Какое изумительное богатство тем и средств выражения у Николая Степановича Гумилёва — «пышность барокко» — индивидуальная стилистическая манера. Он экзотичен не только в выборе тем, но и в роскоши слов, звучных и красочных. Патетика — неотъемлемая часть стиля. В ней след его подлинного «романтического порыва». Без нее он не смог бы себя выразить. Это русская лирика в одной из своих «модернистких» одежд. «Отравленная туника» – «трагедия вырождения»… Безупречно переданы трагизм эпохи и героика личности. Суть: поэтическое прозрение трагедии человечества, выстраданное личным участием в ней. А как написано: чуткое отношение к законам языка, множественность эпитетов-колоративов и сравнений, обилие «конструкций» риторического характера, метафизичность, тождественность, декоративность… Расширила палитру возможностей «притчевая исповедальность». «Отравленная туника» выстрадана автором через участие «личного» характера. Проскальзывают аллюзии на Анну Андреевну Ахматовну. Великолепно выписана «эволюция» героя до героя-философа… отчасти напомнила трагедийную пьесу Уильяма Шекспира «Отелло, венецианский мавр» (1604). Прочитано чудесно: «вербальная портретика не уступает визуальной». «Лайк». «Избранное».
Поэтический сборник «Душа, не умирай…» (2021) в исполнении Дмитрия Днепровского.
Удивительный сборник стихов! А как составлен))) Не только «поэтов любит ночь…» Ночь — прикосновение к себе и близость с собой, настоящим… в сердце царит музыка, а в голове — слова… растворяешься в безмятежности и слышишь собственные мысли… «Время останавливается» в «зеркале» собственного отражения… как у «моря тихого»… предвосхищая в предрассветной палитре красок «рождения нового дня», и вместе с ней «души, которая не умирает»… Прочитан волшебно. «Лайк». «Избранное».
Гумилев Николай «Стихи разных лет» (аудиокнига 2020).
История превратила трагический обрыв поэзии Николая Степановича Гумилева всего лишь в «отрывок»… «отрывок жизни», пленительный своей «бездонной глубиной», удивительный неповторимостью перспектив бесконечных смыслов, загадочный «таинственной музыкой своих речей...»
И умер я… и видел пламя,
Не виданное никогда:
Пред ослепленными глазами
Светилась синяя звезда…
В каждом отдельном стихотворении средоточие сплетений нескольких тем… когда внешнее представление описано и слито с психологическим, живопись объединена с философией, а музыка поёт в прозе…
О тебе, о тебе, о тебе,
Ничего, ничего обо мне!
В человеческой, темной судьбе
Ты — крылатый призыв к вышине…
Уникальное творчество, развившееся под знаком большой мысли, доступное настоящим поэтам, властелинам ритмов, слагающим «окрыленные стихи», «расковывая косный сон стихий»… Он писал их подобно «возношению» благоуханной дымящейся «жертвы» на «алтарь богам»… Сокрытое в стихотворном «подтексте» художника, его индивидуальность намного масштабнее акмеистических устремлений. В его лирике воплотился он сам, его личность — мужественный стойкий человек, любящий и умеющий смотреть в лицо опасности… человек, бесстрашно бросающий вызов судьбе:
Свод небесный будет раздвинут
Пред душою, и душу ту
Белоснежные кони ринут
В ослепительную высоту…
В этом сборнике бесконечный разлив удивительных смещений и метаморфоз. Они запечатлены с таким страстным притяжением, в столь немыслимо выразительных словосочетаниях, ритмических конструкциях, что сразу появляется ощущение их естественного существования в мире, из которого почерпнуты уникальные образы и воплощены в своеобразном, обусловленном целостной атмосферой произведений строе. Сухой констатации заветов христианства нет нигде. Они проступили в живых многогранных переживаниях личности и потому приобрели редкую выразительность и свой таинственный смысл:
Но дремлет мир в молчаньи строгом,
Он знает правду, знает сны,
И Смерть, и Кровь даны нам Богом
Для оттененья Белизны…
Прочитано чудесно… так, что «строй находишь в нестройном хоре чувства»… большое спасибо. «Лайк». «Избранное».
История прекрасной любви в письмах… Какими меткими, рубленными фразами звучит об этих событиях «обнажённых душ переписка». Как умело для него подобраны в словесной палитре Алексея и Александры скупые на восклицания словесные краски и как высок накал от строки к строке, передающий слушателю трагизм пережитого и выстраданного… любовь двух людей, разделённых войной… — два крыла, несущие высокое чувство по свету… самая трогательное исполнение из всего прослушанного. «Позавчера, Шурик, я видел во сне тебя и Аллочку, и якобы я Аллочку носил на руках и играл с ней, а она смеялась у меня на руках. Но, когда я проснулся и увидел, что это только сон, то у меня навернулись слезы, конечно, это слабость, но эту слабость я себе прощаю...» Пленительно… до «оглушения»… Это та самая настоящая «вечность» любящих… «Помнишь, Леша, как любила я целовать тебя? Как мне хочется снова расцеловать это дорогое мне лицо, о котором я мечтаю и мучительно скучаю вот уже седьмой год...»
Добрый день, дорогая Ворона! Я не устаю восхищаться красотой Ваших изысканных комментариев. Они, как волшебная флейта, извлекают новые и новые прекрасные мелодии. Ваши серебристые рыбки не дадут потерять эту нить. А Ваш Феникс не позволит Вам грустить и печалиться. С огромным уважением Ваш чтец Дмитрий Д.
Эпоха «серебряного века» явила миру целую плеяду выдающихся поэтов… в этом созвездии имен одна из самых ярких звезд — Николай Степанович Гумилёв – основоположник одного из самых интересных поэтических течений начала ХХ века – акмеизма:
Я — угрюмый и упрямый зодчий
Храма, восстающего во мгле,
Я возревновал о славе Отчей,
Как на небесах, и на земле…
Ему предшествовал символизм, представленный творчеством Александра Блока, Иннокентия Анненского, Константина Бальмонта, Валерия Брюсова. Они стояли у истоков творчества Гумилева, являясь либо его прямыми учителями, либо оказали важнейшее воздействие своей поэзией… Поэтический дебют Гумилева прошёл незаметно… в 1902 году в провинциальной небольшой Тифлисской газете. Начиная как правоверный ученик символистов, он постепенно вырабатывает отличную от символизма поэзию, находит в себе достаточно сил, чтобы заявить о рождении нового течения… это попытка говорить поэтически ясно, основываясь больше на логике, чем на интуиции, как это делали символисты… и это попытка обжить существующую реальность, увидеть в ней красоту, а не только безобразие, нарисовать «светлую перспективу». Акмеизм опирается на традицию прочной веры (под верой необязательно понимать ортодоксальное православие или христианство в широком смысле… это всё-таки вера в человека, вера в возможность счастья). Что примечательно, став главой акмеизма, Гумилев постепенно начинает тяготеть к символизму. В более зрелом возрасте он все больше и больше подходит к тем же вопросам, которые волновали символистов. Настоящей вершины, кульминации взлета он достигает в последние несколько лет своей жизни (поэтические сборники «Огненный столп» и «Посредине странствия земного»). Жизнь Гумилева оборвалась довольно быстро при трагических обстоятельствах. Конец великой эпохи серебряного века обозначен уходом с литературной сцены двух крупнейших поэтов… Александра Блока и Николая Гумилева – ярчайших поэтов символизма и акмеизма. Они ушли из жизни с интервалом в две недели в августе 1921 года… Ведь на самом деле:
Земная плоть таинственно вбирает
Тысячелетий бесконечный сок.
