Бросать перчатки — не мой путь:
Мне надо чешский подтянуть!

Нууу… в те времена дети взрослели сильно раньше))

Лизавета, тут ведь принципиально вопрос лукавый — Дело не в том, как кто пишет/сочиняет, не в том, сколько нот или букв, дело в том лишь, насколько искусство входит в резонанс с каждым отдельным человеком. Не зря ведь говорят про «струны души» и про «тронуть их» — искусство тем и занимается: ищет, как тронуть, — а у каждого струны разной толщины, разной длины, а у кого и вовсе не струнный инструмент, а ударный, к примеру.
И совсем не обязательно это строгое разделение на Моцартофилов и Круголюбов — нам откликается именно гармония: красивая, понятная, созвучная нашей внутренней музыке. Можно одновременно любить Бетховена и почитать дар Пугачёвой, в этом нет противоречий. Красота — она разная. Гармоний — великое множество. И они есть и в музыке, и в литературе, и в живописи — везде. Глубокую мысль можно пронести и через мечтания Болконского о дубе, и через Булгаковский фельетон, и через приключения Лемовского Йона Тихого.

Лизавета, фантастика — глобально — это попытка ответить на вопрос, какой человек есть на самом деле? Где пределы твердости принципов, насколько гибки его моральные устои в различных невероятных условиях. Фантастика — попытка заглянуть за горизонт событий. Это всегда поиск и автором и читателем ответа на вопрос «А что, если?». Книги Циолковского о быте человека в космосе — это ведь тоже своего рода фантастическая публицистика. Вся литература, собственно, отвечает на эти вопросы — вопрос лишь в том, насколько насколько она «большая»: и в фантастике, и в классике — да в чём угодно — есть колоссальные глубины, а есть — так, ножки помочить

Pryvyreda, отнюдь! Это, безусловно, рассказ не о светлой всепоглощающей любви, не о богоуподобливающем чувстве, не о смеющихся солнечных зайчиках в глазах возлюбленной, не о вседержительном чувстве, но о любви болезненной, израненной, изуродованной шрамами и болью. О любви, которую Надежда пронесла через десятилетия, в муках пестуя ее, вынашивая, метаясь от стенки у стенки в попытках избавиться! Избавилась? Нет, конечно! «Не могла же ты любить меня вечно!» — вскрикнет Николай Андреевич. «Значит – могла!», — ответит она. Между ними при встрече такая густая напряженность, что хоть режь – там не искры, там грозовые тучи. За ее спокойствием – пламя Ада. Сколько лет она ждала этой встречи, сколько лет в каждой приехавшей бричке с гостями на постой она ждала увидеть его! И имя ведь у нее – Надежда! Чего ей стоило сейчас стоять вот так вот со спокойной улыбкой и просто так говорить в него монолитными блоками, которые смяли его на долгие годы вперёд. А смалодушничай по уезде Николай Андреевич, прикажи он кучеру возвратится, бросься он ей в ноги – не приняла бы! Потому что выковали ее эти муки, закалили, зарубцевали. Прогнала бы! А потом рыдала бы всю ночь в подушку, потому что шрамы – едва ли даже заросшие, закровоточили вновь.

Напрасно вы говорите про неспособность к этой любви – все в этом рассказе способны. Еще как! Просто у всех не сложилось. Потому что, так бывает, не у всех складывается. Мы ведь даже не знаем, почему они расстались. «Бессердечно бросил» – это слишком вольно для трактовок. Просто поверили Надежде на слово, что негодяй в этой истории Николай Андреевич! Да и не важно это напрочь, как они расстались когда-то! Как не важны абсолютно ни «социальное неравенство», ни «мещанское ханжество» — не о них речь вовсе, они тут мишура, антураж, да и нет тут ханжества.

Это рассказ-напоминание, рассказ-предупреждение о том, как хрупко это благословенное чувство, как можно походя, неосторожным движением запалить цветущий луг! Даже не заметить. А потом вернуться, а там – пульсирующее тлением пепелище, и что-то там все равно даже цветет, те же редкие краснокнижные цветы… Рассказ об ответственности «за того, кого приручили», о любви «вопреки» и «несмотря на». О любви, которая, бывает, дается одна – и на всю жизнь. Просто не всегда удачно. О том, что любовь – это не только Вечность, но и Миг, который можно неосторожно упустить – упустить «самое дорогое, что имел в жизни».

Знаете, почему я так уверен в том, что рассказ про любовь? Потому что читал я – именно про нее))

Ну что вы, напрасно! Любовь — она для всех и каждого!

Спасибо вам большое! Да, Омнибус — это я уже познал и голову пеплом посыпал

Не все люди хуже зверей — рассказ и об этом тоже, о том, что есть и те, кто достоин большой дружбы со зверем: как раз к концу вера в человечество если не восстанавливается, то нормализуется))

Вам спасибо — за слёзы)

Спасибо вам, Вера)) и приятного знакомства))

Андреев — автор с потрясающе долгим послевкусием: очень долго не отпускают его книги после прочтения. Даже не обдумываешь, а будто долго находишься в той атмосфере, в которую он погружает…
Спасибо вам!

Спасибо большое!))

Спасибо вам большое!))

Спасибо вам большое! Я тоже очень трепетно отношусь к творчеству Булгакова, и «Записки...» — одна из любимых моих вещей

Большое спасибо! Рад, что вам понравилось))

Большое вам спасибо!)))

На вопрос «что это» отвечаю: это предосаднейшая вы даже не представляете, насколько, ошибка — два года этот рассказ заслушивался до дыр и не только мной и вот только спустя такой большой срок вылезла такая вот досаднейшая досада((( а на вопрос «зачем» — конечно же незачем: это прочитано и оставлено от невнимательности

Надежда, спасибо вам большое! Меня, признаться, этот рассказ ошарашил и ошеломил — вы правы, он из тех рассказов, которые не отпускают. Занимательно как у Дю Морье получилось: неспешный размеренный детектив вдруг разворачивается в пронзительную трагедию человеческой жизни!

рыжий сборщик хмеля, приехавший в Гемпшир из лондонских трущоб)