Избранное

Благодарю Вас, Olexandr! Очень рада, что Вам понравилось.

Авторский образ «амазонки поневоле» изначально дивергентен с мифологическим образом амазонок, свободно и вольно выбиравших свой путь. Как у МЦ в посвящении дочке:
«Ты будешь невинной, тонкой,
Прелестной — и всем чужой.
Пленительной амазонкой,
Стремительной госпожой».

А у меня другой опыт, Женя. Я отвечу Вам ВКонтакте.
Относительно же сказок, мифологии, эпоса вообще — я считаю их обязательной частью культуры, ее языком — благодаря которому мы с Вами и понимаем друг друга, несмотря ни на что.

Относительно Бажова полностью с Вами согласна, Евгений.

Я имею в виду Романтизм в широком смысле — с его нацеленностью на далекие времена и страны (например, ориентализм немецкого романтизма). То, о чем писал Сергей Аверинцев в статье о романтизме Жуковского.

Михель Голландец Вильгельма Гауфа, Горданов Лескова — я о таких персонажах и авторах. О худОжественной литературе. Книгу Зерваса больше не обсуждаем.

В 16-ой главе «Крабата» Отфрида Пройслера, как нигде отчетливо, читается та истина, что все, составляющее жизнь Души, находится вне тела.

«Между прочими искусствами Крабат овладел и искусством выходить из своего тела. Оно принадлежало к тем немногим, применять которые мастер их остерегал – потому что легко могло случиться, что покинувший свое тело не нашел бы обратной дороги.
Издалека зазвенели пасхальные колокола, и тотчас из Шварцкольма донесся девичий голос – голос, который Крабат уже знал, которого он ждал, который тщетно пытался припомнить.
Крабат прислушивается к пению девушек в деревне. Как голоса сменяют друг друга – сначала тот, один, — а потом другие. И пока поют другие, он ждет того единственного.
«Что за волосы у нее, у этой Канторки? Каштановые, быть может? Или черные? Или пшеничные?»
Он должен это узнать! Ему захотелось увидеть эту девушку, пение которой он слышит. Очень захотелось.
«Что, если выйти из тела? – думает он. – Только на несколько мгновений – настолько, чтобы успеть заглянуть ей в лицо…»
И вот он уже произносит заклятие, уже чувствует, как освобождается из своего тела, выдыхает себя в черную ночь.
Он оборачивается на костер – на Юро, который вот-вот заснет, на себя самого. Вот он сидит, прислонившись к кресту, не живой и не мертвый. Всё, что составляет жизнь Крабата, теперь снаружи, вовне. Оно свободно, легко и ничем не сковано. И чувствует всё острее, чем когда-либо прежде.
Он еще медлит оставить свое тело совсем, освободиться от последней связи. Это дается ему нелегко, потому что он знает: расстаться можно и навсегда. И все же он перестает смотреть на этого носящего его имя парня, сидящего у костра, – и отправляется в деревню.
Никто не слышит Крабата, никто не может его видеть. Но сам он видит и слышит всё с отчетливостью, которая его удивляет».

«Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше», – говорит Христос. Если сокровищем было только тело, то утрата его совершенства – окончательная катастрофа.
Если Душе есть к чему вернуться после сокрушения тела – Дружба, Любовь, Знание, Искусство – она только становится сильнее.

«Почему столько дизлайков?!»

Наверное потому, что столько женщин — «из другого теста» (слова автора), и по отношению к ним многие замечания, сопутствующие основной идее, весьма неэтичны. Вспомните друзей Иова.

Начали они хорошо:
«Если попытаемся мы сказать к тебе слово, –
не тяжелО ли будет тебе?» (Иов 4:2)

Не случаен ведь тот факт, что уцелевшие в концлагерях военнопленные, как правило, не стремились к позднейшим встречам друг с другом и не любили вспоминать о своих страданиях – достаточно было того, что «отверстые могилы прошлого» раскрывались перед ними во сне.

Не все, что зримо, следует назвать,
И ум не все собой объять способен.
Руками слов не стоит открывать
Святых покровов жалости и скорби.

Можно стремиться врачевать раны, но прикасаться к ним так неловко, что они станут кровить.

И все же важно на всех языках научиться говорить о глубоких чувствах и их оттенках, а именно романтизм этому учит. «Дуэлист» Олега Хафизова — тоже образец неоромантизма.

Иоан, я имела в виду, что недопустимо отвергать ознакомление с этими источниками в перспективе. Это было бы обскурантизмом. Но все-таки перенасыщенность романтизма всякого рода волшебством таит в себе большую опасность для христианской души.

Евгений, Вам повезло до сих пор не встретить ни одного настоящего мага. Христиане не должны их бояться, но должны уклоняться от встреч с ними. «Самая хитрая уловка дьявола — уверить в том, что его не существует». По-моему, Хаксли.

Смешное завершение. Кто автор?

Я не прослушала больше 10-15 минут этой книги. Имею в виду, что даже настоящие художники не справляются в полной мере с задачей обличения зла.

Понимаю. И привязанность к Гарри Поттеру — это часть личной истории, биографии его поклонников. У меня та же история с Отфридом Пройслером — люблю, знаю с детства и уже не могу отказаться от всех его персонажей. Но больше — ни одной бабы-яги, водяного и привидений! ) Эпический фонд огромен и обязателен к изучению, классикой трудно пренебрегать. Но зачем «умножать сущности без необходимости»?
О художественных достоинствах книги Никоса Зерваса вообще говорить не приходится. Но и в серьезной литературе человек никогда не справлялся с задачей осудить зло и порок, не представив их в отчасти привлекательном виде.

И менее всего соответствуют духу Православия призывы к силовому решению поставленных автором проблем. «Род сей изгоняется молитвою и постом» (Матфей 17:21)

Очень рады отзывам, Иоан!

И Вам спасибо большое за прослушивание и отзыв!

“И когда скажут вам: обратитесь к вызывателям умерших и к чародеям, к шептунам и чревовещателям, — тогда отвечайте: не должно ли обращаться к Богу своему?" (Исаия 8:19)
«Ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии мерзости Господь изгоняет их от лица Своего» (Второзаконие 18:9-13)
«Крабат» Отфрида Пройслера особенно дорог мне именно отказом от могущества магии.

Культурный человек, на мой взгляд, не может жить без знания классических сказок Гауфа, Гофмана, Лагерлёф, Топелиуса, Гримм, Перро, Пройслера. Но он вполне может обойтись без всякого новодела в области магии и волшебства.
Талантливым профессиональным авторам давно пора отразить эту простую мысль в художественной литературе. Но только профессионально, художественно и талантливо, а не в форме политического памфлета.