Утрата человеком первоначального облика – одна из самых драматичных тем в мировой литературе. Автор многократно возвращается к ней в своих произведениях, и сострадание его искренне. В разных контекстах использует он в этом рассказе страшное слово «получеловек», и читатель понимает, что не всякий уцелевший на войне и ведущий за собой полки сохраняет звание человека и цельность души.
Помнить эту дату, всем существом стараться как можно ярче и глубже постичь её значение, передать это детям, не иссушить, не превратить в мёртвую форму. Дед погиб под Воронежем в сорок третьем, в моих венах течёт та же кровь, что была пролита в землю моей Родины, и с ней я от рождения до последнего вздоха этой кровью соединена. И мой сын и его дети. Мощная и незримая связь, разорвать которую может только человек (предав), земля родная — никогда.
Не осмеливаюсь воображением коснуться того, что пережито нашим народом. Представить не могу, а горячему моему воображению здесь места нет. Пусть просто живёт в сердце, бережётся как святыня.
Прочитано прекрасно, Чтеца благодарю неистово! Пронзительно-горько, выдирает из реальности, на время мир вокруг стал ненастоящим, замер, отдалился, посерел. Душа сжалась от нечеловеческого ужаса, боли, огненно-ледяного прикосновения бесчисленных смертей и страданий.
Чёрный снег, красные реки. И крохотные солнышки душ, уносящихся в бездонное белое небо…
Перевод с одного языка на другой иногда придает произведению совершенно новое значение. «Взрослые» Гулливер, Дон-Кихот и Мюнхгаузен в русском пересказе превратились в классику детской литературы, «русский» Винни-Пух, «русский» «Волшебник Изумрудного города» живут в нашей литературе своей собственной и, пожалуй, не менее интересной жизнью, чем в оригинале. А если при этом переложить классический сюжет с языка прозы на звонкий и ясный язык поэзии? Этот уникальный творческий эксперимент оказался по силам поэтессе Елене Хафизовой, вдохнувшей новую стихотворную жизнь в сюжеты старых любимых сказок и словно открывшей их заново.
Декламация художественного произведения может вдохнуть в него новую жизнь, если значение текста не заглушается нарочитыми театральными приемами. Хороший чтец не заглушает текста своим артистизмом, а выделяет авторские акценты самих слов. В этом главный секрет исполнения Елены Хафизовой, которое естественно, как дыхание, и выразительно настолько, насколько выразителен и сам текст романа «Дуэлист» с его бесчисленными стилистическими оттенками и переходами.
Граф Федор Иванович Толстой за годы создания Олегом Хафизовым двух романов о нем и затем нашей общей пьесы в стихах «Дикий Американец» стал для нас наиболее родным и любимым историческим персонажем. Надеюсь, он станет таким и для многих-многих читателей и слушателей.
Самая глубокая, драматичная и серьезная, на сегодняшний день, книга автора. Если граф Федор Толстой навлекает на себя свои испытания преимущественно сам, то над Артемием Волынским в полной мере тяготеет рука жестокой судьбы. Судьбы царедворца.
Отзыв тульской писательницы Владиславы Васильевой: «Стихотворное переложение известных немецких, арабских и прочих сказок, изысканное в своей немецкой чопорности, восхитительное в своей истинно древней дикости. Шипы и розы.
Знаете, в самых подлинных сказках есть жестокая красота, когда рассказчик говорит об ужасных порой вещах, далеких от современной мягкости нравов, и совершенно не обращает внимание на культурологический обморок чересчур нежных читателей, его смертельно прекрасное повествование катится себе дальше.
И каждая прекрасная сказка жестока по-своему: немецкая по-немецки, арабская по-арабски, саамская по-саамски.
Я не для красного словца говорю, я на детях проверяла. Детям понравилось».
«Сказки ХафизЫ» – выражение моего благоговения перед классикой. Я так люблю эти сюжеты, что мне хочется сделать их более совершенными, придав им стихотворную форму. Когда я перечитываю для дочки знакомые с детства сказки, рифмы возникают сами собой. Они не дают мне покоя, как спелые яблоки или пирожки из сказок просятся, чтобы их достали из печи или собрали с дерева. Я их так отчётливо вижу, что оставить без внимания не могу.
Иногда я меняю в сказочных поэмах нюансы, устраняю некую нелогичность. Например, объясняю, как мать Якоба из сказки «Карлик Нос» могла отпустить сына со старухой, явной ведьмой. В моей версии это действие гипнотических чар колдуньи. Или меняю поведение знатного юноши Саида из другой сказки Гауфа – ведь он не мог покинуть Багдад, не побывав у спасенного им Гаруна аль-Рашида. Такие алогизмы, при сочинении поэмы, вначале ставят в тупик, а по их преодолении снова открывают путь свободному течению сказки.
Негуманным показался мне и финал «Маленького Мука». Здесь я устроила так, что наказанным остается только обидевший Мука султан, а его жене и дочерям возвращается прекрасный облик.
Примечательным в этой аудиоверсии является то, что исполнителями данного произведения являются не профессиональные артисты, а обычные пользователи интернета, откликнувшиеся на призыв администрации информационно-развлекательного портала «Карелия.Ньюс» озвучить эту поэму. В озвучании приняли участие более 160 человек. Таким образом, это аудиокнига является поистине народным произведением, как по содержанию, так и по его исполнению.
Живите долго, праведно живите,
Стремясь весь мир к собратству сопричесть,
И никакой из наций не хулите,
Храня в зените собственную честь.
Каких имен нет на могильных плитах!
Их всех племен оставили сыны.
Нас двадцать миллионов незабытых,
Убитых, не вернувшихся с войны.
Расул Гамзатов
Не осмеливаюсь воображением коснуться того, что пережито нашим народом. Представить не могу, а горячему моему воображению здесь места нет. Пусть просто живёт в сердце, бережётся как святыня.
Прочитано прекрасно, Чтеца благодарю неистово! Пронзительно-горько, выдирает из реальности, на время мир вокруг стал ненастоящим, замер, отдалился, посерел. Душа сжалась от нечеловеческого ужаса, боли, огненно-ледяного прикосновения бесчисленных смертей и страданий.
Чёрный снег, красные реки. И крохотные солнышки душ, уносящихся в бездонное белое небо…
Знаете, в самых подлинных сказках есть жестокая красота, когда рассказчик говорит об ужасных порой вещах, далеких от современной мягкости нравов, и совершенно не обращает внимание на культурологический обморок чересчур нежных читателей, его смертельно прекрасное повествование катится себе дальше.
И каждая прекрасная сказка жестока по-своему: немецкая по-немецки, арабская по-арабски, саамская по-саамски.
Я не для красного словца говорю, я на детях проверяла. Детям понравилось».
Иногда я меняю в сказочных поэмах нюансы, устраняю некую нелогичность. Например, объясняю, как мать Якоба из сказки «Карлик Нос» могла отпустить сына со старухой, явной ведьмой. В моей версии это действие гипнотических чар колдуньи. Или меняю поведение знатного юноши Саида из другой сказки Гауфа – ведь он не мог покинуть Багдад, не побывав у спасенного им Гаруна аль-Рашида. Такие алогизмы, при сочинении поэмы, вначале ставят в тупик, а по их преодолении снова открывают путь свободному течению сказки.
Негуманным показался мне и финал «Маленького Мука». Здесь я устроила так, что наказанным остается только обидевший Мука султан, а его жене и дочерям возвращается прекрасный облик.