Столпом огня в ней Гумилев сгорает,
Поблекшим злаком Александр Блок…
Прочитаны стихи чудесно. Потрясающие «строковые паузы» (такая редкость). Они создают особую стиховую интонацию – отличительная черта Елены Хафизовой. Она никого не «изображает», отдаваться эмоциям, она передаёт «чувство». Замечательнейшее актёрское (без кавычек) чтение, когда переживание подчинено ритму, мелодике, и в их столкновении с текстом выразить, донести поэтический смысл позволяет как раз талант исполнительницы. Может быть, этот закон, по которому подлинная свобода рождается из ограничений, вообще работает повсюду: поэт скован рифмами и размером, верующий — ритуалами и обрядами, человек — своей смертностью:
Крикну я… Но разве кто поможет, —
Чтоб моя душа не умерла?
Только змеи сбрасывают кожи,
Мы меняем души, не тела…
Что зацепило? Академичность… С первых строк в поэме формируется удивительная картина «перспективного изображения» с потрясающей организацией поэтического пространства: «В старинном городе немецком, нарядном, как игрушка в детской…», — своеобразный лирический приём, «лестница чувств»… когда каждый последующий художественный образ цепляется за предыдущий. Запоминается сходу. Сама «перспектива» сужается постепенно, сохраняя великолепную возможность расширения и уменьшения количественного набора промежуточных «ступеней» от самого далекого к самому близкому образу и наоборот. Прием этот наличествует в заговорах, обрядовой поэзии, былинах и других жанрах, что делает его по своей сути общефольклорным. У поэмы своя уникальная лексическая система, она – многокомпонентная: и язык урока («…но Анна шикает – Не смей, так говорить с народом! Самой, должно быть, горько ей таким ходить уродом…»), и язык намёка, и своеобразный язык смысла, и язык ценностей, и язык образа, и язык сюжета, и язык действия… и несёт массу функций скрытого и явного характера. Явные – креативная, эстетическая, увеселительная, коммуникативная (в том числе и межпоколенное общение). Из скрытых, помимо познавательной и информативной, выделю «целеполагание», которое обозначено цепочкой: подумал – решил – сделал. Цель – действие. Проблема – помощь. И, что примечательно, та же критика филистерства… К чести Карлика Носа, он не выбрал для себя самый лёгкий путь: стать шутом, демонстрирующим своё уродство на потеху публике. Он предпочёл по-настоящему работать: быть поваром во дворце у герцога («…и мысль благая, как прожить, явилась утром рано: он может поваром служить у герцога-гурмана…»). Думаю любой слушатель оценит остроту и занимательность сюжета, волшебные превращения, чудеса и очень мудрые мысли, которые в своём поэтическом пересказе Елена Хафизова постаралась предельно чётко донести до ребят, да и до взрослых тоже))) прочитано как будто лично для меня. «Лайк». «Избранное».
Появление Ваших произведений на сайте — явление! Думаю, многие родители и педагоги возьмут за основу Ваши поэмы для обучения деток, вместо «бренчащих кратких пересказов». И это правильно. Подача должна соответствовать величию классиков жанра.
С большим удовольствием продолжаю слушать сборник «Сказок ХафизЫ» (2020).
«Сампо-Лопаренок» по сказке Сакариуса Топелиуса (2019).
Удивительный поэтический пересказ известной сказки… А само обращение автора к нему — важнейший механизм возрождения и выживания литературы в целом. Эта современная трактовка активно взаимодействует с иными жанровыми структурами, использующими вымысел, иносказание, фантастический элемент — с фэнтези и притчей, где действительность предстает в абстрагированном виде и конкретный образ используется для выражения отвлеченного понятия или суждения. Суть: «как тролли на свой лад Рождество справили…» «Солнце небо очистит… выпьет ясное солнце темноту всю до донца! Солнце, вновь растекайся, ты вокруг Растекайса! И в лучах растворился устрашавший всех Хийси…». Великолепная находка: растекайся и Растекайса (Растекайса – гипотетическое место «гнездовья» троллей).
«Маленький Мук» по сказке Вильгельма Гауфа (2019).
Одна из самых талантливых поэм в сборнике. Она подобна собранию мудрых мыслей, нанизанных на нить повествования, в виде миниатюрных притч. Очень талантливо: «…так мучали мы Маленького Мука, но за него досталась мне наука, когда однажды мой отец увидел, как зло я беззащитного обидел…» В условиях жесткой современной действительности, не отличающейся возможностями формирования цельного мировоззрения и приводящей к «кризису целей», чтение подобных сказок — специфический способ ценностного отражения мира с венценосной идеей о победе добра над злом: «…я жизнь его друзьям пересказал, и каждый Мука чтил и уважал…» Прекрасно слушается и воспринимается, легко запоминается. Великолепие торжества тождества языка и мышления, где понимание и чувство имеет «свое название».
«Король Лягушонок» по сказке братьев Якоба и Вильгельма Гримм (2019).
Причудливым образом сталкивая два мира: мир добра и зла, эта удивительная сказка-пьеса Елены Хафизовой в иносказательной, а не декларативной форме, обосновывает правоту честности. Проводит идею осуждения негативных устремлений героини, несправедливым её первоначальным поступком: «…но убежала прочь, беспечно радуясь мячу балованная дочь…» А сколько чести и достоинства в диалоге:
«Ты обещала это, дочь?». –
Король промолвил. – «Да».
«Теперь ничем нельзя помочь.
Обет держи всегда».
Сказка в контексте которой магическое превращение. Ирреалистичность стихотворно выполнена и дополнена, полностью внутренне связана, цельна и завершена. Изящная поэтическая миниатюра.
«Двенадцать братьев» по сказке братьев Якоба и Вильгельма Гримм (2019).
