Никулин Николай – Воспоминания о войне
Никулин Николай
100%
Скорость
00:00 / 24:24
01_Nikulin
20:36
02_Nikulin
23:35
03_Nikulin
25:01
04_Nikulin
21:32
05_Nikulin
22:30
06_Nikulin
18:20
07_Nikulin
21:28
08_Nikulin
20:49
09_Nikulin
16:20
10_Nikulin
22:37
11_Nikulin
22:55
12_Nikulin
18:51
13_Nikulin
21:14
14_Nikulin
18:40
15_Nikulin
20:48
16_Nikulin
17:31
17_Nikulin
19:09
18_Nikulin
27:41
19_Nikulin
17:32
20_Nikulin
23:50
21_Nikulin
Исполнитель
Краско Иван
Рейтинг
8.03 из 10
Длительность
7 часов 25 минут
Год озвучки
2012
Год издания
2007
Описание
Рукопись этой книги более 30 лет пролежала в столе автора, который не предполагал ее публиковать. Попав прямо со школьной скамьи на самые кровавые участки Ленинградского и Волховского фронтов и дойдя вплоть до Берлина, он чудом остался жив. «Воспоминания о войне» — попытка освободиться от гнетущих воспоминаний. Читатель не найдет здесь ни бодрых, ура-патриотических описаний боев, ни легкого чтива. Рассказ выдержан в духе жесткой окопной правды. Книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся историей страны.
Добавлено 8 мая 2015
Орден Отечественной войны I степени
Орден Красной Звезды
Две медали «За отвагу»
Медаль «За оборону Ленинграда»
Медаль «За освобождение Варшавы»
Медаль «За взятие Берлина»
Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
Медаль «Ветеран труда» и Юбилейные медали.
Был четыре раза ранен, контужен. С ноября 1941 до четвёртого ранения в августе 1944 года постоянно находился на передовой (с перерывами на лечение ран). Закончил войну в Берлине в звании гвардии сержанта.
И прежде чем высказать свое отношение к нему, равно как и к любому другому человеку, спросите себя, а имею ли я на это право?
Земной поклон герою и вечная память…
Вообщем я думаю, все что написано в рукописи имело быть место в те ужасные годы. И автору пришлось с этим встретиться воочию. ( Я видел много фильмов про ВОВ, в школе учителя рассказывали о героических поступках людей, и когда читаешь рукопись простого Ваньки солдафона про его пройденный путь и того что он видел: несправедливость, расстрелы ни за что, вши, голод и т.д думаешь как так-то, почему я об этом слышу в первый раз, почему об этом никто не говорит?) Видимо из истории вымывается то, что не нужно знать Ваньке.
Прочитано так круто, что ощутил как будто сам автор сел в кресло и поведал мне свою историю войны.
Отличная книга!
Я поверил Н. Никулину с первых страниц его книги, не потому, что я не историк и не должен иметь в этой дисциплине своего мнения, и даже не потому, что в январе 43го на Волховском фронте погиб мой дед, а потому, что в своей жизни мне пришлось видеть настоящих боевых ветеранов, искалеченных, молчаливых, спившихся и забытых. Пришлось как-то побывать в начале 80х в местах Синявинских сражений (ст. Апраксин, Тортолово, ст. Н.Малукса). Ни когда бы не поверил, что спустя 40 лет после войны, человеческие останки и вся атрибутика боев может так запросто, хаотически быть разбросана на поверхности земли, поросшая мхом, присыпанная слежавшейся старой листвой, песком, а то и в открытую. Сегодня я смотрю материалы поисковых групп, их видео… И все одно и тоже. Все брошено, попрано, на все было наплевать уже тогда после 45го и последующих десятилетий. Наплевать было на живых, наплевать и на мертвых, как на навоз. И наплевать до сих пор! «Патока с елеем» на митингах 9 мая из уст сытых и лоснящихся представителей власти – пустое. Автор пишет о страшной правде — чудовищном бардаке душ, скотском отношении всей советской системы к живым, одушевленным людям, простым солдатам, гражданским, и все что связано с понятием «человек»..., я же, продолжением всего этого увидел хваленую нашу «память» о войне. Все тут одно к одному, тут не причем История. Благодарность и низкий поклон Николаю Никулину. Правильно, об этом нельзя молчать.
Ориентироваться на комментарии на этом сайте, порой слишком резкие, не хочется. Кому интересна тема-зайдите по ссылке, возможно пригодится. Здесь она не работает, придётся вводить самостоятельно.
magazines.gorky.media/znamia/2005/2/vojna-vse-spishet.html
"… Да, это было пять месяцев назад, когда войска наши в Восточной Пруссии настигли эвакуирующееся из Гольдапа, Инстербурга и других оставляемых немецкой армией городов гражданское население. На повозках и машинах, пешком старики, женщины, дети, большие патриархальные семьи медленно по всем дорогам и магистралям страны уходили на запад.
