Зима и огонь чувств — сочетание, вызывающее у меня в душе ноющую боль своей мимолётной и слепящей красотой.
Костёр в снегу, танцующее золото огня, взвивающиеся в звёздную высь его хвосты, треск поленьев, жар щёк, ладоней, губ…
И пылающее сердце гонит прочь трезвящее прикосновение реальности, еловыми лапами ласково гладящей по затылку и шее, тревожащей ледяным вздохом плечи. Молчи, отвечу… но не сейчас, сейчас — моё до дна…
Дивное исполнение. Благодарю бесконечно за Бродского — словно сапфир, матово сияющий сквозь снежно-рябиновую, рубиновую («рубили рябину...») метель.
Чтобы высокое и прекрасное спасти от уничтожения приходится… уничтожать, очень созидательная идея, ёлки, а других вариантов нет?
Видимо, для того чтоб смысл истории дошёл до каждого, Брэдбери напихал в ракету, полную тупых членов экипажа, ящики с бухлом и гармошку в придачу. Не хватает девчонок и кокса. Ну оно и понятно, молодая цивилизация уж если приземлится в очаг древней, то весь этот очаг изнутри и снаружи извозит, исцарапает и раскурочит. Будет без тени сомнения мочиться в вазу времён династии Сун, метать дротики в полотна Врубеля, в пьяной драке получать по башке скрипкой Гварнери, древними свитками подтираться и мангал разжигать.
Прекрасный, печальный, нежный и таинственный Марс… Брэдбери — мастер по созданию ярких и плотных образов, будто и не о Марсе он, а о родной планете и о людях — существующих в его мечтах, в его собственной второй реальности.
Капитан, вот кто мне дорог, люди, подобные ему, могут пройти по тонкой грани и не сорваться. И совершить то, ради чего были призваны.
Чтецу — мои неизменные горячие признания и благодарность.
Вторая (после «Пикника...»), по степени влияния на меня, девчонку, книга Стругацких.
И далее, по мере поступления их, Братьев, в мою детскую душу, влияние влияло и влияло (влияет до сих пор), одну книгу я так залюбила, что не смогла с ней расстаться и она была «потеряна», районная библиотека, прости, это было сильнее меня.
Для меня в «Отеле...» процент фантастики с каждым годом растворяется во всё более сгущающемся градусе драмы. Огненно-ледяном ужасе столкновения неместной цивилизации с нашей — жестокой, бестолковой, будто лишённой воздуха.
Исполнение хорошо настолько, что вот уж который раз слушаю с таким ощущением, словно только что коснулась треугольного значка, выпускающего на волю слова, плывущих на крыльях, подаренных голосом Виторгана.
И всегда жму на стопчик немного не доходя до финала с заснеженной долиной, топазовым небом, искрящейся бриллиантовой пылью и вертолётом, вихрящим вокруг себя снежную вуаль и несущим гибель.
Не воротишь…
Привычно подбираю актёров для моего подресничного кинозала. Гафт — есть, Владимир Ильин — есть, Пускепалис — приглашён, Виктор Смирнов — Мозес, «да, сударь, Альберт Мозес!» — тоже. На роль Олафа — сынку своего, нуачо, пусть актёр он никакой, но викингоподобная фактура и чувство юмора — половина от половины успеха. Проблема с тремя женскими ролями, ну что ж, будем искать :)
Прочитала название и вдруг, локтём опрокинув шампанское на вчерашний оливье, выскочил из памяти образ мультяшного Деда Мороза. Бодрый жилистый дедуган, глазки-бусинки, морщинки лучиками, нос картошкой, обожаю его!
Весь сборник переполнен кипящей радостью и почти забытой детской глазастой верой в новогодние чудеса. Каждый стих, переливаясь через край, течёт в душу искрящимися ручейками, наполняя ладошки живой водой. И тянется к свету почти погибшее ощущение беспечности, защищённости, умения улыбаться всем существом за миг до пробуждения.
Благодарю, дивный Менестрель, подкинь пару дров в камин, я посижу тут ещё немного…
Прекрасный пример того, как можно написать хороший детектив, обойдясь без всякого рода извращуг, надуманных постельных сцен, скользкого чавканья ливера на каких-нибудь крючьях, бестолковых погонь и прочего, без чего ну прям никак.
Ровно, приятно и интересно. Парочка главных героев вызывает искреннюю симпатию. Отчаяние и опасность, дружба и верность, и — стрррашные пороки :) Короче, идеальная вещица от вечерней усталости, этакий аудио-антистрессик!
Слушала, подхихикивая от лёгкого юмора, изящнейшим образом переданного переводчиком и охотно подхваченного любимым Чтецом. Его исполнение — как весёлый кораблик на волнах, южно-солнечно ныряющий вверх-вниз, вверх-вниз. Благодарю!