Прекраснейшая поэма в сборнике. Одна из лучших. Потрясающий механизм фантазии, выписанный в стихах. Он мыслится как дар, унаследованный человечеством… способный распахнуть кладовую архетипической памяти рода. И если жизнь говорит с человеком на языке отрицательных модальностей: нигде — неценное — невозможное — запрещенное — неведение, то эта сказка уравновешивает реальные затруднения жизни допусками возможности всё исправить: «…и видит сон: родная мать ей нежно говорит:
— Дитя! Сумеешь воссоздать
Ты братьев юных вид,
Терпеньем за двенадцать лун
Без смеха и без слов
Развеять чары чёрных рун
И белый снять покров…
Запускается механизм компенсаторной функции, устраняющий «психическую запруду». Он дает возможность «получить потерянное». Сопутствующий этому эффект удовольствия от прослушивания — процедура идентификации воспринимающего и сказочного персонажа. Аттарктивный элемент компенсаторной функции — интерес. Сердцевину компенсаторной функции сказки составляет «эскапизм» — побег от реальности, предполагающий перестройку и гармонизацию внутреннего душевного мира от негатива к позитиву, выписанный в финале: «И следом крылья остальных за окнами шумят… Прекрасны братья и сильны, пред нею светлый ряд. И все становятся людьми её коснувшись уст. Так злую волю победил полёт высоких чувств…»
Здорово, когда поэму читает автор. Все совпало: и сами стихи и их подача. Каждое произнесённое слово находит отклик… Великолепная дикция, приятный тембр и удивительная сила голоса. Впервые слушаю настоящую поэзию, которая прочитана просто и, что самое важное, внятно! Понимаешь дословно, а потому, точно воспринимаешь прослушанное. Спасибо.
Не знаю, как я раньше «проходил мимо»? Слушаю с огромным удовольствием. В ваших поэмах и стихах выдержана структура: своя система рифмовки, авторский подход к силлобическому и тоническому моментам, чередование размера, свой уникальный метр… да и много чего! Характеристика кратко: академичность, академичность и ещё раз академичность! Мне очень нравится. А ещё преемственность уникальной школы поэтов серебряного века. Слушать — наслаждение, это правда.
Евгений! Я сама захлебывалась от восторга, начав писать эти сказки в октябре 2019. Не проходило недели, чтобы я не написала новой поэмы на очередной любимый с детства сюжет. Так продолжалось до конца февраля 2020, и результатом стали 23 сказочных поэмы. С точки зрения формы, особенно вдохновляли меня баллады о Робин Гуде в переводе русских поэтов начала века. В «Халифе-Аисте» смену ритма задала мне четырехлетняя дочка Фарида, потому что я сочиняла для нее вслух, а ей не терпелось услышать продолжение. И дети любят такую смену ритма в длинных текстах, она позволяет избежать усыпляющей их монотонности. Потом я еще использовала этот прием в «Карлике-Носе» и «Бабушке Вьюге». Благодарю Вас за то, что Вы первый из литературоведов оценили этот самый дорогой для меня труд!
Прослушал первые три сказки в сборнике. Очень понравилось. Это какая-то магия…
«Щелкунчик» По сказке Э. Т. А. Гофмана (2019).
Удивительный Гофман и две уникальные интерпретации описанных в «Щелкунчике» событий Еленой Хафизовой. Первая — «романтическая», выстроенная на фантастическом допущении, другая — «филистерская» (сама история полностью придумана крестным Дроссельмейером и воспринята детским воображением Мари как подлинная… «Вот Рождества чудесный миг, и крестный Дроссельмейер игрушки дарит нам свои, но трогать их не смеем»). Примечательно само вступление в сборник. Оно сродни моменту «вторжения вечности» с фактом «обнаружения сверхреального в реальном». И это — Рождественская ночь, которая полностью погружает слушателя в традиции святочного рассказа — блаженство, которое даруется не реальностью, не историей, а игрой, карнавалом. Две фазы сюжета: первая — «ожидание» (героиня пребывает в фазе детства: «Немедля бедного Мари прижала нежно к сердцу и так качала до зари, закрывши в спальне дверцу…»), а вторая — «свершение» (свадьба Мари и «молодого Дроссельмейера»… иными словами в финале сказки Мари выходит из статуса ребенка и вступает во взрослую жизнь: «Сияет циферблата круг, и в ночь перед Крещеньем Мари услышала, как вдруг свершилось превращенье…», «…и, преклонив колено, её женой потом ведет в свой замок несравненный»). Ёмко, волшебно, романтично.
«Халиф-Аист» По сказке В. Гауфа (2019).
Неординарная и увлекательная поэтическая адаптированная интерпретация сказки Гауфа. Потрясающая репрезентация аксиологической ценности внешнего облика человека и его ипостаси. Великолепно переданная в стихах особенность восприятия внешности через разнообразные оценочные соотношения его внешнего и внутреннего облика, стремления к щегольству и образ жизни: «Хохоча и кривляясь вприпрыжку, в бессловесном обличье мартышек». Каждая строка поэмы – «цитатник». Актуально «до мурашек».
«Огниво» по сказке Г. Х. Андерсена (2019).
Слушать одно удовольствие… ассоциация – поэтический апокриф «Евангелия детства»: «И все, кого он угощал, когда он был богатым, его забыли в тот же час, и не на что солдату уж и свечу купить себе, чтоб поразмыслить о судьбе в холодный зимний вечер…» Стихи не тенденциозные, но в высшей степени «нравственные». Они «универсальны» по своей природе, по-своему преломляющие стереотипы традиционного сказочного фольклора. Легко, просто, красиво… «… предсказано когда-то, что выйдет дочка короля, притом судьбу свою хваля, за жалкого солдата...»
Евгений, у меня был большой друг. Самый большой, старший друг. Мой преподаватель зарубежной литературы на филфаке, Виктор Семенович Камышев. Мы были почти соседями и очень часто возвращались пешком из института, от центра города, где стоит Тульский кремль, до нашего района на Оружейной. Только он из моих друзей способен был на такие монологи. Он родился 22 августа 1938 года, и поэтому весь август всегда проходит для меня под его невидимой сенью.
Пока секунда вечность сокрушает
И время клином вышибает клин,
Пространство все былое заглушает
Потоками высот, широт и длин.
В четвертом русле, трепетно хранящем
Слова и души повернувших вспять,
Живет Вчера, незримо в настоящем.
Его и смерть не покусится взять.
Все, что истерто, сломано, разбито,
В потоке этом цельность обретет –
Древнейших стен затоптанные плиты
И только что водою ставший лед.
