не смертный приговор, увы, одного ад прибрал несразу, а второй и по сей день жив, 71 год ему, на фотке вполне ухоженный и даже брутальный пожилой синьор, фигасе он сидит в самой жёсткой тюрьме штата! Через пару лет может подать очередное прошение об УДО…
Благодарю Чтеца за исполнение, жду ещё, мне Ракитина много не бывает.
Понравился и сам рассказ и как прочитано. У знакомых есть внучка Эля, перешлю, пусть послушает, малышня обожает, когда их имена звучат в историях, полных тайн и загадок, кружатся среди волшебства и приключений.
И, хотя наша Элька младше книжной на несколько лет, она девчуля сообразительная, включённая в жизнь всеми штепселями и у неё точно будут вопросы, а что за Волк и куда делся Мальчик, что за струны такие и как на них играть. Кстати, тема струн не раскрыта :) поддакну ей я, мне не хватило ещё хотя бы пары предложений, ой, а зачем это я скромничаю, сидя на сказочном пиру, где угощений столько, сколько мне не съесть, но все на дальнем конце стола, короче — мне не хватило продолжения! Я готова слушать ещё про Синего Волка с янтарными глазами, про заповедное озеро и его обитателей, про Мальчугана, который знает как вызывать из небытия и отправлять обратно, про то, где он этому научился, и вообще, он маг или волшебник или чародей и в чём между ними разница? Или он брат Маленького Принца, тогда как поживает брат, как у него там дела и есть ли у них сестра, а ещё можно ли Лису передать от Вороны привет и полкило сыру?
Но самое интересное, я хочу послушать о том, как этот Мальчуган перебирает, нежно гладит, чуть касаясь, дрожащее серебро струн, натянутых между всеми — людьми, деревьями, зверями, между живыми и тем, что принято ошибочно называть неживым, как он отпускает одну, и она вибрирует, звучит, приводя в мир самую прекрасную на свете мелодию, свою мелодию, никогда до этого мгновения не звучавшую и никогда зазвучащую вновь…
Благодарю Автора от души, приятнейшее утро подарено мне.
«Бури-вьюги, вихри-ветры вас взлелеяли,
А останетесь вы в песне — белы-лебеди!
Знамя, шитое крестами, в саван выцвело,
А и будет ваша память — белы-рыцари.
И никто из вас, сынки! — не воротится.
А ведет ваши полки — Богородица!»
(М. Цветаева)
Искренняя благодарность и низкий мой поклон — дочери, которая так горячо и красиво подхватила и предаёт людям таящуюся в словах силу души её отца…
Теперь вижу…
Я живу в России и я — за Россию, но мне — не смешно. Дунин (люблю) выбрал неудачные (на сегодня) ёрническиет интонации, ничего страшного, кто ж знал и он — не знал.
Фиолетовый луч — луч, посылаемый предзакатным солнцем, обещающий смерть… и воскрешение — на рассвете. А Францию, с упоминанием об её огне — растереть на ластовице во время ходьбы (простите все за мой французский).
А Чтец прекрасен, из-за него, собственно, и завязла я в этой фигне. От души благодарю его за «Лекарство против страха».
Жуткая пьеса, потому Братья и назвали её комедией, и это отлично (иг'онично) подчёркнуто и передано великолепным Чтецом, старая школа, что тут скажешь. Человек и государство. Сначала просто сидишь на жерновах, болтая ножками, жуя травинку и щурясь на солнышко, потом они начинают медленно вращаться, потом всё быстрее и быстрее, что тоже замечательно и хорошо, такая каруселька! (хотя на сытый желудок уже не очень), а потом они начинают сближаться. Жернова системы, хруст жвал государственной машины, схаркивание косточек ротовым органом власти.
Финал пьесы безнадёжен, хотя заканчивается всё нормально, недоразумение разрешилось, так сказать. Но над всеми тусклым флёром стелится намёк на некую репитицию. Вот если бы они там сообща взяли бумагу, вставили в машинку и отстучали бы: «Всем псам города Питера и окрестностей явиться сегодня… » и тд, тиснули бы внизу печать из ластика и засунули бы явившемуся к ним в очередной раз чёрному человеку, тогда да.
Кирсанов и Базарин, это, видимо, нежнейший привет Тургеневу :) первый так и остался «отцом», Базарова же прилично (иг'онично) видоизменили и нагнули.