Очень хорошее замечание, что Бэкон «на виду» и поэтому ему не нет смысла себя (свою сущность) прятать. Но тут новая проблема — всё, что «на виду» в политике как бы автоматически и оправдывается (в самой политике) не как злодеяние, а как «Realpolitik». Ну, приговорил там кого-то к смерти — должность такая. А вот портрет помогает прозреть в этом плане.

Или: Делёз и Гваттари долго думали, что такое философия, но, не придумав, решили написать про это книгу:)

Не, не дойдет. В аудио-варианте история закончится уже на Ницше:)

Спасибо большое, Alex! Изучать философию, конечно, через эти истории нельзя, как ее не стоит изучать и через академические истории философии. Только первоисточники! Только Гегель и Кант в оригинале! :)

Спасибо большое за отклик! Только почему-то я не вижу, чтобы запись была опубликована на главной странице. Странно. Похоже, ее можно увидеть только в разделе «Психология, философия».

Спасибо огромное за отклик! Что касается краткости — но такой формат — в академической истории, конечно, надо было бы побольше времени каждому философу уделять, а в юмористической — по-моему, в самый раз:) Так что, с прежними — нет, новых историй не предвидится. А вообще предвидятся.

Спасибо, Евгений! Подумаю, может, действительно в «печати» придется кое-что подправить.

Историю вообще можно читать только в юмористической обработке:)

У меня есть история про Зенона, но она очень короткая, и в цикл не вошла. Такая, значит: «Однажды Зенон присутствовал при жарком споре и услышал одну фразу: „Если уж ты родился черепахой, то тебе никогда не обогнать Ахиллеса“. Зенон отошел от спорящих, на некоторое время погрузился в глубокую задумчивость, а потом улыбнулся» :)

Спасибо! Это единственный прочитанный мною текст, не вызвавший больших нареканий по начитке:) Но больше я все-таки не читаю, нет у меня к этому способностей, увы.

Спасибо за отклик! Продолжение следует:)

Мало историй? От философа к философу — и поднакопятся:)

Слушаю по рассказу-два в день. Что припоминаю, а многие рассказы, похоже, вообще в первый раз слушаю. Целиком-то «Записки» я, оказывается, и не читал. Исполнение Бордукова замечательное. Из вчерашней прослушки более всего запомнился следующий отрывок:

"— Притом всякое несчастье можно перенести, и нет такого скверного положения, из которого нельзя было бы выйти.
— Вы думаете? — заметил Радилов. — Что ж, может быть, вы правы. Я, помнится, в Турции лежал в госпитале, полумертвый, у меня была гнилая горячка. Ну, помещением мы похвалиться не могли, — разумеется, дело военное, — и то еще славу богу! Вдруг к нам еще приводят больных, — куда их положить? Лекарь туда, сюда, — нет места. Вот подошел он ко мне, спрашивает фельдшера: «Жив?» Тот отвечает: «Утром был жив». Лекарь нагнулся, слышит: дышу. Не вытерпел приятель. «Ведь экая натура-то дура, говорит, ведь вот умрет человек, ведь непременно умрет, а все скрипит, тянет, только место занимает да другим мешает». — «Ну, — подумал я про себя, — плохо тебе, Михайло Михайлыч…» А вот выздоровел и жив до сих пор, как изволите видеть. Стало быть, вы правы". («Мой сосед Радилов»)

Удивили. Реально удивили. Конкретнее ответить, чем я ответил, по-моему, невозможно… А вот при чем тут «Орда» и ВУ — это действительно непонятней непонятного… Спасибо хоть, что думать за меня не собираетесь.

Спасибо Вам за комментарий и за интерес: к комментариям, к произведению и, конечно же, к замечательной озвучке.

Я не знаю, что такое японское ВУ, соответственно, не знаю, его ли измерял Параллелепипед. Точнее, я знаю, что предположительно измерял куб, но не знаю, какое это имеет отношение к японскому ВУ:)

Нет, не «Орда» и не совсем понятно, почему вы упоминаете именно «Орду»…

Ну, когда этот куб-параллелепипед появится в реальности (а по моим расчетам это произойдет буквально на днях), тогда и посмотрим — сможет он возыметь такой авторитет или не сможет:)

Понятно… «Мама не философствуй» — отличное название для рассказа:)

«Ну а, как вы сами понимаете, такой император влиял очень на многое и многих».

Вот это как раз и есть сложнейший вопрос – как он влиял, если те же «Размышления» вовсе не для влияния написаны, а скорее в качестве само-подбадривания.

