Книга не до конца озвучена: "… Шпак остановил велосипед у дома Альбертовича, слез с него и облокотил рулем на ворота. После, встал на носочки и заглянул во двор.
— Любка? А ты чего тут? — удивленно спросил он, увидев, как продавщица согнувшись почти вдвое (что было явно несвойственно людям ее габаритов), возится с цветами в цветниках.
— Не твое собачье дело, Шпак, — огрызнулась она, отмах-нувшись от него как от назойливой мухи.
— Как жеж не мое? А вдруг ты тут цветы воруешь?— Не ворую я, угомонись. Просто зашла Паше помочь. Он ведь у нас совсем один остался, бедняжка…
— А, помочь… — Шпак сдвинул помятую кепку на лоб и по-чесал затылок. — Да он вроде бы и сам хорошо справляется.
— Так, говори, чего хотел и иди своей дорогой! — Люба вы-прямилась и погрозила ему кулаком. — Чего прицепился?
— Да я узнать хотел, как там с этим… как его… с Петровичем дела. Нашли?
— Он Павлович, — поправила Люба, — и нет, не нашли. По-ходили недельку и бросили. Сказали — пропал без вести.
— Да… — протянул Шпак. — Дела… Вот так живешь себе, живешь, а потом пропал без вести, — он сделал паузу, после чего продолжил: — А про Лешку с Зинкой что?
— Да больно оно им нужно. Сказали, к делу присовокупят, а что то значит — хрен поймешь. Видать вместе теперь про-падать без вести будут.
— Да… — снова протянул Шпак. — Дела… Ну, всяко хоро-шо, что мы еще здесь. Да и пустых дней уже с неделю не бы-ло. Глядишь, там и жизнь наладится.
— Иди уже, давай, оптимист, — Люба оторвала от цветка листик, скомкала и бросила его в почтальона.
Шпак знал, что тот не пролетит и половины пути, а потому только улыбнулся, на прощание приподнял кепку, затем сел на велосипед и покатил дальше по улице, постепенно исчез-нув в клубах дорожной пыли."
— Любка? А ты чего тут? — удивленно спросил он, увидев, как продавщица согнувшись почти вдвое (что было явно несвойственно людям ее габаритов), возится с цветами в цветниках.
— Не твое собачье дело, Шпак, — огрызнулась она, отмах-нувшись от него как от назойливой мухи.
— Как жеж не мое? А вдруг ты тут цветы воруешь?— Не ворую я, угомонись. Просто зашла Паше помочь. Он ведь у нас совсем один остался, бедняжка…
— А, помочь… — Шпак сдвинул помятую кепку на лоб и по-чесал затылок. — Да он вроде бы и сам хорошо справляется.
— Так, говори, чего хотел и иди своей дорогой! — Люба вы-прямилась и погрозила ему кулаком. — Чего прицепился?
— Да я узнать хотел, как там с этим… как его… с Петровичем дела. Нашли?
— Он Павлович, — поправила Люба, — и нет, не нашли. По-ходили недельку и бросили. Сказали — пропал без вести.
— Да… — протянул Шпак. — Дела… Вот так живешь себе, живешь, а потом пропал без вести, — он сделал паузу, после чего продолжил: — А про Лешку с Зинкой что?
— Да больно оно им нужно. Сказали, к делу присовокупят, а что то значит — хрен поймешь. Видать вместе теперь про-падать без вести будут.
— Да… — снова протянул Шпак. — Дела… Ну, всяко хоро-шо, что мы еще здесь. Да и пустых дней уже с неделю не бы-ло. Глядишь, там и жизнь наладится.
— Иди уже, давай, оптимист, — Люба оторвала от цветка листик, скомкала и бросила его в почтальона.
Шпак знал, что тот не пролетит и половины пути, а потому только улыбнулся, на прощание приподнял кепку, затем сел на велосипед и покатил дальше по улице, постепенно исчез-нув в клубах дорожной пыли."