На небе звезды кружат днем и ночью,
Но только ночью видит их трава.
Так ночью жизни видим мы воочью
Тех, кто шагам учил нас и словам.
Кто нас хранит, не замечая тьмы,
Ни дня, ни ночи не жалея тратить, –
И никогда не покидаем мы
Их сокровенных бережных объятий.
Евгений! Сами имена Виланда, Гофмана, Брентано звучат для меня музыкой, а та непринужденность, с которой Вы их используете, возвращает меня в волшебные годы детства, когда книги их впервые были раскрыты. СПАСИБО!!! За днем рождества Николая Чудотворца последовал день святого Анатолия Оптинского, так же полный чудес и исполнения желаний!!!
Сразу же после «Маленького Мука» начинается новая, с интригующим названием, «Сказка о фальшивом принце», которая заставляет нас предполагать действительное наличие маскарада. Эта завершающая цикл сказка оказывается очень важной не только для понимания «Каравана», но и для понимания мировоззрения Гауфа и всего его творчества. Мотив маскарада здесь организует структуру. Собственно говоря, все основные события развертываются благодаря перемене костюма. Здесь автор сознательно маскирует главного героя, портняжку Лабакана, в одежды принца и ставит в ситуации, подобающие этой одежде. Автор исходит из желания Лабакана быть не тем, что предназначено ему судьбой, поставить себя выше, чем возможно. Но, примеряя платье принца, Лабакан меняет лишь внешний вид, а внутренне остается тем же жалким портняжкой. Настоящий же принц благороден и в жалких лохмотьях портняжки. Стремление переменить только внешний вид (внутренне оставаясь тем же) толкает Лабакана на преступление: он обворовывает законного принца Омара и нечестным путем занимает его место. Один лишь раз (примерив чужой наряд) Лабакан поддался «злому духу лжи», и это повлекло за собой цепь новых проступков… Нельзя построить счастье на чужом несчастье и возмездие неминуемо. «Сказку о фальшивом принце» трудно назвать просто волшебной или неволшебной. В действии сказки принимает участие добрая фея, но она не превращает людей в зверей и наоборот, не превращается ни в кого сама, она выступает в роли мудрого судьи, преподнеся для разрешения вопроса две шкатулки с надписями «честь и слава» и «счастье и богатство». Завершилась последняя сказка, но не завершилась еще центральная история цикла. Все еще интригует нас фигура чужеземца (пока известного под именем Селим Барух). Гауф как опытный автор приключенческого романа только в последних строчках срывает маску с незнакомца… Ошеломительно! Благодаря этому приёму мы невольно возвращаемся к прежним историям («История об отрубленной руке», «Спасение Фатьмы», «Сказка о калифе-аисте») и взглянуть на незнакомца, на эти сказки и их героев другими глазами… Смысл: внешний вид человека обманчив, очень важно рассмотреть его внутреннюю сущность. Заканчивая повествование, Гауф оправдывает свою рамочную, точнее, кольцевую композицию цикла. Круг замкнулся, все звенья цепи оказались соединены друг с другом. Последнее произведение, «Сказка о фальшивом принце», ставит все на свои места. Итак, закончилось действие, возвратились из странствия герои. Герои романтической сказки и новеллы путешествуют, бредут, подобно сомнамбуле, побуждаемые загадочным влечением, судьбой, роком, томятся и гоняются за прекрасным голубым цветком, ищут по всему миру свою возлюбленную, а то и неопреодолимое увлечены музыкой и искусством… что заставляет их бросить родной дом. Узость и затхлость мира филистеров, стремление найти понимающую душу — все это тоже бросает их в путь-дорогу. Огромная благодарность чтице Елене Хафизовой за «караван» волшебства, тайн, загадок и необыкновенных историй. Аудиокнига — шедевр. Обязательно послушайье с детками))) Она — «воспитательная». А каким бонусом бисерно встроены поэмы-миниатюры Елены Хафизовой… слог изумительный. Передана сама суть: тот же караван в стихотворной форме… это то, что очень легко запомнить. Литература высшей пробы!!! Традиционный поклон. «Лайк». «Избранное»)))
Следующий рассказ «Спасение Фатьмы» ведет один из участников караванного шествия. История эта якобы произошла с его братом Мустафой… Здесь нет ни фей, ни духов, ни волшебников, ни чудесных превращений. Сюжет «Спасения Фатьмы» — похищение разбойниками красивой девушки и поиски ее братом… Но на первый план выдвигается фигура, которая должна была бы оставаться в тени — упоминавшийся ранее разбойник Орбасан. Для членов каравана он представляет собой реально существующее лицо, грозу пустыни, одно имя которого нагоняет страх… Гауф даже прерывает повествование и заставляет слушателей высказаться об Орбасане: «Я изменил свое мнение об Орбасане, потому что с твоим братом он поступил благородно», — говорит один из них, а другой добавляет: «Он поступил как смелый мусульманин». У Орбасана есть в этом рассказе противопоставление — отрицательный персонаж Басса, оттеняющий благородные качества разбойника. Цель композиции одна — раскрытие человеческих характеров, тайников человеческой души. Благородное сердце может стучать и под суровым обликом разбойника, первое впечатление о человеке обманчиво. Подкрепляет эту мысль «История Маленького Мука», которая несколько особняком стоит в серии караванных историй. Мули — не только рассказчик, а ещё очевидец и участник событий. Тот же приём «сказка в сказке»: Мули рассказывает историю, услышанную им от отца, а тот в свою очередь узнал ее от Маленького Мука. Предваряет поворот к волшебствам описание внешности Мука: «Маленький Мук не был молод, когда я его узнал, но он был не более трех-четырех вершков ростом, при этом имел необычный вид, так как его маленькое тело должно было нести большую (больше, чем у других людей) голову...» Это одна из лучших сказок Гауфа. Его блистательная фантазия создала и новые сказочные образы (Маленький Мук, фея Ахавзи), и новые неожиданные сюжетные повороты. Излюбленный мотив маскарада помогает движению сюжета: старушка, к которой попадает Маленький Мук, оказывается замаскированной феей, замаскированы в комнатке и ее сокровища. Маленький Мук сам неоднократно прибегает к маскараду, переодеваясь то в торговца фруктами, то во врача. Мук напоминает образы гномов, троллей. В предыдущих волшебных сказках цикла герои, случайно обнаруживая чудесное, не пытались сделать волшебный дар средством своего существования. Маленький Мук пользуется только своими волшебными туфлями и палочкой, чтобы добыть средства для жизни. Эта сказка представляет собой не описание приключений, они отнюдь не составляют главного. Это своего рода хвалебная песнь находчивому, умному и честному маленькому человеку, несмотря на уродливую внешность располагающего к себе. Внешне некрасивый Маленький Мук — самое положительное лицо в сказке. Великолепное качество — умение разглядеть в человеке доброе сердце. «Подлость, зло не принесут счастья, а будут непременно наказаны...»
