Спасибо! А мне как раз кажется, что лучше понемногу — а то все философы и ситуации перемешаются. И вообще, короткие истории не должны складываться в слишком длинные сборники:)
Чтобы заполнить некоторые образовательные пробелы в принципе и конечного времени вполне достаточно:) Зато можно надеяться на бесконечность в приобщении ко все новым и новым стоящим текстам, — но тогда возникает вопрос — а они-то (новые тексты) тоже ведь не бесконечно создаваться будут…
Давненько я не смотрел Южный парк — и слава небу:) В реальности-то Бэкон курицу не убил, а просто купил. Вот что гласит неюмористическая биография Бэкона:
«Он погиб жертвой своей любознательности. 2 апреля 1626 года была холодная погода; шел снег. Бэкон катался в экипаже с медиком короля, и ему пришла мысль испытать действие снега на предохранение от гниения органических веществ. Он вышел из экипажа и, купив у одной крестьянки зарезанную курицу, тут же собственноручно обложил ее снегом.
По всей вероятности, от этого он простудился, причем заболел так быстро, что не доехал до своего дома и принужден был искать убежища в находившемся поблизости доме графа Арунделя. Он нашел, однако, силы написать письмо графу, извиняясь, что случайно поселился в его доме без спроса. Это и было последнее письмо Бэкона, где между прочим говорится следующее: «Я чуть было не подвергся участи Плиния, который умер, приблизившись к Везувию, чтобы лучше наблюдать извержение». В конце письма он сообщает графу, что опыт как нельзя более удался.
Бэкон чувствовал себя настолько слабым, что перенести его домой не было никакой возможности; он так и остался в доме графа, окруженный заботами и попечениями его домашних. Через неделю, 9 апреля, великий философ скончался в первый день пасхи. Ему было тогда шестьдесят шесть лет». (Е.Ф. Литвинова. «Фрэнсис Бэкон. Его жизнь, научные труды и общественная деятельность»)
Есть серьезная разница; Бэкона (в моей истории) Судьба все же уберегла от судьбы законченного злодея (в виду его научных заслуг), отчего курице, правда, не легче:) Но животным и приходилось и все еще приходится страдать во имя науки…
Очень хорошее замечание, что Бэкон «на виду» и поэтому ему не нет смысла себя (свою сущность) прятать. Но тут новая проблема — всё, что «на виду» в политике как бы автоматически и оправдывается (в самой политике) не как злодеяние, а как «Realpolitik». Ну, приговорил там кого-то к смерти — должность такая. А вот портрет помогает прозреть в этом плане.
Спасибо большое, Alex! Изучать философию, конечно, через эти истории нельзя, как ее не стоит изучать и через академические истории философии. Только первоисточники! Только Гегель и Кант в оригинале! :)
Спасибо большое за отклик! Только почему-то я не вижу, чтобы запись была опубликована на главной странице. Странно. Похоже, ее можно увидеть только в разделе «Психология, философия».
Спасибо огромное за отклик! Что касается краткости — но такой формат — в академической истории, конечно, надо было бы побольше времени каждому философу уделять, а в юмористической — по-моему, в самый раз:) Так что, с прежними — нет, новых историй не предвидится. А вообще предвидятся.
У меня есть история про Зенона, но она очень короткая, и в цикл не вошла. Такая, значит: «Однажды Зенон присутствовал при жарком споре и услышал одну фразу: „Если уж ты родился черепахой, то тебе никогда не обогнать Ахиллеса“. Зенон отошел от спорящих, на некоторое время погрузился в глубокую задумчивость, а потом улыбнулся» :)
Спасибо! Это единственный прочитанный мною текст, не вызвавший больших нареканий по начитке:) Но больше я все-таки не читаю, нет у меня к этому способностей, увы.
Слушаю по рассказу-два в день. Что припоминаю, а многие рассказы, похоже, вообще в первый раз слушаю. Целиком-то «Записки» я, оказывается, и не читал. Исполнение Бордукова замечательное. Из вчерашней прослушки более всего запомнился следующий отрывок:
"— Притом всякое несчастье можно перенести, и нет такого скверного положения, из которого нельзя было бы выйти.
— Вы думаете? — заметил Радилов. — Что ж, может быть, вы правы. Я, помнится, в Турции лежал в госпитале, полумертвый, у меня была гнилая горячка. Ну, помещением мы похвалиться не могли, — разумеется, дело военное, — и то еще славу богу! Вдруг к нам еще приводят больных, — куда их положить? Лекарь туда, сюда, — нет места. Вот подошел он ко мне, спрашивает фельдшера: «Жив?» Тот отвечает: «Утром был жив». Лекарь нагнулся, слышит: дышу. Не вытерпел приятель. «Ведь экая натура-то дура, говорит, ведь вот умрет человек, ведь непременно умрет, а все скрипит, тянет, только место занимает да другим мешает». — «Ну, — подумал я про себя, — плохо тебе, Михайло Михайлыч…» А вот выздоровел и жив до сих пор, как изволите видеть. Стало быть, вы правы". («Мой сосед Радилов»)
Удивили. Реально удивили. Конкретнее ответить, чем я ответил, по-моему, невозможно… А вот при чем тут «Орда» и ВУ — это действительно непонятней непонятного… Спасибо хоть, что думать за меня не собираетесь.
«Он погиб жертвой своей любознательности. 2 апреля 1626 года была холодная погода; шел снег. Бэкон катался в экипаже с медиком короля, и ему пришла мысль испытать действие снега на предохранение от гниения органических веществ. Он вышел из экипажа и, купив у одной крестьянки зарезанную курицу, тут же собственноручно обложил ее снегом.
По всей вероятности, от этого он простудился, причем заболел так быстро, что не доехал до своего дома и принужден был искать убежища в находившемся поблизости доме графа Арунделя. Он нашел, однако, силы написать письмо графу, извиняясь, что случайно поселился в его доме без спроса. Это и было последнее письмо Бэкона, где между прочим говорится следующее: «Я чуть было не подвергся участи Плиния, который умер, приблизившись к Везувию, чтобы лучше наблюдать извержение». В конце письма он сообщает графу, что опыт как нельзя более удался.
Бэкон чувствовал себя настолько слабым, что перенести его домой не было никакой возможности; он так и остался в доме графа, окруженный заботами и попечениями его домашних. Через неделю, 9 апреля, великий философ скончался в первый день пасхи. Ему было тогда шестьдесят шесть лет». (Е.Ф. Литвинова. «Фрэнсис Бэкон. Его жизнь, научные труды и общественная деятельность»)
"— Притом всякое несчастье можно перенести, и нет такого скверного положения, из которого нельзя было бы выйти.
— Вы думаете? — заметил Радилов. — Что ж, может быть, вы правы. Я, помнится, в Турции лежал в госпитале, полумертвый, у меня была гнилая горячка. Ну, помещением мы похвалиться не могли, — разумеется, дело военное, — и то еще славу богу! Вдруг к нам еще приводят больных, — куда их положить? Лекарь туда, сюда, — нет места. Вот подошел он ко мне, спрашивает фельдшера: «Жив?» Тот отвечает: «Утром был жив». Лекарь нагнулся, слышит: дышу. Не вытерпел приятель. «Ведь экая натура-то дура, говорит, ведь вот умрет человек, ведь непременно умрет, а все скрипит, тянет, только место занимает да другим мешает». — «Ну, — подумал я про себя, — плохо тебе, Михайло Михайлыч…» А вот выздоровел и жив до сих пор, как изволите видеть. Стало быть, вы правы". («Мой сосед Радилов»)