Ой, это интернет у меня в деревне так весело работает :)

Так и просится ода минусу и неутомимым минусующим (себе в том числе).
Минус — выраженное графически горизонтально-протяжённое наше неприятие: чтеца,
книги,
комментатора лично,
мнения комментатора (не путать с лично),
мыслей и эмоций, возникшим в процессе прослушивания,
прочее:
плохое настроение,
обострение гастрита,
проблемы на работе,
или в личной жизни (тут количества антилайков, отведённого щедрым админом на ежедневную раздачу может не хватить).
Что хочу сказать — всем, кто минусует — любви, добра и благоухания. Тем же, кто минусанул когда-либо комменты Евгения — люблю вас, невидимки милые, активности прибавьте, молодчинки редкие, ибо вы хоть постарались понять написанное, ну а коль уж не получилось, что поделаешь, старались…

А «Глубина» эта получилась отменной, благодарю. Так и просится ода минусу и неутомимым минусующим (себе в том числе).
Минус — выраженное графически горизонтально-протяжённое наше неприятие: чтеца,
книги,
комментатора лично,
мнения комментатора (не путать с лично),
мыслей и эмоций, возникшим в процессе прослушивания,
прочее:
плохое настроение,
обострение гастрита,
проблемы на работе,
или в личной жизни (тут количества антилайков, отведённого щедрым админом на ежедневную раздачу может не хватить).
Что хочу сказать — всем, кто минусует — любви, добра и благоухания. Тем же, кто минусанул когда-либо комменты Евгения — люблю вас, невидимки милые, активности прибавьте, молодчинки редкие, ибо вы хоть постарались понять написанное, ну а коль уж не получилось, что поделаешь, старались…

А «Глубина» эта получилась очень на мой вкус, благодарю!

Богиня, прекрасная дева, сошедшая во тьму земную следом за своим избранником. Или… женщина — как необременительно-недорогая деталь интерьера.
Холодная, с сиреневыми ноготками и губами, исколотыми иголкой кончиками пальцев, жалкая, безропотная… но богиня. И видеть её настоящую дано только чистому душой, только такой сможет отдышать, согреть, оживить её.
Этим же двоим, студенту и художнику, есть своя цена человеческая и равна она их отношению, вернее, обращению с Анной, ну а мужская их ценность и вовсе отсутствует.
Как коротко и почти сухо написана Чеховым эта история, ощущение боли, с которой он её излил на бумагу подавляет, мучая чувством вины почему-то.
Чтеца благодарю за приятнейшее исполнение.

Иногда бывает, что с возрастом человек начинает напоминать сложенный зонтик, туго свёрнутый, наглухо перехваченный манжетой и стоящий в тёмном углу прихожей. Снаружи кости-спицы, внутри чуть бьётся сердце, не может шевельнуться смятая, обездвиженная душа. Нет, не обязательно становиться колючкой Скруджем, но постепенно исчезает аромат, тускнеют, вянут лепестки, стебель стелется и слезящиеся от бесприютно-унылого однообразия глаза начинают видеть только землю под ногами, утоптанную тысячами ног бредущих по ней таких же превратившихся в зонтики.
Скруджу выпала редчайшая возможность, дающаяся, наверное, только избранным — стоя на краю пропасти, призывно расстилающей у его ног перину клубящегося над огненной бездной смрадного тумана, успеть сделать выбор и под влиянием событий мистических, необъяснимых — стать собой, вернуться к себе.
Позволить свершиться чуду…
Невероятно, неуёмно радостно видеть, как зонтик, подхваченный извечной Силой, раскрывается, взлетает ввысь, впуская внутрь себя весь этот огромный мир, и теперь под его куполом всегда найдётся место ищущему укрытия от ледяного ливня жизненных невзгод, он прикроет от опаляюще-пустынного ветра тоски, его спицы не согнутся под тяжестью градин и камней тяжких испытаний, он даст тень тому, кто умирает от жара страстей, сжигающих душу…
Высокий, непостижимый Диккенс!
Филиппенко великолепен, непревзойдённый Мастер во всём, горячо благодарю его.