Сюжет, изящно завернувшийся в материал, едет в купе с русским литературным — это завораживает меня, как читателя.
Ау, милый админ, русский литературный уважьте, что ли :)
Судьба Джеймса Броуди ужасна, его душа беспросветно уродлива. Откуда черпал он свою постоянную агрессию и желание властвовать, как он не уставал, ведь это так утомительно и скучно. Для меня он является неким феноменом, выведенным Автором настолько живо и ярко, будто списан с реально существующего человека.
Когда роман перевалил за середину, я всё ждала, что под напором бед и жестоких испытаний, всё туже обвивающих Броуди, мы увидим самый прекрасный из всех мыслимых процессов — обращение души к свету, начало долгого и мучительного рождения в человеке — Человека.
Роман — великолепное полотно, с точностью, честностью и грустью сохранившее оттиск жизненных трагедий людей, сплетённых в единый узел. Огромный, пылающий болью, яростью и страданием узел, который не то что развязать — разрубить невозможно. Лишь одному мечу подвластно это, он единственный мог бы бросить рассечённые оковы поверх обломков рукоятей и клинков. Меч Любви, настоящей, всепрощающей, всепобеждающей. Но его острие не блеснёт в густом, мёртвом воздухе этой истории…
Мощный и страшный роман, прочитанный самым невероятным Чтецом из всех, словно волшебник, он превращает самое жёсткое повествование в лекарство, горькое до содрогания, но — лекарство. Смягчая, гладя шёпотом, вздохом каждое слово, каждую паузу превращая в прохладные лепестки белых пионов, нежно касающихся ран, нанесённых страницами книги. Горячо благодарю его.
А началось всё с пламени, уютно лижущего ломтик хлеба, и закончилось огнём в камине, кусочком хлеба — прекрасный, жуткий и пронзительный образ…
Тебя встретила — первого декабря. Снег, темно утром, темно днём, чёрно-бело всё и — тишина. Эхо вздоха — бьёт в небо, в сердце пустота, в нём тоже — эхо. Мне это нравилось.
Ты — принёс с собой краски (они всегда с тобой) — золотая, огненная, персиковая, светло-жёлтая, солнечно-яркая, лимонно-сладкая нежно-знойная, сварочно-резкая. Отобрал мои меха, муфточки, сапожки, отёр иней с ресниц и бодро, не задумываясь, бросил в пламя своего вулкана — прыгай через потоки лавы, уворачивайся от камней, падающих с неба, танцуй в огне, горячо и пятки жжёт, душа оживает, а сердце — живёт!
Зима, темень, снег, я — жду вас, вы предвестники, вы — теперь навсегда мои верные друзья.
Дмитрий, спасибо огромное!
Ух ты, ну дела там у них! Очень понравилось, да — озвучено великолепно и это доставляет тонну удовольствия, но и сам рассказ хорош, сижу в первом ряду, нетерпеливо барабаня по подлокотникам, жду продолжения.
Моё настроение упорно не хочет становиться новогодним или хотя бы предновогодним. Надоело упрашивать, поставлю-ка я его в угол, пусть оттуда слушает Днепровского, авось сработает :)
Ну как я могла не заметить полёта Вашего! Когда Вы сразу зашли на посадку на аэродромчик моего сердца, накрепко привязав его к себе признанием, что я родилась в один день с Вашей красавицей овчаркой Лорри фон Ляйнеквелле :)
Честно, я это оценила как высшую степень симпатии (потому что лучше овчарок для меня нет никакой другой породы).
Никогда не встречала стихов, подобных этим. Обычно, встретив интересное для меня произведение, с удовольствием берусь за лопату и азартно копаю в поисках глубокого лежащего смысла, сижу в засаде, карауля пугливо скользящие мимо намёки, отголоски, вуалью скрытые тайны, хватаю их в охапку и, алчно блестя глазами и хищно облизываясь, волоку в пещеру воображения, где вдоль стен — колбы с эликсирами прочитанных книг, разноцветные пузырьки с ароматами послевкусия от них, атласные мешочки с порошками впечатлений — качаются под сводом, в углу гора залитых сургучом конвертов с памятью о полюбившихся…
Но стихи Елены иного рода, они раскрываются сами, вся их лучезарная красота честно встаёт перед моим внутренним взором, не таясь, без ложного стыда, сознавая свою мощь и даруя её каждому нуждающемуся. Я — тот нуждающийся, и с благодарностью принимаю её.