Начинает цикл «Сказка о калифе-аисте». Её рассказывает сам загадочный гость — Селим Барух. Какая искрящаяся юмором забавная история))) она сразу же делает заявку на вероятность волшебного, сверхъестественного: «понюхать щепоточку порошка, произнести слово «мутабор» — и все, превращения подаются столь же житейски, как в большинстве сказок: и народных, и у братьев Гримм, и у Тика в «Абрагаме Тонелли». «Сказка о калифе-аисте» не только начинает волшебства, но и смело заявляет, что в центре внимания не столько волшебные приключения, сколько проблемы моральные. Человек в центре повествования, даже аисты наделены человеческими качествами. С образом Селима Баруха ассоциируется и проблема наказанного зла. Кроме того, история совы-принцессы сама по себе миниатюрная сказка. Сюжет напоминает «Короля-оленя» Карло Гоцци. Закончилась первая история, и мы возвращается к действующим лицам караванного шествия. Гауф начинает новую сказку — «Историю о корабле призраков». Рассказ идет от первого лица купца Ахмета: юноша пускается в дальнее плавание, чтобы попытать счастья (безусловно сюжет отсылает к столь популярным тогда произведениям: «История Синдбада-морехода» из «1001 ночи», «Робинзон Крузо», «Путешествия Гулливера», «Сказание о Летучем Голландце», «Немая любовь» Музеуса)… суть: кораблекрушение и счастливое спасение. Произошло чудо, как утверждает Ахмет: «… мы поблагодарили Аллаха, который сохранил нам жизнь столь чудесным образом». Второго чуда пока еще нет, но вся обстановка на этом странном корабле, наполненном загадочными мертвецами, предваряет таинственные события… Интересна фигура восточного мудреца (как в сказке о калифе-аисте), распутывающего клубок таинств. Призракам Гауф отвёл второстепенную роль… Они всего лишь создают «страшный» фон, атмосферу повествования. И снова возвращение к действующим лицам каравана. В общем хоре зазвучал новый голос. Следующее действующее лицо начинает свою партию — «Историю об отрубленной руке». Вначале несколько интригующих фраз. Мы узнаем, что Зулейкос всегда серьезен и замкнут, что у него нет левой руки и что он прожил ужасные дни, о которых хочет поведать… Эта новелла-сказка своей неопределенностью жанра, больше, чем все остальные, выявляет родство Гауфа с романтиками и просветителями. Она охотно идет навстречу эксцентрике и развивается до фантастики… Типичен для того времени просветительский мотив о чужеземце… Зулейкос, уроженец Константинополя, приезжает во Францию, а затем в Италию попытать счастья (аналогия с незнакомцем в красном плаще в «Принцессе Брамбилле» Гофмана). «История об отрубленной руке» композиционный центр всего цикла «Караван». Здесь пересекаются жизненные пути двух героев караванного шествия — незнакомца Орбасана и Зулейкоса. Тут же в отступлении мы узнаем о его дальнейшем отношении к незнакомцу: «… но я находил утешение в вере моих отцов, а она велела мне любить моего врага, а он, наверно, несчастнее меня». Эти слова вызывают прилив признательности таинственного гостя: «Вы благородный человек!» — воскликнул чужеземец и с чувством пожал греку руку». История эта продолжается до самого конца цикла — только тогда мы узнаем истинную судьбу убитой Бланки и незнакомца… В отступлении упоминается новая таинственная, фигура — разбойник Орбасан. На наших глазах развертывается еще одно приключение, в котором немаловажную роль играет чужеземец Селим Барух. Они связаны друг с другом тонкими, незримыми нитями. Эта интрига придает повествованию особую прелесть.
Гауф Вильгельм — сборник «Караван» (1826 ), Елена Хафизова — сказочные поэмы по произведениям Вильгельма Гауфа (2019).
Бесподобно. Раньше читать сборник полностью и в такой последовательности не приходилось. Что-то доводилось читать, что-то смотреть… Целая серия потрясающих сказок, посвящённых теме Востока, а Восток — «дело тонкое»… «Караван» напоминает волшебные сказки Кристофа Мартина Виланда, Клеменса Брентано де ла Роша, «Тысячи и одной ночи»… Сам цикл своеобразно выстроен — сказки в сказке. Одна история влечет за собой другую, другая развертывается в новую, не менее удивительную. Цепь сказок — караван, где каждое действующее лицо — слушатель и рассказчик. С юным озорством и тонким изяществом и Гауф и Елана Хафизова приглашают нас на маскарад… Изящное сочетание реальности и загадочности: кусочек ткани… вуаль… надвинутая на лицо, перемена костюма — и человек оборачивается к нам новой стороной, маскирует свое истинное лицо или, наоборот, открывает его… Это как примерить экзотическое платье для маскарада. Оно ослепляет необычными пряными восточными понятиями, явлениями, терминами, звучными восточными именами))) прелесть невероятная))) А образ каравана, пересекающего жаркую пустыню: «песок, солнце, пестрые тюрбаны, караван-сараи...» Многочисленные детали — маскировка… Открывает цикл небольшая притча о сказке — дверь в неповторимо прекрасный волшебный мир. Это «признание» в любви к сказке, к сказке — дочери королевы-фантазии, приносящей людям радость и утешение. И эта девочка-сказка волшебным голосом Шехерезады — Хафизовой Елены — проскальзывает украдкой в мир, к нам людям. Она распахнула наши ставни окон и перед нами типичная для Востока картина: «жаркий песок… перезвон колокольчиков… верблюды и лошади, бредущие по пустыне — караван..» Завязка — причудливый маскарад со странным гостем Селимом Барухом… А внешность какая колоритная, и этот его нарядный восточный костюм: «Всадник выглядел великолепно, костюм его не уступал в роскоши убранству коня, белый тюрбан, богато расшитый золотом, ярко-алые сюртук и шаровары, изогнутый меч с богато изукрашенной рукояткой… черные глаза, сверкающие под кустистыми бровями, длинная борода и нос с горбинкой придавали ему дикий отважный облик», — одна из интриг))) не буду спойлерить. Дальше знакомство с основными действующими лицами. Вот она ниточка: они стали рассказывать друг другу сказки, чтобы скоротать время, то есть принять участие в «новом маскараде»…
Какое изумительное богатство тем и средств выражения у Николая Степановича Гумилёва — «пышность барокко» — индивидуальная стилистическая манера. Он экзотичен не только в выборе тем, но и в роскоши слов, звучных и красочных. Патетика — неотъемлемая часть стиля. В ней след его подлинного «романтического порыва». Без нее он не смог бы себя выразить. Это русская лирика в одной из своих «модернистких» одежд. «Отравленная туника» – «трагедия вырождения»… Безупречно переданы трагизм эпохи и героика личности. Суть: поэтическое прозрение трагедии человечества, выстраданное личным участием в ней. А как написано: чуткое отношение к законам языка, множественность эпитетов-колоративов и сравнений, обилие «конструкций» риторического характера, метафизичность, тождественность, декоративность… Расширила палитру возможностей «притчевая исповедальность». «Отравленная туника» выстрадана автором через участие «личного» характера. Проскальзывают аллюзии на Анну Андреевну Ахматовну. Великолепно выписана «эволюция» героя до героя-философа… отчасти напомнила трагедийную пьесу Уильяма Шекспира «Отелло, венецианский мавр» (1604). Прочитано чудесно: «вербальная портретика не уступает визуальной». «Лайк». «Избранное».