Не, ну странные родители, не дать одиннадцатилетнему щеглу позырить «Крепкий орешек» Накатоми, идеальная же история для его возраста, не? А как Рикман там хорош, мой томный вздох (нет — два томных и один страстный).
Второму пацану, которому аж девять лет, ещё меньше повезло, в его истории фартук матушки в сговоре с дневником отличницы, это стрекочущие жвалы душно-деспотического пожирания своего сына, с добавкой тупого манипулирования, его родичи — пример того, как не надо. Ну да кому это надА — знать, как не надо…
Но, они оба достойно держались, храни Один всех мальчишек на свете…
А вообще, забраться в заброшку, тем более в поликлинику или больничку, а, кому повезло, и в дурку (Долгопа, двадцатка) — это незабываемо!
Была с сыном и в Ховринке когда-то, адреналина в течение часа лазанья по ней выработала больше, чем за все часы «Резидента» и «Снайпера»… Покойся с миром, милая исчезнувшая заброшка (хотя про «покойся», это я так, походу, не грозит тому месту покой).
Автор заинтересовал ещё «Каменкой» (не понравился тамошний финал, но это мои проблемы). Чтец хорош, чего уж — хорош весьма! Благодарю.

Молчите, не подсказывайте :)

Отрицать хотя бы какую-то сторону жизни можно только с любовью, отрицание же с сухим сердцем — страшно, так происходит отвергание некоей части бесконечно огромного мира, а значит и части самого себя. И чем больше отверженная часть внешнего, тем больший ущерб, необратимое разрушение наносится самому себе, своей душе.
В школе о Базарове я только и помнила, что он нигилист и резал милых моему сердцу лягушек, за что был нелюбим :) Встретившись с ним спустя тридцать лет, неожиданно прониклась к нему искренней симпатией и состраданием. Все его взгляды и озвучиваемые им убеждения яйца выеденного не стоят, но опасны. Да, такое сочетание, как щегол со спичками у стога сена и он же на берегу речки, в одном случае — «из искры разгореться...» может, а в другом — отобрать коробок и, чмокнув в макушку, устроить с ним заплыв наперегонки.
Влюбилась я в «отцов», очень хороши оба батюшки и дядя, так любить своих чад, однако, эта безгранично-слепая любовь может утомлять и сонно вязать, а в случае с Евгением сыграла неоднозначную роль в становлении его характера, он видите ли, не встречал человека, который бы смог ему противостоять, от же блин, какая милая надменность и толстенькое тщеславие.
Образ Евгения драматичен и печален, он словно птенец, покинувший гнездо до оперения, крылья есть огромные, сила невероятная, глаза золотом отливают, отражая солнце, на которое смотрит не отрываясь, слыша властный зов небесной выси, но взлететь… не может.
Подобно кандалам его вывернутая наизнанку, искажённая жажда любить и быть любимым (я не только о любви к женщине — обо всех и вся, что кружится вокруг человека, одаряя едва уловим ароматом Силы, их создавшей).
Прослушала роман несколько раз, всё не могла расстаться с теми, кто щемяще настойчиво прописался в моём сердце.
Прочитано прекрасно, с тёплой ласковой иронией, любимому Чтецу спасибо огромное.

Павлович… извините.

Хорошее у них местечко, колдуны, ведьмы, знахарки, у каждого своя клиентура, вспомнила, как бабушка рассказывала мне в детстве (пока мама не попросила перестать забивать мне голову), что там, где в молодости она жила (Усть-Удинский район) похожая схема решения тягот и проблем местного населения была, к одной ходили за травами, другая зашёптыванием облегчала, третий руками снимал, а была и такая — куколок крутила, подклады делала, про неё рассказывала часто, нашей семьи коснулось. Короче, забить голову бабуля успела :) и появилась на моей картине мира эта тема, легла поверх всего тончайшим кружевом, дыша и сиренево мерцая. Такие дела…
История понравилась, благодаря концовке в том числе, не люблю разжёванное дожёвывать, а тут моё воображение получило редкую возможность стремительно носиться в тумане над заговорёнными ручьями и немыми деревьями, сбросить в мёртвый колодец с кончиков перьев тоску и холод.
Чтец замечательный, ему и Автору спасибо.

Не баня, помилосердствуйте! Санобработка :)

Ходят среди нас люди, в душе, глазах и голосе которых живёт крохотное, размером с мандарин, солнышко, такое же как мы видим каждый день, только очень-очень маленькое. И эти, которые с солнышком внутри, крайне редки, в обычной жизни могут быть незаметны, ну милый приятный человек, скажем мы о таком, ну ещё добавим, что улыбка у него славная.
Но в тёмные времена, во мраке страха, боли и тоски они начинают сиять нестерпимо, так что глаза слёзы застилают от снежно-белого их пламени и замёрзшая душа тянет руки навстречу свету, который они несут и сама в ответ начинает тлеть, всё сильнее разгораясь от ветерка их смеха и радостного дыхания.
Чуковского-папу горячо люблю и неистово благодарю за щедро вываленные им на меня в детстве стихи и сказки, величайший пласт в душе они образовали, тектонически незыблемый. А вот творчество его сына для меня было до сегодняшнего дня незнакомо и очень заинтересовало.

Ого, совсем охреневаем, называя это религиозной литературой, ещё и для детей?

