Странно… Люблю Лескова, особенно его произведение «На краю света», но этот рассказ не впечатлил как-то. Получается так, что если этот старик оказался самым благочестивым и милым Богу из всех, значит мы все должны с него пример брать и жить такой же жизнью, как он? Но ведь жизнь этого старика ничем не отличается от жизни животного, так же добыл пищу, поел и спать в норку. Хотя даже животное растит своих детёнышей, кормит и заботится о них. А старик никому не помогал, ни о ком не заботился, детей не вырастил, если сидит в одиночестве, Богу не молился. А если бы мы все стали так жить, как этот дровокол, где бы брали ту же корку хлеба? И разве такая животная жизнь человека угоднее богу, чем жизнь тех деревенских крестьян, которые кормят своих детей, строят дома, молятся Богу, заботятся о своих старых родителях, пашут землю, выращивают хлеб, который ест, между прочим, и это дровокол.

Как хорошо проснуться одному
В своём весёлом холостяцком «флете»
И знать, что вам не нужно никому
«Давать отчёты» — никому на свете!!!
(Вертинский А.Н.)

Слишком лизоблюдски звучит его речь, для того, чтобы быть честной.

Да уж… Как же обойтись в нобелевской речи поэта без плевков в Россию и смачного лизания Западу. Впрочем это ж обычное дело для таких людей — плясать и расшаркиваться перед теми, кто платит. Не о геноциде же индейцев говорить и обличать деспотию, это ж опасно — денежку не заплатят… Да и сомневаюсь я, что все эти члены нобелевского комитета, особенно американцы, читали и Достоевского, и Стендаля, и Флобера… Они, в большинстве своем, ни Марка Твена не читали, ни Джека Лондона, ни Драйзера с Апдайком, и даже и не слышали о них. Мнение мое о Бродском, что он честнее, было…

Не полностью прочитан нижеследующий отрывок, и поэтому непонятно, почему так стали смеяться молодые над старичком мудрецом. Он пукнул, а чтец «целомудренно» опустил конфуз мудреца.
«Это примитив! Это юмор каменного века! Все глупо, начиная с ребра и кончая вашим стремлением… Ха-ха-ха!.. О-о-о!.. — И тут старичок пукнул, так это — по-старчески, негромко дал, и сам очень испугался, весь встрепенулся и съежился.

А с молодыми началась истерика, Теперь хохотали они, но как! — взахлеб, легли. Несмеяна опасно качалась на стремянке, хотела слезть, но не могла двинуться от смеха.»