«Король Лягушонок» по сказке братьев Якоба и Вильгельма Гримм (2019).
Причудливым образом сталкивая два мира: мир добра и зла, эта удивительная сказка-пьеса Елены Хафизовой в иносказательной, а не декларативной форме, обосновывает правоту честности. Проводит идею осуждения негативных устремлений героини, несправедливым её первоначальным поступком: «…но убежала прочь, беспечно радуясь мячу балованная дочь…» А сколько чести и достоинства в диалоге:
«Ты обещала это, дочь?». –
Король промолвил. – «Да».
«Теперь ничем нельзя помочь.
Обет держи всегда».
Сказка в контексте которой магическое превращение. Ирреалистичность стихотворно выполнена и дополнена, полностью внутренне связана, цельна и завершена. Изящная поэтическая миниатюра. Здорово, когда поэму читает автор. Все совпало: и сами стихи и их подача. Каждое произнесённое слово находит отклик… Великолепная дикция, приятный тембр и удивительная сила голоса.
Да, простой епифанский казак попадает в высшее европейское общество. Для него это было равносильно знакомству с другой инопланетной цивилизацией.
Мы все похожи, но одновременно такие разные).
Повествование отчетливо разделяется на две части. Первая — реалистично-житейская, вторая — религиозно-мифологическая. Характер персонажей тоже меняется непредсказуемо: вначале их образы несколько комичны и располагают к себе, затем приобретают жутковатую окраску. И всё-таки Тённе принадлежит к тому же ряду персонажей Лагерлёф, что и Ян Андерсон. Он невзрачен рядом с громогласной Югфрид, но голос совести зазвучал в нем достаточно громко, чтобы разбудить и ее душу.
Дима, все верно, но Ермолка попадает не в Испанию, а в Неаполь, принадлежавший в то время Испании. Именно здесь проходил военную службу Сервантес перед тем, как принять участие в знаменитой битве при Лепанто. Меня не может не поражать, что Ермолка (реальный епифанский казак, которого я нашел в документах того времени) был современником Сервантеса и Шекспира, и как мне было их не столкнуть?
В новых главах «Государевой стражи», география событий расширяется. Олег Хафизов, в неформальной форме, повествует нам о событиях в Европе в 1571-1572гг., об общественно- политической повестке того времени. Всё это позволяет смотреть на мир более объёмно, а не просто как противостояние русских и татар в «диком поле».
А Ермолка открывает для себя такую непостижимую и чудную для него Испанию).
В течение всего рассказа в моём воображении было два, почти с первых строк появившихся, образа — наш киношный Калиостро (великолепный Нодар Мгалоблишвили) и трепетный секретарь леди Ванделер (Шевельков), удивительно, как гармонично они сплелись, оживив и раскрасив для меня эту историю.
Под нежный шелест листьев, тихие вздохи дождевых капель и звуки вечернего сада, среди золотистых столбиков фонарей, отражающихся в зеркале луж, волею случая встретились двое.
Юный поэт, неискушённый и чистый, «эх, молодость — пора нехитрых желаний...» (Евстигнеевский Бестужев, что-то меня сегодня прямо разобрало на наши фильмы). И некто, читатель чужих судеб, расплетатель кармических связей, проницатель в оба конца, изрекатель диагнозов сердечных драм, короче — прорицатель, а заодно — накидыватель лапши на доверчивые уши всех видов и размеров, облегчитель счетов и кошельков. Эдакий мягкий уездный вариант Яго, беззлобный, хитренький, коварненький, скользящий между струй и потому весьма чуткий к перемене климата отношения к своей персоне, умеющий вовремя отпрыгнуть и раствориться на бескрайних просторах. Всё повидавший, всему знающий цену. Единственное, что ему дорого в этой вдоль и поперёк скучной жизненной трагикомедии — его жена. Но, как он всю жизнь создавал зыбкие миражи, вздымал воздушные замки, щедро плодил иллюзии, творил линяющие акварели чьих-то судеб, так — из зеркала судьбы ему послана словно бы его копия. И теперь уже он ловит, оскальзываясь на неверных тропах, в мутном тумане её взмах руки, полёт локона, поворот головы, её взгляд. А поймав, знает, что не владеет ею, что обречён вновь и вновь искать её среди искажающих, дробящих реальность зеркал, спотыкаясь, проклиная, умоляя. Любя…
Краткость встречи порою аукается долгим эхом, юноша тот вечер не забудет никогда, а вот в душе его собеседника эхо даже не родилось, все закоулки его памяти наглухо забиты отголосками неискренних слов, которые щедро изливались им всю его жизнь.
В этом фильме «Эскадрон гусар летучих» все песни на стихи Дениса Давыдова исполняет Александр Хочинский. Вы лирик. А мне вот эта по душе и характеру.))) www.youtube.com/watch?v=mbE8gnl5Muc
Гордыня--один из главных человеческих грехов во все времена. А возможно, эти мужчина и женщина--изначально не подходили друг другу, а сошлись, скорее, под влиянием внешних обстоятельств.
Самюэль Бьорк ещё неплохо пишет. Изящно пишет Хёг. Ну Нёсбе все знают.