Да не дай Один…

Ах, как мне понравилась эта история, в ней всё, что моему сердцу мило. Магия, печати, демоны, обряд вызывания которых обсуждается как что-то обыденное, море цветов, травы, снопиками свисающие на разноцветных ленточках с потолка, травы россыпью в мешочках и в баночках изумрудного, сапфирового, золотистого стекла, мраморные ступки, ароматы полыни и ветивера, чья горечь смешивается с нестареющей болью потери и кружится против часовой над пламенем желания восстановить справедливость. И ещё кристалл, пульсирующий кроваво и радостно вспыхивающий, словно маленькая снежная вершина на солнце, при звуках честного ответа.
Месть… красивая, холодная, изящно сервированная — ммм, наслаждение вкушать столь выверенно и профессионально приготовленное блюдо.
Автору спасибо, Чтец неизменно великолепен.

Манера чтения изумительна! Так и просится на сцену встрепенувшегося воображения старинный замок, окутанный вечерними сумерками и туманами, библиотека, книги уносятся под своды потолка, уютные кресла и низкий массивный стол, тяжёлые бархатные портьеры, пламя свечей, танцующими тенями щекочущие мрачные углы и тишина, лишь тиканье напольных часов, да поленья в камине потрескивают, хрустально осыпаясь угольками. В одном из кресел сидит, свободно раскинувшись и вытянув ноги к огню, хозяин замка и читает вслух, изящно-ленивым движением кидая каждый прочитанный лист в огонь. Глубокий, богатый обертонами голос, со слегка покровительственными нотками, несколько смягчёнными томно-неторопливым выговариванием слов. Хобби у него такое, озвучивать книги, его милый каприз, маленькая страсть, если хотите.
Чтец понравился, короче. По рассказу, из любопытства и от скуки осенней занесло меня во вселенную Вархаммер, опять и снова человек завоёвывает новые планеты, прилетев, втыкает палку с флагом, строит форт, завозит космодесант и это, намертво стоит, только непонятно за что, но во славу Императора. А отдельно взятому солдату и понимать нечего, он имени-то не имеет, без надежд и мечты, просто деталь, расходник, выбьют его — другой такой же безымянный займёт пустующее место. И под льющийся из динамиков голос давно умершего Генерала продолжит доблестно сражаться. Песчинки в космосе и тотальная война, коей нет конца. Безнадёжно…

Сочетание названия рассказа и имени автора всегда дарило мне море образов, смысло-зайцев и мелькающих хвостиков сюжетов.
Порою запах гари и стелящийся по крышам туман — это (искра-)искренние, ничего не скрывающие, вестники лесного пожара, и не стоит прятаться под одеялом попыток убедить себя в том, что это добрый сосед жгёт у себя на участке ветки и мусор.
Блестящий эксперимент над медведями! Сколько нового, интересного и непознанного получилось в итоге, а можно же потом что-нибудь этакое с волками, например, зверья-то полно кругом. Премию дать неутомимым служителям науки, новые гранты и вообще под крыло взять эти светила, пусть светят, коль уж не светить не могут. Ну а то, что они делают открытия, по-детски наивно и по-взрослому безответственно не думая о том, кто, как и какими силами будет их «закрывать», так это потому что они учёные, а не ясновидцы. Силуэт профессора Фидли напоминает курицу, схваченную хозяйкиной рукой за шею, он и несётся идеями и экспериментами каждое утро, без устали, а что — курица вот тоже не думает, в какое блюдо улетит её детище (или в чью голову).
В детстве рассказ был страшен до зябнущих кончиков пальцев, а сейчас — безысходная тоска разлилась в душе.
Три дня Бетли в здании заброшенной лаборатории должен прожить в своём воображении каждый, намеревающийся приступить к первой букве своего слова в науке. Но о чём я размечталась…
Благодарю Чтеца за прекрасное исполнение, низкий поклон Гансовскому, умеющему видеть вестников до того, как они появились на горизонте.

Это восхитительно! Браво и аплодисменты великолепным актёрам и всем, кто хоть малым, причастнен к созданию этого спектакля. Невероятно сильное погружение в роман, удивительно, как можно посредством голосов, музыки и звуков незаметно похитить и властно увлечь настолько, что в прямом смысле исчезаешь для этого мира и появляешься в том, Затерянном… Блестящая работа щедрых и талантливых людей.
Благодарю горячо за яркость пережитых впечатлений и за радость от прикосновения к старой, любимой с детства истории. Профессор — маленький живой вулканчик, обожаю!