Наши танкисты, пехотинцы, артиллеристы, связисты нагнали их, чтобы освободить путь, посбрасывали в кюветы на обочинах шоссе их повозки с мебелью, саквояжами, чемоданами, лошадьми, оттеснили в сторону стариков и детей и, позабыв о долге и чести и об отступающих без боя немецких подразделениях, тысячами набросились на женщин и девочек.
Женщины, матери и их дочери, лежат справа и слева вдоль шоссе, и перед каждой стоит гогочущая армада мужиков со спущенными штанами.
Обливающихся кровью и теряющих сознание оттаскивают в сторону, бросающихся на помощь им детей расстреливают. Гогот, рычание, смех, крики и стоны. А их командиры, их майоры и полковники стоят на шоссе, кто посмеивается, а кто и дирижирует — нет, скорее, регулирует. Это чтобы все их солдаты без исключения поучаствовали. Нет, не круговая порука, и вовсе не месть проклятым оккупантам — этот адский смертельный групповой секс.
Вседозволенность, безнаказанность, обезличенность и жестокая логика обезумевшей толпы. Потрясенный, я сидел в кабине полуторки, шофер мой Демидов стоял в очереди, а мне мерещился Карфаген Флобера, и я понимал, что война далеко не все спишет. А полковник, тот, что только что дирижировал, не выдерживает и сам занимает очередь, а майор отстреливает свидетелей, бьющихся в истерике детей и стариков.
— Кончай! По машинам!
А сзади уже следующее подразделение. И опять остановка, и я не могу удержать своих связистов, которые тоже уже становятся в новые очереди, а телефонисточки мои давятся от хохота, а у меня тошнота подступает к горлу. До горизонта между гор тряпья, перевернутых повозок трупы женщин, стариков, детей.
Шоссе освобождается для движения. Темнеет. Слева и справа немецкие фольварки. Получаем команду расположиться на ночлег. Это часть штаба нашей армии: командующий артиллерии, ПВО, политотдел. Мне и моему взводу управления достается фольварк в двух километрах от шоссе. Во всех комнатах трупы детей, стариков и изнасилованных и застреленных женщин. Мы так устали, что, не обращая на них внимания, ложимся на пол между ними и засыпаем..."
Прочитав рукопись через много лет после ее появления я был поражен мягкостью изображения военных событий. Ужасы войны в ней сглажены, наиболее чудовищные эпизоды просто не упомянуты. Многое выглядит гораздо более мирно, чем в 1941 — 1945 годах. Сейчас я написал бы эти воспоминания совершенно иначе, ничем не сдерживая себя, безжалостней и правдивей, то есть, так как было на самом деле. В 1975 году страх смягчал мое перо. Воспитанный советской военной дисциплиной, которая за каждое лишнее слово карала незамедлительно, безжалостно и сурово, я сознательно и несознательно ограничивал себя. Так, наверное, всегда бывало в прошлом. Сразу после войн правду писать было нельзя, потом она забывалась, и участники сражений уходили в небытие. Оставалась одна романтика, и новые поколения начинали все сначала… Большинство книг о войне советского времени не выходит за пределы, определенные «Кратким курсом истории ВКПб». Быть может, поэтому они так похожи, будто написаны одним автором. Теперь в военно-исторической литературе заметен поворот к созданию правдивой картины военных лет и даже намечается некая конфронтация старого и нового. Своими воспоминаниями я вовсе не стремился включиться в эту борьбу, а просто хотел чуть-чуть приподнять завесу, скрывающую темную сторону войны и заглянуть туда одним глазом.
Наблюдая ветеранов своей части, а также и всех других, с кем приходилось сталкиваться, я обнаружил, что большинство из них чрезвычайно консервативны. Тому несколько причин. Во-первых, живы остались, в основном, тыловики и офицеры, не те, кого посылали в атаку, а те, кто посылал. И политработники. Последние — сталинисты по сути и по воспитанию. Они воспринять войну объективно просто не в состоянии. Тупость, усиленная склерозом, стала непробиваемой. Те же, кто о чем-то думают и переживают происшедшее (и таких немало), навсегда травмированы страхом, не болтают лишнего и помалкивают. Я и в себе обнаруживаю тот же неистребимый страх.
Из послесловия, Н.Н. Никулин
Заметка для желающих послушать.
Скачал книгу, начал слушать, понравилось. Пошёл купил книгу, начал читать заново. Удивительно получается, в первой части ведущие воспевают Никулина 40 минут, но при этом при чтении книги они ее так зацензурировали, что в каждой главе вырезано по четверти повествования. А если в книге начинается повествование о быте немцев, особенно об их лучшей подготовке и вооружении, то считайте главу вам не прочитали и вовсе. Зачем делать вот такое ущербное чтение книги, я вообще понять не могу. Трата времени.
__
Добавка. Читаю дальше и продолжаю даваться диву. В аудио версии вырезаны десятки страниц подряд из главы.