Прослушала. Озвучка великолепна. А Мопассан нигде не пояснял, чем именно его потрясло это произведение русской классики? Хотелось бы узнать. Мне удалось найти только мнение Толстого о Мопассане.
Не смогла ограничиться лаконичным комментарием, простите. Действительно достойно восхищения, как при помощи прямой речи персонажа и зеркала писателю удается всего на 3-х страницах (15 минут прослушивания) представить нам своего рода «автопортрет Дориана Грея». Пройдемся же с карандашиком по тексту.
" Не стану рассказывать нашей повести. У любви только одна повесть, всегда одна и та же. Я встретил ее и полюбил. Вот и все. " — Рассказчик пытается что-то скрыть. Но, судя по его словам, страсть и влечение к этой женщине были у него очень сильны. Ну, там, ласки, взоры, речи и все такое.
И вот она слегла.
«О чем мы говорили? Не знаю. Я все позабыл, все, все! » — То есть ему не особенно важно было, о чем они говорили. А ведь к словам значимых для себя людей обычно прислушиваются. Потом она умерла.
«Явился священник и, говоря о ней, сказал: «Ваша любовница». Мне показалось, что он оскорбил ее. Никто не смел называть ее так, ведь она умерла. Я выгнал его. » —Так вон оно что. Священник посмел ему в лицо сказать неприятную правду. То есть СДЕЛАТЬ женщину своей любовницей и тем самым навсегда погубить ее репутацию и навсегда закрыть ей путь в приличное общество не представляется нашему герою оскорбительным для нее, а вот услышать об этом от другого… А если бы вдруг умерла не она, а он, не пожелавший дать ей свое имя и законное положение, что ожидало бы ее? Несомненное падение и гибель. Не может быть, чтобы он не понимал этого, но его это не волновало.Забота о благополучии любимой, видимо, не входила в число приоритетов нашего пылко влюбленного. Я понимаю, что у некоторых современных читателей могут быть несколько сбиты традиционные настройки, поэтому предложу для сравнения другой рассказ Мопассана, такой же короткий, —«Буатель» (он есть на сайте). Так вот там речь идет действительно, о любви, о честной любви. Но вернемся к нашему герою.
«Пришли знакомые, несколько подруг. Я скрылся. Я убежал.» — он не хочет видеть людей, которые пришли разделить его горе, и, которым, видимо, была дорога покойница. Что-то мешает ему прямо смотреть им в глаза и принимать их соболезнования, а может быть и упреки…
Уехал. Вернулся. В доме где, по идее, должны жить милые сердцу воспоминания, чувствует себя ужасно, хочет бежать. Что гонит его, вызывает этот явный страх? Чувство вины, муки нечистой совести? Очень похоже.
И вот тут появляется оно, Зеркало.
" И я остановился как вкопанный против зеркала, так часто ее отражавшего. Так часто, что оно тоже должно было сохранить ее образ. "
Вглядывается в зеркало в попытке воскресить образ любимой, но, как вы думаете, кого он может там увидеть? Сюрприз! Как пелось в одной хорошей песне, «Looking at me you see yourself».
«Скорбное зеркало, живое, светлое, страшное зеркало, источник бесконечных пыток!»
В психоанализе это, кажется, называется проекцией. С этого момента мы переходим к мистической части и наблюдаем путешествие героя к самому себе. Он отправляется на кладбище. Мысли о разложившемся теле любимой опять терзают его, так как кроме ее тела, «смутного объекта желания», вспомнить ему нечего, а искомый светлый образ по-прежнем ускользает. За оградой первого кладбища он попадает на кладбище «по ту сторону», которое мы можем считать пространством его души, территорией его сна или бреда, как вам будет угодно. И здесь нам откроется истина о внутреннем мире нашего героя, так как он переходит к интересным обобщениям, и мы узнаем его мнение о человечестве как таковом.
"… все они были палачами своих близких, злодеями, подлецами, лицемерами, лжецами, мошенниками, клеветниками, завистниками, что они воровали, обманывали, совершали самые позорные, самые отвратительные поступки — все эти любящие отцы, верные супруги, преданные сыновья, целомудренные девушки, честные торговцы, все эти мужчины и женщины, слывшие добродетельными."
Неужели абсолютно все?
Вот что отвечает один хороший человек, персонаж пьесы любимого мною Евгения Шварца, на подобное заявление:
" Не надо так говорить. Так говорят те, кто выбрал себе самую ужасную дорогу в жизни. Они безжалостно душат, давят, грабят, клевещут: кого жалеть — ведь все люди негодяи!"
А пословица говорит:«У кривой Натальи все люди канальи».
Ну и последний, логичный шаг нашего героя — очернить память умершей и самому поверить в это, чтобы избегать в дальнейшем мучительного чувства вины перед нею. Просто поселил еще одного беса в своем персональном аду.
А что же покойница? О ней мы ничего не узнаем. De mortuis aut bene aut nihil.
«Никто не давал ей обещаний — это она подтвердила свои наилучшие пожелания. Она сказала “да”. И если она сдержит обет, то всё будет хорошо, и следом придёт любовь: так хорошо, как можно только мечтать.
