Посвящается мудрой птице.
Пару дней назад, она задала мне тему…
И из раздумий над нею вышел такой вот гекзаметр-размышление…
…
С лёгкой руки Еврипи́да, размыслила о Клитемнéстре.
Мир весь доныне считает чудовищным миру деянье,
Что совершила она над героем Эллады любимым,
Мужем своим и царём, Агамéмноном, славным в походах.
Но таково ли оно, как бессмертный поэт нам вещает?
Как было дело – известно, об этом любой прочитает,
Войско застряло при штиле, поник каждый парус во флоте
Долго стояли в раздумьях, раздоры пошли, препиранья…
Ка́лхас прехитрый придумал, служитель и внук Аполлона
Вмиг олимпийцев задобрить, кровавую жертву устроить.
Выбор богов указал Ифигéнии крови пролиться
Старшею дщери царя, плоть от плоти его, кровь от крови.
Заговор хитрый придуман, от дома её отрешили,
Свадьбой сманили с достойным! Ахиллом! Обман состоялся.
Царь даже звук не издал, когда жизни несчастной лишали.
Что ж Клитемнéстра? Как громом, известье её поразило.
Сердце не бьётся отныне и кровь не струится по жилам
Дщери любимейшей нашей. И клятвой священной изверглась:
«Мыслям моим и желаньям такого придам постоянства
Чтоб об одном только помнить, как месть сотворить». И свершилось.
Может быть древним обидна кумира бесславная гибель,
Культом у них возведён только подвиг военный и слава.
Вы же, мои современники, разве суду предадите
Горькую долю несчастной? Ведь мать же она, а какая
Мать не придёт на защиту дитя, что носила под сердцем?
Коль не смогла защитить, то не можно ль почествовать память,
Пусть и бесславным деяньем, но хоть справедливым и честным!
Я успокоилась немного, полагаю.
Но дружбы Вам ещё ПОКА не предлагаю.
Хотя и обращаюсь к Вам на «Вы»
Уже с заглавной буквы, без «увы».
Спасибо мудрой птице, без неё,
Не преломить обоим нам копьё.
Коли хотите видеть эпиграмм,
Зайдите в профиль, там их килограмм
На самом деле, это первые рулады
Что человечьим языком сказать я рада.
До этого меня понять бы смог
Лишь математик-практик, формул бог!
Представь себе поэму о пределе,
О множествах, иль абсолютно чёрном теле!
Как точка по экстремуму бежит,
Какие чувства в ней рождаются и зреют
Где бесконечность правит и брюзжит.
Татьяна, милая Татьяна, ну куда Вы пропали-то? Я Вас напугала безмерно?! Простите великодушно, правда-правда, не хотела! Нам Ваши рифмы очень нужны и очень ценны, а Вы мышкой в щёлку и молчок. Я больше не бу-у-у-у-ду, чесслово!
Пару дней назад, она задала мне тему…
И из раздумий над нею вышел такой вот гекзаметр-размышление…
…
С лёгкой руки Еврипи́да, размыслила о Клитемнéстре.
Мир весь доныне считает чудовищным миру деянье,
Что совершила она над героем Эллады любимым,
Мужем своим и царём, Агамéмноном, славным в походах.
Но таково ли оно, как бессмертный поэт нам вещает?
Как было дело – известно, об этом любой прочитает,
Войско застряло при штиле, поник каждый парус во флоте
Долго стояли в раздумьях, раздоры пошли, препиранья…
Ка́лхас прехитрый придумал, служитель и внук Аполлона
Вмиг олимпийцев задобрить, кровавую жертву устроить.
Выбор богов указал Ифигéнии крови пролиться
Старшею дщери царя, плоть от плоти его, кровь от крови.
Заговор хитрый придуман, от дома её отрешили,
Свадьбой сманили с достойным! Ахиллом! Обман состоялся.
Царь даже звук не издал, когда жизни несчастной лишали.
Что ж Клитемнéстра? Как громом, известье её поразило.