Озвучено восхитительно, наслаждалась не столько знакомым сюжетом, сколько мастерством Чтеца и изящной звуковой отделкой.
Описание ужасов и пороков Ред-Хука под медитативную, нежно-золотыми облаками плывущую мелодию — от этого будто холодом по плечам потянуло.
А уж произнесение заклинаний — стрижка встала дыбом, действительно что-то очень неуютное почувствовалось, несмотря на солнечный шумно-людской интерьер вокруг.
Благодарю за сизо-аметистовый капюшон потусторонней жути, накинутый на моё утро :)

Описание полотен завораживает, как можно словами, словно быстрыми, чёткими взмахами кисти, передать документальную достоверность увиденных в подземной мастерской картин, донести ощущение ужаса и отвращения от них! Лавкрафт мог, кто бы сомневался, но тут и переводчику спасибо за то, что сохранил при работе с текстом витающий над повествованием ледяной запах тления.
Почему-то подумалось, что была ещё пара завершающих страничек, дескать, через несколько лет дом, в котором была мастерская, снесли (сгорел, смыло вышедшей из берегов местной речкой) и обнаруженные тоннели вместе с колодцем наглухо завалило землёй (заложены кирпичом, залиты бетоном), но нет, увы нет, может и был такой финал, да передумал Маэстро, швырнул в камин листы, а вместе с ними и возможность для читателя, захлопнув книгу, вздохнуть с облегчением и, беспечно насвистывая, отправиться на кухню варить кофе…
Прочитано изумительно, поёжилась, представив Чтеца, сидящего поздним вечером за столом, один на один с книгой и микрофоном, в тишине комнаты голосом оживляющего (вызывающего) слова этой жуткой истории. Смелый человек и очень талантливый!
Картины Сидни Сайма, упомянутого в рассказе, прекрасны и сказочно-мистичны. eska.livejournal.com/1279381.html

Вдоль-поперёк космоса летела комета, равнодушная и чуждая всему, мимо чего она проносилась, ничто не трогало её ледяного бессердечия. Но… случилось так, что ей наскучило бесцельное вольное блуждание во тьме звёздной и она, будучи дитём избалованным, гордо потребовала сию минуту развлечь её. И была в тот же миг отправлена на ближайшую планету, получив попутно в дар одежду из плоти и полный набор человеческих чувств и эмоций в придачу…
И прожила она на этой планете целую жизнь (для неё — пару мгновений), испив до дна всё, что мир людей мог предложить, на всём, чего касалась, оставив холодок тоски и мрачной отверженности. Всё она познала за эти два мгновения, все бури страстей и наслаждений, все муки страданий и потерь, во всех морях желаний и неги искупалась, все грехи и бездны раскаяния исследовала. И скука покинула её. Комета вернулась к тому, для чего она была создана и исчезла в бездонном пространстве, убеждённая, что теперь она знает всё на свете и оставив людям отголосок своего меж ними пребывания.
В добрый путь, прекрасное создание! Ну, а то, что тебе не довелось пережить единственное, ради чего стоило к нам сюда спускаться, так то не твоя вина…
Дмитрий, примите мою благодарность, чудесное исполнение, голос отчасти притушил губительное пламя, танцующее на крыльях летящих стихотворных строк.
Но, йолки, как же всё-таки важен выбор мелодии, ничего не могу поделать, воображение похулиганило и теперь стоит в углу, но «Воспоминания» слушала в обнимку с образом Ипполита (о, тёпленькая пошла :) и улыбка некстати щекотнула за ушком, прогоняя прочь с лица надменно-величественное выражение, навеянное стихами.

Ну до чего же хорош Князев на сказочках, с детства знакомым историям невольно передался некий флёр начитанных им кошмариков-неперевариков, но, как ни странно, не испортил. Про девочку и хлеб перечитывала не помню сколько раз, ощущение цепенящего ужаса щедро пополнялось детским воображением, неизвестно из каких глубин внезапно вытаскивающим какие-то дикие, сумеречные до болезненности, подробности, рисуя картину тревожно-сладкими, ядовитыми цветами, обводя их лепестками и стеблями овал лица Инге, даря её глазам неживой блеск, а буханке хлеба — скользко-зелёный тинный оттенок. С тех пор и гордыня стала для меня этого отвратительно грязного жёлто-зелёного, с тусклым свечением, цвета.
Сострадание к девчонке душило слезами, мешало спать по ночам, думаю, надо было такое читать чуть постарше, уж очень тягостным, забирающим душевные силы, было впечатление.
Но и о божественном эта история поведала мне больше (всё), чем многое, пришедшее потом.
Прекрасная притча, залитая светом и охваченная ледяными порывами ветра, написанная пером самого любимого сказочника (или не сказочника :)
Прочитана отменно, ах, расцеловала бы Чтеца за выбор!