— Ну конечно, — сказала она снова, и подняла глаза к небу, еще более опустевшему теперь. Не предательство, а обет; взять себя в руки, а не опустить их. Хорошо будет ровно до тех пор, пока мы без посторонней помощи будем его выполнять. Всё совсем хорошо и большая любовь потом.»
Я готова подписать. Или уже подписала?
Ой, насмешили. Хюгге по-русски… Если у деда с бабкой так уютно в избушке, что ж они храпят-то на завалинке в метель? Замерзнут же… Видимо, пахучие валенки отпугивают от теплой печки… А летом они, скорее всего, откушивают свой самогон, сидя под развесистой клюквой.
" Не стану рассказывать нашей повести. У любви только одна повесть, всегда одна и та же. Я встретил ее и полюбил. Вот и все. " — Рассказчик пытается что-то скрыть. Но, судя по его словам, страсть и влечение к этой женщине были у него очень сильны. Ну, там, ласки, взоры, речи и все такое.
И вот она слегла.
«О чем мы говорили? Не знаю. Я все позабыл, все, все! » — То есть ему не особенно важно было, о чем они говорили. А ведь к словам значимых для себя людей обычно прислушиваются. Потом она умерла.
«Явился священник и, говоря о ней, сказал: «Ваша любовница». Мне показалось, что он оскорбил ее. Никто не смел называть ее так, ведь она умерла. Я выгнал его. » —Так вон оно что. Священник посмел ему в лицо сказать неприятную правду. То есть СДЕЛАТЬ женщину своей любовницей и тем самым навсегда погубить ее репутацию и навсегда закрыть ей путь в приличное общество не представляется нашему герою оскорбительным для нее, а вот услышать об этом от другого… А если бы вдруг умерла не она, а он, не пожелавший дать ей свое имя и законное положение, что ожидало бы ее? Несомненное падение и гибель. Не может быть, чтобы он не понимал этого, но его это не волновало.Забота о благополучии любимой, видимо, не входила в число приоритетов нашего пылко влюбленного. Я понимаю, что у некоторых современных читателей могут быть несколько сбиты традиционные настройки, поэтому предложу для сравнения другой рассказ Мопассана, такой же короткий, —«Буатель» (он есть на сайте). Так вот там речь идет действительно, о любви, о честной любви. Но вернемся к нашему герою.
«Пришли знакомые, несколько подруг. Я скрылся. Я убежал.» — он не хочет видеть людей, которые пришли разделить его горе, и, которым, видимо, была дорога покойница. Что-то мешает ему прямо смотреть им в глаза и принимать их соболезнования, а может быть и упреки…
Уехал. Вернулся. В доме где, по идее, должны жить милые сердцу воспоминания, чувствует себя ужасно, хочет бежать. Что гонит его, вызывает этот явный страх? Чувство вины, муки нечистой совести? Очень похоже.
И вот тут появляется оно, Зеркало.
" И я остановился как вкопанный против зеркала, так часто ее отражавшего. Так часто, что оно тоже должно было сохранить ее образ. "
Вглядывается в зеркало в попытке воскресить образ любимой, но, как вы думаете, кого он может там увидеть? Сюрприз! Как пелось в одной хорошей песне, «Looking at me you see yourself».
«Скорбное зеркало, живое, светлое, страшное зеркало, источник бесконечных пыток!»
В психоанализе это, кажется, называется проекцией. С этого момента мы переходим к мистической части и наблюдаем путешествие героя к самому себе. Он отправляется на кладбище. Мысли о разложившемся теле любимой опять терзают его, так как кроме ее тела, «смутного объекта желания», вспомнить ему нечего, а искомый светлый образ по-прежнем ускользает. За оградой первого кладбища он попадает на кладбище «по ту сторону», которое мы можем считать пространством его души, территорией его сна или бреда, как вам будет угодно. И здесь нам откроется истина о внутреннем мире нашего героя, так как он переходит к интересным обобщениям, и мы узнаем его мнение о человечестве как таковом.
"… все они были палачами своих близких, злодеями, подлецами, лицемерами, лжецами, мошенниками, клеветниками, завистниками, что они воровали, обманывали, совершали самые позорные, самые отвратительные поступки — все эти любящие отцы, верные супруги, преданные сыновья, целомудренные девушки, честные торговцы, все эти мужчины и женщины, слывшие добродетельными."
Неужели абсолютно все?
Вот что отвечает один хороший человек, персонаж пьесы любимого мною Евгения Шварца, на подобное заявление:
" Не надо так говорить. Так говорят те, кто выбрал себе самую ужасную дорогу в жизни. Они безжалостно душат, давят, грабят, клевещут: кого жалеть — ведь все люди негодяи!"
А пословица говорит:«У кривой Натальи все люди канальи».
Ну и последний, логичный шаг нашего героя — очернить память умершей и самому поверить в это, чтобы избегать в дальнейшем мучительного чувства вины перед нею. Просто поселил еще одного беса в своем персональном аду.
А что же покойница? О ней мы ничего не узнаем. De mortuis aut bene aut nihil.
— Ну конечно, — сказала она снова, и подняла глаза к небу, еще более опустевшему теперь. Не предательство, а обет; взять себя в руки, а не опустить их. Хорошо будет ровно до тех пор, пока мы без посторонней помощи будем его выполнять. Всё совсем хорошо и большая любовь потом.»
Я готова подписать. Или уже подписала?