Сердце не бьётся отныне и кровь не струится по жилам
Дщери любимейшей нашей. И клятвой священной изверглась:
«Мыслям моим и желаньям такого придам постоянства
Чтоб об одном только помнить, как месть сотворить». И свершилось.
Может быть древним обидна кумира бесславная гибель,
Культом у них возведён только подвиг военный и слава.
Вы же, мои современники, разве суду предадите
Горькую долю несчастной? Ведь мать же она, а какая
Мать не придёт на защиту дитя, что носила под сердцем?
Коль не смогла защитить, то не можно ль почествовать память,
Пусть и бесславным деяньем, но хоть справедливым и честным!
Всё живое на нашей Земле – проклято:
Инфузорий амёба жрёт – досыта,
Муравей выпивает жука – досуха,
Ну, а тигры табун косуль – допьяна.
Дай ружьё акуле – море окрасится.
Люди скопом хотят в ад отправиться,
Не имеешь ты права, верой нас судить,
Так зачем породил здесь жизнь, Господи?!
И никогда не прекращалась.
Мы псы той проклятой войны,
О, Боже мой, какая гадость!
Нас чествуют и воздают,
Ах, как фальшивы эти песни.
Покоя дайте! — Нам поют…
Не нужно нам дешёвой лести.
Но дружбы Вам ещё ПОКА не предлагаю.
Хотя и обращаюсь к Вам на «Вы»
Уже с заглавной буквы, без «увы».
Спасибо мудрой птице, без неё,
Не преломить обоим нам копьё.
Коли хотите видеть эпиграмм,
Зайдите в профиль, там их килограмм
К приятною беседе? Подели́тесь,
Преданьями и песнями земли,
Той самой, что на западе от моря…
И всех учить устройству мозга?
Встречались, помню,… выдавать
Чужую глупость, словно розгой
Бить по железу и плевать.
Куда ж вы сунулись – завидно?
Что не грызня, а шутки тут:
«Какая гадость, как обидно,
Смеются, хлопают, поют,
Как жаль, что слёз нигде не видно!»
Идите мимо, не бывать,
Вам на чужом пиру-застолье.
Придётся, видно, пировать,
Вам в одиночестве и болью
Своею собственной страдать.
Как будто он ни то, ни сё!
akniga.org/palagin-vladimir-vostochnye-napevy
Тебе ж отправлю дифирамбы
Дерзай, твори, не уставай.
И не стесняйся света рампы.
Какая ёмкость, краткость и металл,
Всё было ярко, ново и мечталось –
Вот он каков, Эвтерпы идеал!
Воздвиглись чары дивного востока,
Когда Басё настольной книгой стал,
Все эти хайку, танка и сэдока
Сложились и взошли на пьедестал.
Нехитрый повод, следствие, причина,
Так две строки рифмуются в настрой,
Традицией притянет третью чинно
Японской созерцательности строй.
Но к зрелости пришло вдруг осознанье
Трёхстишья, как под копию одну –
Что вижу, то пою. И это знанье
Сорвало с глаз и сердца пелену.
Вмиг дымом унеслось очарованье
Лежит Басё внизу под гнётом лет,
Мне жаль твоё простое дарованье
Созрела вишня и опал весь цвет.
(Напрасно чешет репу...)
Я спать пошла
Когда ответа нету…
Отдай ответ про моего Петрарку,
Что? Хорошо? Понравилось? Иль гадко?
Мне это важно! Ладно, я молчу…
А чувства? Не сыгралось и не спелось?
Что человечьим языком сказать я рада.
До этого меня понять бы смог
Лишь математик-практик, формул бог!
Представь себе поэму о пределе,
О множествах, иль абсолютно чёрном теле!
Как точка по экстремуму бежит,
Какие чувства в ней рождаются и зреют
Где бесконечность правит и брюзжит.
Поспать бы к ряду
Минут шестьсот
Иль тыщу надо!
Но не могу,
Пока ответа
К Петрарке
Не дождусь поэта!
Нормально? Нет? Душе аш жарко!
Я вся горю, а ты — весь мой!
Хоть пальцем вниз тыкни… ТЕ!
akniga.org/belandzher-dzheff-putevoditel-po-miru-prizrakov