Удивительный сборник стихов! А как составлен))) Не только «поэтов любит ночь…» Ночь — прикосновение к себе и близость с собой, настоящим… в сердце царит музыка, а в голове — слова… растворяешься в безмятежности и слышишь собственные мысли… «Время останавливается» в «зеркале» собственного отражения… как у «моря тихого»… предвосхищая в предрассветной палитре красок «рождения нового дня», и вместе с ней «души, которая не умирает»… Прочитан волшебно. «Лайк». «Избранное».
История превратила трагический обрыв поэзии Николая Степановича Гумилева всего лишь в «отрывок»… «отрывок жизни», пленительный своей «бездонной глубиной», удивительный неповторимостью перспектив бесконечных смыслов, загадочный «таинственной музыкой своих речей...»
И умер я… и видел пламя,
Не виданное никогда:
Пред ослепленными глазами
Светилась синяя звезда…
В каждом отдельном стихотворении средоточие сплетений нескольких тем… когда внешнее представление описано и слито с психологическим, живопись объединена с философией, а музыка поёт в прозе…
О тебе, о тебе, о тебе,
Ничего, ничего обо мне!
В человеческой, темной судьбе
Ты — крылатый призыв к вышине…
Уникальное творчество, развившееся под знаком большой мысли, доступное настоящим поэтам, властелинам ритмов, слагающим «окрыленные стихи», «расковывая косный сон стихий»… Он писал их подобно «возношению» благоуханной дымящейся «жертвы» на «алтарь богам»… Сокрытое в стихотворном «подтексте» художника, его индивидуальность намного масштабнее акмеистических устремлений. В его лирике воплотился он сам, его личность — мужественный стойкий человек, любящий и умеющий смотреть в лицо опасности… человек, бесстрашно бросающий вызов судьбе:
Свод небесный будет раздвинут
Пред душою, и душу ту
Белоснежные кони ринут
В ослепительную высоту…
В этом сборнике бесконечный разлив удивительных смещений и метаморфоз. Они запечатлены с таким страстным притяжением, в столь немыслимо выразительных словосочетаниях, ритмических конструкциях, что сразу появляется ощущение их естественного существования в мире, из которого почерпнуты уникальные образы и воплощены в своеобразном, обусловленном целостной атмосферой произведений строе. Сухой констатации заветов христианства нет нигде. Они проступили в живых многогранных переживаниях личности и потому приобрели редкую выразительность и свой таинственный смысл:
Но дремлет мир в молчаньи строгом,
Он знает правду, знает сны,
И Смерть, и Кровь даны нам Богом
Для оттененья Белизны…
Прочитано чудесно… так, что «строй находишь в нестройном хоре чувства»… большое спасибо. «Лайк». «Избранное».
«Здравствуй, мой дорогой Шурик...»
«Здравствуй, Леша, крепко-крепко обнимаю и горячо целую...»
История прекрасной любви в письмах… Какими меткими, рубленными фразами звучит об этих событиях «обнажённых душ переписка». Как умело для него подобраны в словесной палитре Алексея и Александры скупые на восклицания словесные краски и как высок накал от строки к строке, передающий слушателю трагизм пережитого и выстраданного… любовь двух людей, разделённых войной… — два крыла, несущие высокое чувство по свету… самая трогательное исполнение из всего прослушанного. «Позавчера, Шурик, я видел во сне тебя и Аллочку, и якобы я Аллочку носил на руках и играл с ней, а она смеялась у меня на руках. Но, когда я проснулся и увидел, что это только сон, то у меня навернулись слезы, конечно, это слабость, но эту слабость я себе прощаю...» Пленительно… до «оглушения»… Это та самая настоящая «вечность» любящих… «Помнишь, Леша, как любила я целовать тебя? Как мне хочется снова расцеловать это дорогое мне лицо, о котором я мечтаю и мучительно скучаю вот уже седьмой год...»
Просто тихо: «Спасибо»!
Я — угрюмый и упрямый зодчий
Храма, восстающего во мгле,
Я возревновал о славе Отчей,
Как на небесах, и на земле…
Ему предшествовал символизм, представленный творчеством Александра Блока, Иннокентия Анненского, Константина Бальмонта, Валерия Брюсова. Они стояли у истоков творчества Гумилева, являясь либо его прямыми учителями, либо оказали важнейшее воздействие своей поэзией… Поэтический дебют Гумилева прошёл незаметно… в 1902 году в провинциальной небольшой Тифлисской газете. Начиная как правоверный ученик символистов, он постепенно вырабатывает отличную от символизма поэзию, находит в себе достаточно сил, чтобы заявить о рождении нового течения… это попытка говорить поэтически ясно, основываясь больше на логике, чем на интуиции, как это делали символисты… и это попытка обжить существующую реальность, увидеть в ней красоту, а не только безобразие, нарисовать «светлую перспективу». Акмеизм опирается на традицию прочной веры (под верой необязательно понимать ортодоксальное православие или христианство в широком смысле… это всё-таки вера в человека, вера в возможность счастья). Что примечательно, став главой акмеизма, Гумилев постепенно начинает тяготеть к символизму. В более зрелом возрасте он все больше и больше подходит к тем же вопросам, которые волновали символистов. Настоящей вершины, кульминации взлета он достигает в последние несколько лет своей жизни (поэтические сборники «Огненный столп» и «Посредине странствия земного»). Жизнь Гумилева оборвалась довольно быстро при трагических обстоятельствах. Конец великой эпохи серебряного века обозначен уходом с литературной сцены двух крупнейших поэтов… Александра Блока и Николая Гумилева – ярчайших поэтов символизма и акмеизма. Они ушли из жизни с интервалом в две недели в августе 1921 года… Ведь на самом деле:
Земная плоть таинственно вбирает
Тысячелетий бесконечный сок.