А Вале с Шёваль-это уже классика, написанная в светлый период так называемого «шведского социализма»- ремиссии, проще-расслабухи. Когда мужья почёсывали сытое брюхо и лениво улыбались. А жёнам хватало средств прокормить и двух мужей, и трёх-четырёх детей.))) На второй мировой поднажились. Проедали. Временами даже юмором искрили. Кому война, а кому мать родна.
Причудливым образом сталкивая два мира: мир добра и зла, эта удивительная сказка-пьеса Елены Хафизовой в иносказательной, а не декларативной форме, обосновывает правоту честности. Проводит идею осуждения негативных устремлений героини, несправедливым её первоначальным поступком: «…но убежала прочь, беспечно радуясь мячу балованная дочь…» А сколько чести и достоинства в диалоге:
«Ты обещала это, дочь?». –
Король промолвил. – «Да».
«Теперь ничем нельзя помочь.
Обет держи всегда».
Сказка в контексте которой магическое превращение. Ирреалистичность стихотворно выполнена и дополнена, полностью внутренне связана, цельна и завершена. Изящная поэтическая миниатюра. Здорово, когда поэму читает автор. Все совпало: и сами стихи и их подача. Каждое произнесённое слово находит отклик… Великолепная дикция, приятный тембр и удивительная сила голоса.
Мы все похожи, но одновременно такие разные).
А Ермолка открывает для себя такую непостижимую и чудную для него Испанию).
Под нежный шелест листьев, тихие вздохи дождевых капель и звуки вечернего сада, среди золотистых столбиков фонарей, отражающихся в зеркале луж, волею случая встретились двое.
Юный поэт, неискушённый и чистый, «эх, молодость — пора нехитрых желаний...» (Евстигнеевский Бестужев, что-то меня сегодня прямо разобрало на наши фильмы). И некто, читатель чужих судеб, расплетатель кармических связей, проницатель в оба конца, изрекатель диагнозов сердечных драм, короче — прорицатель, а заодно — накидыватель лапши на доверчивые уши всех видов и размеров, облегчитель счетов и кошельков. Эдакий мягкий уездный вариант Яго, беззлобный, хитренький, коварненький, скользящий между струй и потому весьма чуткий к перемене климата отношения к своей персоне, умеющий вовремя отпрыгнуть и раствориться на бескрайних просторах. Всё повидавший, всему знающий цену. Единственное, что ему дорого в этой вдоль и поперёк скучной жизненной трагикомедии — его жена. Но, как он всю жизнь создавал зыбкие миражи, вздымал воздушные замки, щедро плодил иллюзии, творил линяющие акварели чьих-то судеб, так — из зеркала судьбы ему послана словно бы его копия. И теперь уже он ловит, оскальзываясь на неверных тропах, в мутном тумане её взмах руки, полёт локона, поворот головы, её взгляд. А поймав, знает, что не владеет ею, что обречён вновь и вновь искать её среди искажающих, дробящих реальность зеркал, спотыкаясь, проклиная, умоляя. Любя…
Краткость встречи порою аукается долгим эхом, юноша тот вечер не забудет никогда, а вот в душе его собеседника эхо даже не родилось, все закоулки его памяти наглухо забиты отголосками неискренних слов, которые щедро изливались им всю его жизнь.
www.youtube.com/watch?v=mbE8gnl5Muc
Курган одинокий стоит;
Под ним богатырь знаменитый
В минувшие веки зарыт.
В честь витязя тризну свершали,
Дружина дралася три дня,
Жрецы ему разом заклали
Всех жен и любимца коня.
Когда же его схоронили
И шум на могиле затих,
Певцы ему славу сулили,
На гуслях гремя золотых.
«О витязь, делами твоими
Гордится великий народ!
Твое громоносное имя
Столетия все перейдет!
И если курган твой высокий
Сровнялся бы с полем пустым,
То слава, разлившись далеко,
Была бы курганом твоим!»
И вот миновалися годы,
Столетия вслед протекли,
Народы сменили народы,
Лицо изменилось земли;
Курган же с высокой главою,
Где витязь могучий зарыт,
Еще не сровнялся с землею,
По-прежнему гордо стоит;
А витязя славное имя
До наших времен не дошло.
Кто был он? Венцами какими
Свое он украсил чело?
Чью кровь проливал он рекою?
Какие он жег города?
И смерью погиб он какою?
И в землю опущен когда?
Безмолвен курган одинокий,
Наездник державный забыт,
И тризны в пустыне широкой
Никто уж ему не свершит.
Лишь мимо кургана мелькает
Сайгак, через поле скача,
Иль вдруг на него налетает,
Крилами треща, саранча
©
А Вале с Шёваль-это уже классика, написанная в светлый период так называемого «шведского социализма»- ремиссии, проще-расслабухи. Когда мужья почёсывали сытое брюхо и лениво улыбались. А жёнам хватало средств прокормить и двух мужей, и трёх-четырёх детей.))) На второй мировой поднажились. Проедали. Временами даже юмором искрили. Кому война, а кому мать родна.