Отдохновенье — прекрасно настолько, что бросила попытку выразить страстный восторг и восхищение…
Никогда бы не подумала, что декадансово-магмовая Гиппиус может прозвучать так нежно, легко и жизнерадостно. Живо представился пацанчик в шортиках поверх детсадовских коричневых (кто помнит этот цвет :) колготок, под вечер отчаянно скучающий в группе. Локти в подоконник, щёки в ладошки, носик в окошко, глазки в низкое серое небо. Снег! Приди уже и завали всё! Тротуары, крыши, машины, людей и тогда сразу придёт Новый год, в доме появится живая ёлка, а кошка её, всю в шариках-дождике, свалит, мама со словами: «Босиком не ходить!» схватится за пылесос, а папа примотает её (ёлку, не маму) к батарее.
Можно вырезать бумажные гирлянды и снежинки, конфеты с выгодой для себя делить — до диатеза, с замиранием найти под ёлочной табуреткой подарки. Гости, шутки, звон бокалов, смех и, главное — беззаботная радость, общая для всех, в ней таится — рождение чистой, детской веры в Чудо.
Дмитрий, Вы добрый волшебник, не иначе. Так осветить изнутри это мрачно-таинственное стихотворное совершенство, размягчить строгую чёткость серебряного узора, плеснуть пригоршню солнечных лучей на чёрное зимнее небо, согреть дыханием тонкие, нервные белые пальцы, озорной улыбкой развеять пепельную дымку, окутывающую строки, бегущие прочь от кончика её пера.
Благодарю. А, кстати, хочу напомнить одному дивному Менестрелю об обещании выслать по известному адресу два пуда сушёных фиалок. Малыш единорога должен именно зимой получать их ежедневно по две ложки.
Костёр в снегу, танцующее золото огня, взвивающиеся в звёздную высь его хвосты, треск поленьев, жар щёк, ладоней, губ…
И пылающее сердце гонит прочь трезвящее прикосновение реальности, еловыми лапами ласково гладящей по затылку и шее, тревожащей ледяным вздохом плечи. Молчи, отвечу… но не сейчас, сейчас — моё до дна…
Дивное исполнение. Благодарю бесконечно за Бродского — словно сапфир, матово сияющий сквозь снежно-рябиновую, рубиновую («рубили рябину...») метель.
Это он так снежинки со льда на ступеньках сдувает, чтоб я не грохнулась, как давеча. Да, Алекс, душа моя?
Мерси)))
Видимо, для того чтоб смысл истории дошёл до каждого, Брэдбери напихал в ракету, полную тупых членов экипажа, ящики с бухлом и гармошку в придачу. Не хватает девчонок и кокса. Ну оно и понятно, молодая цивилизация уж если приземлится в очаг древней, то весь этот очаг изнутри и снаружи извозит, исцарапает и раскурочит. Будет без тени сомнения мочиться в вазу времён династии Сун, метать дротики в полотна Врубеля, в пьяной драке получать по башке скрипкой Гварнери, древними свитками подтираться и мангал разжигать.
Прекрасный, печальный, нежный и таинственный Марс… Брэдбери — мастер по созданию ярких и плотных образов, будто и не о Марсе он, а о родной планете и о людях — существующих в его мечтах, в его собственной второй реальности.
Капитан, вот кто мне дорог, люди, подобные ему, могут пройти по тонкой грани и не сорваться. И совершить то, ради чего были призваны.
Чтецу — мои неизменные горячие признания и благодарность.
И далее, по мере поступления их, Братьев, в мою детскую душу, влияние влияло и влияло (влияет до сих пор), одну книгу я так залюбила, что не смогла с ней расстаться и она была «потеряна», районная библиотека, прости, это было сильнее меня.
Для меня в «Отеле...» процент фантастики с каждым годом растворяется во всё более сгущающемся градусе драмы. Огненно-ледяном ужасе столкновения неместной цивилизации с нашей — жестокой, бестолковой, будто лишённой воздуха.
Исполнение хорошо настолько, что вот уж который раз слушаю с таким ощущением, словно только что коснулась треугольного значка, выпускающего на волю слова, плывущих на крыльях, подаренных голосом Виторгана.
И всегда жму на стопчик немного не доходя до финала с заснеженной долиной, топазовым небом, искрящейся бриллиантовой пылью и вертолётом, вихрящим вокруг себя снежную вуаль и несущим гибель.