Столпом огня в ней Гумилев сгорает,
Поблекшим злаком Александр Блок…
Прочитаны стихи чудесно. Потрясающие «строковые паузы» (такая редкость). Они создают особую стиховую интонацию – отличительная черта Елены Хафизовой. Она никого не «изображает», отдаваться эмоциям, она передаёт «чувство». Замечательнейшее актёрское (без кавычек) чтение, когда переживание подчинено ритму, мелодике, и в их столкновении с текстом выразить, донести поэтический смысл позволяет как раз талант исполнительницы. Может быть, этот закон, по которому подлинная свобода рождается из ограничений, вообще работает повсюду: поэт скован рифмами и размером, верующий — ритуалами и обрядами, человек — своей смертностью:
Крикну я… Но разве кто поможет, —
Чтоб моя душа не умерла?
Только змеи сбрасывают кожи,
Мы меняем души, не тела…
Очень понравилось. «Лайк». «Избранное».
Что зацепило? Академичность… С первых строк в поэме формируется удивительная картина «перспективного изображения» с потрясающей организацией поэтического пространства: «В старинном городе немецком, нарядном, как игрушка в детской…», — своеобразный лирический приём, «лестница чувств»… когда каждый последующий художественный образ цепляется за предыдущий. Запоминается сходу. Сама «перспектива» сужается постепенно, сохраняя великолепную возможность расширения и уменьшения количественного набора промежуточных «ступеней» от самого далекого к самому близкому образу и наоборот. Прием этот наличествует в заговорах, обрядовой поэзии, былинах и других жанрах, что делает его по своей сути общефольклорным. У поэмы своя уникальная лексическая система, она – многокомпонентная: и язык урока («…но Анна шикает – Не смей, так говорить с народом! Самой, должно быть, горько ей таким ходить уродом…»), и язык намёка, и своеобразный язык смысла, и язык ценностей, и язык образа, и язык сюжета, и язык действия… и несёт массу функций скрытого и явного характера. Явные – креативная, эстетическая, увеселительная, коммуникативная (в том числе и межпоколенное общение). Из скрытых, помимо познавательной и информативной, выделю «целеполагание», которое обозначено цепочкой: подумал – решил – сделал. Цель – действие. Проблема – помощь. И, что примечательно, та же критика филистерства… К чести Карлика Носа, он не выбрал для себя самый лёгкий путь: стать шутом, демонстрирующим своё уродство на потеху публике. Он предпочёл по-настоящему работать: быть поваром во дворце у герцога («…и мысль благая, как прожить, явилась утром рано: он может поваром служить у герцога-гурмана…»). Думаю любой слушатель оценит остроту и занимательность сюжета, волшебные превращения, чудеса и очень мудрые мысли, которые в своём поэтическом пересказе Елена Хафизова постаралась предельно чётко донести до ребят, да и до взрослых тоже))) прочитано как будто лично для меня. «Лайк». «Избранное».
«Сампо-Лопаренок» по сказке Сакариуса Топелиуса (2019).
Удивительный поэтический пересказ известной сказки… А само обращение автора к нему — важнейший механизм возрождения и выживания литературы в целом. Эта современная трактовка активно взаимодействует с иными жанровыми структурами, использующими вымысел, иносказание, фантастический элемент — с фэнтези и притчей, где действительность предстает в абстрагированном виде и конкретный образ используется для выражения отвлеченного понятия или суждения. Суть: «как тролли на свой лад Рождество справили…» «Солнце небо очистит… выпьет ясное солнце темноту всю до донца! Солнце, вновь растекайся, ты вокруг Растекайса! И в лучах растворился устрашавший всех Хийси…». Великолепная находка: растекайся и Растекайса (Растекайса – гипотетическое место «гнездовья» троллей).
«Маленький Мук» по сказке Вильгельма Гауфа (2019).
Одна из самых талантливых поэм в сборнике. Она подобна собранию мудрых мыслей, нанизанных на нить повествования, в виде миниатюрных притч. Очень талантливо: «…так мучали мы Маленького Мука, но за него досталась мне наука, когда однажды мой отец увидел, как зло я беззащитного обидел…» В условиях жесткой современной действительности, не отличающейся возможностями формирования цельного мировоззрения и приводящей к «кризису целей», чтение подобных сказок — специфический способ ценностного отражения мира с венценосной идеей о победе добра над злом: «…я жизнь его друзьям пересказал, и каждый Мука чтил и уважал…» Прекрасно слушается и воспринимается, легко запоминается. Великолепие торжества тождества языка и мышления, где понимание и чувство имеет «свое название».
«Король Лягушонок» по сказке братьев Якоба и Вильгельма Гримм (2019).
Причудливым образом сталкивая два мира: мир добра и зла, эта удивительная сказка-пьеса Елены Хафизовой в иносказательной, а не декларативной форме, обосновывает правоту честности. Проводит идею осуждения негативных устремлений героини, несправедливым её первоначальным поступком: «…но убежала прочь, беспечно радуясь мячу балованная дочь…» А сколько чести и достоинства в диалоге:
«Ты обещала это, дочь?». –
Король промолвил. – «Да».
«Теперь ничем нельзя помочь.
Обет держи всегда».
Сказка в контексте которой магическое превращение. Ирреалистичность стихотворно выполнена и дополнена, полностью внутренне связана, цельна и завершена. Изящная поэтическая миниатюра.
«Двенадцать братьев» по сказке братьев Якоба и Вильгельма Гримм (2019).
Прекраснейшая поэма в сборнике. Одна из лучших. Потрясающий механизм фантазии, выписанный в стихах. Он мыслится как дар, унаследованный человечеством… способный распахнуть кладовую архетипической памяти рода. И если жизнь говорит с человеком на языке отрицательных модальностей: нигде — неценное — невозможное — запрещенное — неведение, то эта сказка уравновешивает реальные затруднения жизни допусками возможности всё исправить: «…и видит сон: родная мать ей нежно говорит:
— Дитя! Сумеешь воссоздать
Ты братьев юных вид,
Терпеньем за двенадцать лун
Без смеха и без слов
Развеять чары чёрных рун
И белый снять покров…
Запускается механизм компенсаторной функции, устраняющий «психическую запруду». Он дает возможность «получить потерянное». Сопутствующий этому эффект удовольствия от прослушивания — процедура идентификации воспринимающего и сказочного персонажа. Аттарктивный элемент компенсаторной функции — интерес. Сердцевину компенсаторной функции сказки составляет «эскапизм» — побег от реальности, предполагающий перестройку и гармонизацию внутреннего душевного мира от негатива к позитиву, выписанный в финале: «И следом крылья остальных за окнами шумят… Прекрасны братья и сильны, пред нею светлый ряд. И все становятся людьми её коснувшись уст. Так злую волю победил полёт высоких чувств…»
Здорово, когда поэму читает автор. Все совпало: и сами стихи и их подача. Каждое произнесённое слово находит отклик… Великолепная дикция, приятный тембр и удивительная сила голоса. Впервые слушаю настоящую поэзию, которая прочитана просто и, что самое важное, внятно! Понимаешь дословно, а потому, точно воспринимаешь прослушанное. Спасибо.
