Избранное

Голос прекрасный, только слова «план» и «там» в песенке о разбойниках просто обязывают к ударению на 3-ем слоге в имени «ЮнатАн».

Можно ли удивляться немецкому протестантизму, французскому вольтерьянству и всему дальнейшему направлению западной мысли, когда в основе католической жизни лежит удивительный по своей фальшивости целибат приходских священников? Из века в век почти никто не принимает его всерьез, фальсификация провозглашаемого становится нормой жизни, и человеческая душа исподволь приучается к тотальной лжи. 
Проза Стендаля всегда изобилует похвалами остроте ума и искусству владеть собой. И все же его истинный идеал — простая, безыскусная, полностью лишенная фальши человеческая натура, подобная натуре госпожи де Реналь. Хитроумие («русский план») князя Коразова и вправду помогает Жюльену вызвать страсть в Матильде де Ла-Моль, но у порога смерти он понимает, что исторгнутая притворством и уловками любовь не приносит покоя и счастья. 

Дорогая Ирина, благодарю от всего сердца! Ваши слова, Ваш отклик сегодня летят ко мне издалека удивительно вовремя. Слава Богу, что у нас есть такое восхитительное литературное пространство, как этот Клуб любителей аудиокниг!

А это прекрасный Петер Мунк Владимира Конашевича

Таким я с детства представляла себе Михеля Великана, хотя это не соответствует авторскому описанию.

Именно таким я всегда представляла себе лицо одного из лучших лесковских персонажей — скомороха Памфалона.

Рисунок Е. Хафизовой «КРАБАТ в последний год на мельнице»

Мой вариант обложки

БЛАГОДАРЮ, МИХАИЛ!

ОТ ДУШИ БЛАГОДАРЮ ВАС, ИРИНА!

Водолейное спасибо)

20-ый трек ВОДОЛЕЙ посвящается всем Водолеям нашего Клуба!

На бумаге луною залитых полей
Акварелью, что ливня светлей,

Пишет нежно-лиловые листья аллей
В тонком стиле гризайль Водолей,

Рыцарь спящих во льду кружевных хрусталей
И король голубых февралей.

Если ветер силен и метели все злей,
Опечален всегда Водолей,

И камелии вырастил солнца алей
В галереях своих Водолей.

У него сто волнистых живет пуделей,
Все февральского снега белей,

Карамелями кормит своих кобелей,
Чтоб резвились они, Водолей.

Нет хозяев приветливей и веселей,
Чем мечтатель и шут Водолей.

У него и картон наготове и клей,
Чтоб наделать на всех кораблей.

Легче волн и февральского ветра смелей
Впереди гондольер Водолей.

Карусели его без ветрил и рулей,
Но не к мели летит Водолей.

Завсегдатай кондитерских и бакалей,
И коктейлей знаток Водолей,

Наливает малиновых в гжель киселей
Слаще меда, лимона кислей,

Подает восхитительных к ним кренделей,
Вафель, сыра, эклеров, цветов, трюфелей,
Кулинар и гурман Водолей.

Но не ловит форель и не бьет соболей
Волонтер и эстет Водолей.

Ни шелков на плечах его, ни миткалей –
Он во льне, словно Лель, Водолей.

Лютня с флейтой поют средь седых тополей,
Капельмейстером здесь Водолей.

Багатель его вторит мольбе журавлей,
Гениален флейтист Водолей.

Трауготы и бледный британец Бердслей
Не пропустят его юбилей.

Он встречает Превера с Высоцким теплей,
Чем всех герцогов и королей.

На осле золотом завернул Апулей –
И ему шлет привет Водолей.

Галилейское озеро и Галилей
Смотрят в небо, а там – Водолей.

Никогда он не станет подлей и пошлей,
Бесшабашный чудак, дуралей.

Никогда он не станет хитрей и взрослей,
Кабальеро и враль Водолей!

Хоть все реки, ручьи и моря обмелей,
Что-нибудь нам нальет Водолей.

Моцарт скажет: Налей!
Гофман скажет: Налей!

Ни воды, ни вина, ни мечты не жалей!
Капельмейстер у нас Водолей!

30 января 2004 года

О пронзительно драматичной повести «Павлин»: Помимо «материнских чувств», злодейством Анны Львовны руководила, я думаю, и затаенная страсть к своему слуге. Ведь в гомотетичном сюжетном треугольнике «Глафира Бодростина – Лариса Висленева – и Андрей Подозеров» Павлину принадлежит место Подозерова.

В своем ярчайшем произведении из раннехристианских времен «Скоморох Памфалон» автор противопоставляет гротескные образы ложного благочестия — образцам истинного самопожертвования и святости.

Краткое поучение царя Радована («Брамадата и Радован»), достигшего в своих страданиях высшей мудрости, можно стараться исполнять всю жизнь, и даже если только приблизиться к этому исполнению, прослывешь среди обычных людей чудаком или мудрецом.

Лесков всегда разбивает свою прозу на восхитительно короткие подзаголовки. В «Человеке на часах» простор для артистизма представляют начало 14-ой главы (досада подполковника Свиньина на капитана Миллера) и 11 — 12 главы («тактические эволюции» обер-полицеймейстера Кокошкина). Мне очень импонируют такие персонажи, как последний, и они напоминают мне склад ума самого Николая Семеновича. Воля ваша, но в нем много от лисицы. И «КРАСИВ — до чрезвычайности» )

Лесковский образ доброго солдата, «человека на часах» восходит к новозаветному образу «доброго воина Христова» и евангельского верного раба, которого Господин не застигнет спящим, и возвратясь посреди ночи.