Не воротишь…
Привычно подбираю актёров для моего подресничного кинозала. Гафт — есть, Владимир Ильин — есть, Пускепалис — приглашён, Виктор Смирнов — Мозес, «да, сударь, Альберт Мозес!» — тоже. На роль Олафа — сынку своего, нуачо, пусть актёр он никакой, но викингоподобная фактура и чувство юмора — половина от половины успеха. Проблема с тремя женскими ролями, ну что ж, будем искать :)
И. С. Бах — Партита для скрипки № 2 ре минор, в исполнении Б. Гутникова.
youtu.be/NHxoVSPIUy8
Весь сборник переполнен кипящей радостью и почти забытой детской глазастой верой в новогодние чудеса. Каждый стих, переливаясь через край, течёт в душу искрящимися ручейками, наполняя ладошки живой водой. И тянется к свету почти погибшее ощущение беспечности, защищённости, умения улыбаться всем существом за миг до пробуждения.
Благодарю, дивный Менестрель, подкинь пару дров в камин, я посижу тут ещё немного…
Ровно, приятно и интересно. Парочка главных героев вызывает искреннюю симпатию. Отчаяние и опасность, дружба и верность, и — стрррашные пороки :) Короче, идеальная вещица от вечерней усталости, этакий аудио-антистрессик!
Слушала, подхихикивая от лёгкого юмора, изящнейшим образом переданного переводчиком и охотно подхваченного любимым Чтецом. Его исполнение — как весёлый кораблик на волнах, южно-солнечно ныряющий вверх-вниз, вверх-вниз. Благодарю!
Ау, милый админ, русский литературный уважьте, что ли :)
Когда роман перевалил за середину, я всё ждала, что под напором бед и жестоких испытаний, всё туже обвивающих Броуди, мы увидим самый прекрасный из всех мыслимых процессов — обращение души к свету, начало долгого и мучительного рождения в человеке — Человека.
Роман — великолепное полотно, с точностью, честностью и грустью сохранившее оттиск жизненных трагедий людей, сплетённых в единый узел. Огромный, пылающий болью, яростью и страданием узел, который не то что развязать — разрубить невозможно. Лишь одному мечу подвластно это, он единственный мог бы бросить рассечённые оковы поверх обломков рукоятей и клинков. Меч Любви, настоящей, всепрощающей, всепобеждающей. Но его острие не блеснёт в густом, мёртвом воздухе этой истории…
Мощный и страшный роман, прочитанный самым невероятным Чтецом из всех, словно волшебник, он превращает самое жёсткое повествование в лекарство, горькое до содрогания, но — лекарство. Смягчая, гладя шёпотом, вздохом каждое слово, каждую паузу превращая в прохладные лепестки белых пионов, нежно касающихся ран, нанесённых страницами книги. Горячо благодарю его.
А началось всё с пламени, уютно лижущего ломтик хлеба, и закончилось огнём в камине, кусочком хлеба — прекрасный, жуткий и пронзительный образ…
Ты — принёс с собой краски (они всегда с тобой) — золотая, огненная, персиковая, светло-жёлтая, солнечно-яркая, лимонно-сладкая нежно-знойная, сварочно-резкая. Отобрал мои меха, муфточки, сапожки, отёр иней с ресниц и бодро, не задумываясь, бросил в пламя своего вулкана — прыгай через потоки лавы, уворачивайся от камней, падающих с неба, танцуй в огне, горячо и пятки жжёт, душа оживает, а сердце — живёт!
Зима, темень, снег, я — жду вас, вы предвестники, вы — теперь навсегда мои верные друзья.
Дмитрий, спасибо огромное!
Честно, я это оценила как высшую степень симпатии (потому что лучше овчарок для меня нет никакой другой породы).
Но стихи Елены иного рода, они раскрываются сами, вся их лучезарная красота честно встаёт перед моим внутренним взором, не таясь, без ложного стыда, сознавая свою мощь и даруя её каждому нуждающемуся. Я — тот нуждающийся, и с благодарностью принимаю её.
Отдохновенье — прекрасно настолько, что бросила попытку выразить страстный восторг и восхищение…
Можно вырезать бумажные гирлянды и снежинки, конфеты с выгодой для себя делить — до диатеза, с замиранием найти под ёлочной табуреткой подарки. Гости, шутки, звон бокалов, смех и, главное — беззаботная радость, общая для всех, в ней таится — рождение чистой, детской веры в Чудо.
Дмитрий, Вы добрый волшебник, не иначе. Так осветить изнутри это мрачно-таинственное стихотворное совершенство, размягчить строгую чёткость серебряного узора, плеснуть пригоршню солнечных лучей на чёрное зимнее небо, согреть дыханием тонкие, нервные белые пальцы, озорной улыбкой развеять пепельную дымку, окутывающую строки, бегущие прочь от кончика её пера.
Благодарю. А, кстати, хочу напомнить одному дивному Менестрелю об обещании выслать по известному адресу два пуда сушёных фиалок. Малыш единорога должен именно зимой получать их ежедневно по две ложки.