Прослушал первые три сказки в сборнике. Очень понравилось. Это какая-то магия…
«Щелкунчик» По сказке Э. Т. А. Гофмана (2019).
Удивительный Гофман и две уникальные интерпретации описанных в «Щелкунчике» событий Еленой Хафизовой. Первая — «романтическая», выстроенная на фантастическом допущении, другая — «филистерская» (сама история полностью придумана крестным Дроссельмейером и воспринята детским воображением Мари как подлинная… «Вот Рождества чудесный миг, и крестный Дроссельмейер игрушки дарит нам свои, но трогать их не смеем»). Примечательно само вступление в сборник. Оно сродни моменту «вторжения вечности» с фактом «обнаружения сверхреального в реальном». И это — Рождественская ночь, которая полностью погружает слушателя в традиции святочного рассказа — блаженство, которое даруется не реальностью, не историей, а игрой, карнавалом. Две фазы сюжета: первая — «ожидание» (героиня пребывает в фазе детства: «Немедля бедного Мари прижала нежно к сердцу и так качала до зари, закрывши в спальне дверцу…»), а вторая — «свершение» (свадьба Мари и «молодого Дроссельмейера»… иными словами в финале сказки Мари выходит из статуса ребенка и вступает во взрослую жизнь: «Сияет циферблата круг, и в ночь перед Крещеньем Мари услышала, как вдруг свершилось превращенье…», «…и, преклонив колено, её женой потом ведет в свой замок несравненный»). Ёмко, волшебно, романтично.
«Халиф-Аист» По сказке В. Гауфа (2019).
Неординарная и увлекательная поэтическая адаптированная интерпретация сказки Гауфа. Потрясающая репрезентация аксиологической ценности внешнего облика человека и его ипостаси. Великолепно переданная в стихах особенность восприятия внешности через разнообразные оценочные соотношения его внешнего и внутреннего облика, стремления к щегольству и образ жизни: «Хохоча и кривляясь вприпрыжку, в бессловесном обличье мартышек». Каждая строка поэмы – «цитатник». Актуально «до мурашек».
«Огниво» по сказке Г. Х. Андерсена (2019).
Слушать одно удовольствие… ассоциация – поэтический апокриф «Евангелия детства»: «И все, кого он угощал, когда он был богатым, его забыли в тот же час, и не на что солдату уж и свечу купить себе, чтоб поразмыслить о судьбе в холодный зимний вечер…» Стихи не тенденциозные, но в высшей степени «нравственные». Они «универсальны» по своей природе, по-своему преломляющие стереотипы традиционного сказочного фольклора. Легко, просто, красиво… «… предсказано когда-то, что выйдет дочка короля, притом судьбу свою хваля, за жалкого солдата...»
Исполнительница – чудо. Спасибо от всего сердца.
Пока секунда вечность сокрушает
И время клином вышибает клин,
Пространство все былое заглушает
Потоками высот, широт и длин.
В четвертом русле, трепетно хранящем
Слова и души повернувших вспять,
Живет Вчера, незримо в настоящем.
Его и смерть не покусится взять.
Все, что истерто, сломано, разбито,
В потоке этом цельность обретет –
Древнейших стен затоптанные плиты
И только что водою ставший лед.
На небе звезды кружат днем и ночью,
Но только ночью видит их трава.
Так ночью жизни видим мы воочью
Тех, кто шагам учил нас и словам.
Кто нас хранит, не замечая тьмы,
Ни дня, ни ночи не жалея тратить, –
И никогда не покидаем мы
Их сокровенных бережных объятий.
Бесподобно. Раньше читать сборник полностью и в такой последовательности не приходилось. Что-то доводилось читать, что-то смотреть… Целая серия потрясающих сказок, посвящённых теме Востока, а Восток — «дело тонкое»… «Караван» напоминает волшебные сказки Кристофа Мартина Виланда, Клеменса Брентано де ла Роша, «Тысячи и одной ночи»… Сам цикл своеобразно выстроен — сказки в сказке. Одна история влечет за собой другую, другая развертывается в новую, не менее удивительную. Цепь сказок — караван, где каждое действующее лицо — слушатель и рассказчик. С юным озорством и тонким изяществом и Гауф и Елана Хафизова приглашают нас на маскарад… Изящное сочетание реальности и загадочности: кусочек ткани… вуаль… надвинутая на лицо, перемена костюма — и человек оборачивается к нам новой стороной, маскирует свое истинное лицо или, наоборот, открывает его… Это как примерить экзотическое платье для маскарада. Оно ослепляет необычными пряными восточными понятиями, явлениями, терминами, звучными восточными именами))) прелесть невероятная))) А образ каравана, пересекающего жаркую пустыню: «песок, солнце, пестрые тюрбаны, караван-сараи...» Многочисленные детали — маскировка… Открывает цикл небольшая притча о сказке — дверь в неповторимо прекрасный волшебный мир. Это «признание» в любви к сказке, к сказке — дочери королевы-фантазии, приносящей людям радость и утешение. И эта девочка-сказка волшебным голосом Шехерезады — Хафизовой Елены — проскальзывает украдкой в мир, к нам людям. Она распахнула наши ставни окон и перед нами типичная для Востока картина: «жаркий песок… перезвон колокольчиков… верблюды и лошади, бредущие по пустыне — караван..» Завязка — причудливый маскарад со странным гостем Селимом Барухом… А внешность какая колоритная, и этот его нарядный восточный костюм: «Всадник выглядел великолепно, костюм его не уступал в роскоши убранству коня, белый тюрбан, богато расшитый золотом, ярко-алые сюртук и шаровары, изогнутый меч с богато изукрашенной рукояткой… черные глаза, сверкающие под кустистыми бровями, длинная борода и нос с горбинкой придавали ему дикий отважный облик», — одна из интриг))) не буду спойлерить. Дальше знакомство с основными действующими лицами. Вот она ниточка: они стали рассказывать друг другу сказки, чтобы скоротать время, то есть принять участие в «новом маскараде»…