Вот, возьмем, например, такое суждение Марка Аврелия:

«Срок человеческой жизни — точка; естество — текуче; ощущения — темны, соединение целого тела — тленно; душа — юла, судьба — непостижима, слава — непредсказуема. Сказать короче: река — все телесное, слепота и сон — все душевное; жизнь — война и пребывание на чужбине, а память после — забвение. Тогда что способно сопутствовать нам? Одно и единственное — философия. Она в том, чтобы беречь от глумления и от терзаний поселенного внутри гения — того, что сильнее наслаждения и боли, ничего не делает произвольно или лживо и притворно, не нуждается в том, чтобы другой сделал что-нибудь или не сделал; и который приемлет, что случается или уделено, ибо оно идет откуда-то, откуда он сам; который, наконец, ожидает смерти в кротости разумения, видя в ней не что иное, как распад первостихий, из которых составляется всякое живое существо. Ведь если для самих первостихий ничего страшного в том, чтобы вечно превращаться во что-то другое, для чего тогда нам коситься на превращение и распад всего? Оно же по природе, а что по природе — не зло».

Представьте себе императора, обратившегося с такой речью к народу. Думаю, очень скоро он перестал бы быть императором. Поэтому-то, когда он на троне – то не философ, а когда философ – то не на троне.

Что касается определенного душевного стоического настроя, то – да, Марк Аврелий блестяще формулирует его, но насколько, как и на кого могут влиять такого рода формулировки опять-таки не совсем понятно. Для людей определенного темперамента стоицизм вообще противопоказан – даже если они воспримут его головой, все равно быть каноническими стоиками у них не получится. С другой стороны, жизнь заставляет быть стоиками более-менее всех – и без всякой философии стоицизма.

Все-таки мне куда больше по душе слово «понимание», а не «влияние». Философ помогает что-то понять. А это, несомненно, очень важно. Главное философское влияние состоит в том, что человек обращается к философии. И – погиб козак:)

Слова Иисуса понятны — всякий человек, умирающий для этого мира, должен вырвать себе глаз, если глаз соблазняет его. Слишком уж велик соблазн, и слишком уж он мирской. Влюбленный никогда не оставит мира, в котором он влюблен. А вот насколько и кому надо уходить от мира, и в какой мир – это уже другой вопрос.

Тут, правда, еще один момент надо учитывать: специфика любви состоит в том, что даже для предельно мирского человека она представляет собой искушение, она заслоняет собой все остальное. Поэтому и какой-нибудь бизнесмен вполне мог бы сказать влюбившемуся коллеге: вырви себе глаз и займись бизнесом, а иначе пропадешь зазря, растратишь все силы на пустое. Для всякого человека дела любовь — это такое пустое, которое заполняет собой все.

Вообще, религиозный взгляд на любовь в тенденции приравнивает любовь (половую) к похоти и в этом удивительным образом совпадает со взглядом наукообразным, видящим в любви лишь голый химизм. Наука видит химизм, не видя самой любви, религиозный человек видит огромную силу похоти, не понимая, что огромность возникает как раз оттого, что тут есть (может быть) нечто и помимо похоти, нечто, придающее жизни смысл. А весь смысл должен быть в Боге.

Кстати, тут еще одна ловушка есть, даже в чисто физиологическом аспекте, ведь в отношении, например, еды никто не думает, что можно совсем обойтись без нее. Можно поститься, но совсем не есть все-таки нельзя. А вот в отношении похоти не так – тут возникает иллюзия, что ее можно подавить полностью – тут, правда, взгляды науки и религии расходятся, потому как с научной точки зрения понятно, что полностью подавить влечение невозможно, а вот религия живет иллюзией, что это можно сделать. Ну и в итоге все отшельники терзаются сластолюбивыми видениями, тщетно борясь с ними. «Вырви себе глаз» – радикальное решение, подразумевающее полный отказ от похоти – вполне логичное для религиозного сознания пожелание.

С философской точки зрения вырвать себе соблазняющие глаза тоже желательно, но не обязательно; философы уже видят платоническую, нематериальную сторону любви, то есть, вырвав себе телесный глаз, смотри на возлюбленный объект очами своей души, и на объект смотри как на душу, а не как на тело. Но и тут оказываешься в ловушке, поскольку полное игнорирование материального аспекта тоже оказывается ложным и всякий платонически влюбленный ничего не может поделать с жаждой физического обладания. Яснее всего это проявляется, когда платонически возлюбленный объект отвечает кому-то другому физической взаимностью – в таком случае платоник должен или удалиться, или он будет играть при влюбленных весьма комическую роль. Тут уместно вспомнить о страданиях Вертера – откуда эти страдания, если он всего лишь не может обладать Лоттой физически? Ан вот без «физики» не обойтись. «Приехал Альберт, и мне надо удалиться». Вертер — не философ, он отлично понимает, что быть платоническим воздыхателем при супружеской паре весьма неловко.

Резюме: любовь лучше схватывается в образе, а не в понятии; лучше всего предоставить петь о любви поэтам, а рассуждать о ней – почти напрасный труд:)