По ряду (весомых как ДНК) причин его наследие хранится в нашем доме почти как оберег.
Я понятия не имела, что это, мало сказать — озвучено, а дорогим моему сердцу Чтецом.
У меня, редкий случай, нет слов.
Низкий в пол поклон — вам обоим, родные…
Не хочется пока ничего серьёзного, жарко-вяло, тополиная вата в носу, глазах и на одежде, этакими катышками… тьфу!
Поэтому вытащила давно задвинутую на антресоли книжку, одному Одину (о, великий, прости за каламбур), известно, сколь много я возлагала на эту закладку.
Думала — Кравец, вирусы, Питер, постапчик. Но, ёлки! вытерпела первые полчаса этого школьно-сочинительского забега, потом всё перешло в моё злоехидное зевание. Жаль и очень, в комментах хвалили, Кравец опять же, люблю. Книжка похожа на конфету типа батончика, развернув которую, не надкусив, туго заворачиваешь и суёшь обратно в сундучок с новогодней ёлки, пусть кто-то другой распробует.
Из хорошего — Чтец, название, ожидания…
Ярко сохранился в памяти день, когда прочитала роман в первый раз, лето, жара, зной плавит улицы, окна нараспашку, тишина пустой квартиры, безвременье каникул и бескрайняя детская радость моей души! Присваивание сердцем и воображением каждой страницы, с какой лёгкостью тогда осуществлялся переход в книжную реальность, без малейшего промедления, только от прикосновения к переплёту и шелеста перелистывания…
Огромна моя благодарность Стивенсону за часы, пережитые с его книгой, в его книге!
И захотелось мне вернуться в то безоблачное, чистое далёко. Но, чёрт возьми, друзья, я не смогла этого сделать в полной мере и виной тому мультфильм Черкасского :)))
Ну не могу не замечать, как всплывают фразочки оттуда и седлают текст, щекоткой погоняют абзацы, вызывая улыбку, разбивая вдребезги суровую пиратскую романтику, некогда взволновавшую моё воображение. Ливси, любовь моя, как отделаться от его образа, голоса, походки и сияния улыбки! «Попытаемся спасти эту трижды никчёмную жизнь», — это же образец истинного доктора, обожаю.
Как я рада (и втайне завидую) каждому, кто откроет эту книгу впервые. Это будет незабываемое путешествие.
Благодарю любимого Чтеца за традиционно превосходное исполнение, звукорежиссёру, изысканнейшим образом инкрустировавшего текст мелодией — моё искреннее восхищение.
Вот это да, моё утро стало трижды солнечным! Погода солнечная и небо в тили-мили-трямских облаках, плюс семейный праздник, плюс захожу на сайт, а тут — долгожданный Фату-Хива.
Игорь, дорогой вы мой человек, тысячу раз благодарю!
Тоньше тонкого, нежнее нежного крыло бабочки, оно легло — между, стало стеной — за которой, приняло и разделило — сужденное. Словно от прикосновения к полуприкрытым глазам девушки, доверчиво запрокинувшей лицо, осталось на кончике пальца изумрудно-лавандовой пылью теней.
Душа — мотылёк, ей — полёт. А Роберту — усталость и удовлетворение от последнего, всё завершившего движения. И покой…
Рассказ окончен, но звуки дня продолжают звучать приглушённо, издалека. Чтец притягательно хорош, не прочитал — поделился, неспеша и задумчиво. Крыльцо, летние сумерки, ночное небо начинает обнимать, вбирая в себя, очертания реки, дороги, деревьев и только огонёк сигареты плавно рисует на полотне сгустившейся темноты свои тайные знаки…
Жил-был фермер, была у него дружная семья и большое хозяйство. С утра до позднего вечера все трудились, не покладая рук, спокойно и ровно текла их жизнь. На заднем дворе, возле изгороди, за которой начиналось поле, лежал огромный камень, никто уже и не помнил, как давно он там лежит. Летом поверх него бросали проветриться ковры и одеяла, прислоняли грабли и лопаты, в минуту отдыха сами опирались о нагретую солнцем серую спинку. А зимой он напоминал маленькую гору, с безмолвной тоской глядящую на бескрайние снежные просторы…
Однажды, в конце изматывающего удушливо-жаркого лета, когда люди и природа в отчаяннии молили о дожде, с равнины пришли долгожданные тучи, мрачные, тяжёлые, несущие ледяную влагу и перемену погоды. Все укрылись в доме и оттуда наблюдали за разворачивающейся картиной битвы стихий.
Это было прекрасно! Неутихающий ветер унёс прочь сонную усталость, струи воды с неистовой нежностью хлестали землю, траву и деревья, молнии сверкали одна за другой, с треском разрывая ткань застывшего воздуха.
Вдруг одна молния ударила в камень, все это видели, поэтому никто не сомневался впоследствии в том, что произошло и хором отстаивали свою правоту, если вдруг кому из соседей вздумалось недоверчиво хмыкнуть в усы. А увидели они, что камень развалился надвое и из него, из его каменного нутра взвилась в грозовое небо — маленькая птичка. И в тот недолгий миг, что они могли её видеть, поражённые, они услышали короткую трель, звуками которой она смогла, наконец, обнять всё живое, так долго и мучительно любимое ею…
Такие дела. Тронула меня история, рассказанная Мопассаном, обычно он стегает больнее, до самой скорлупы на черствеющей душе, а в этот раз просто с усталой грустью напомнил… О чём? да о том, о чём каждому вспомнится.
Чтецу моя благодарность.
Зашла на близкую тему. Начитано неряшливо, свой же рассказ, не понимаю такого отношения. По текстику, какая нафиг икра собаке, впрочем, можно ещё суши, крабов по-императорски, надеюсь — икра подавалась в серебряной вазочке?
Автор мимоходом назвала себя собачницей, поменьше бы таких, во всём, что касается собак, это пустомели вредоносные.
Ну вот, значит мы обе растерялись, а теперь нашлись :) соприкоснувшись той гранью, которая у нас обеих схожим образом выточена, обработана, отполирована, закалена теплом родного голоса…
До слёз растрогали. Да не лесть, конечно, сама часто хочу кому-нибудь сказать о своей симпатии, начинаю писать и стираю, неловко почему-то. Вот и вам сколько раз хотела и теперь, наконец, скажу — примите мою искреннюю симпатию и уважение. То, как нежно, преданно и чисто вы храните память о папе — с первой встречи вызвало во мне шквал ответных чувств и горячего понимания. Благодарю вас!
Ведь видела, что это Киплинг, но так увлеклась, что течением отнесло меня к берегам Моэма, думаю надо же, а этого рассказа я не читала.
Ну действительно — те же декорации в колониальном стиле и дивные пейзажи Британской Индии, те же чувства, запертые за ажурной решёткой воспитания и мнения общества, те же безраздельно властвующие силы природы. Наэлектризованный воздух, восторг и ужас от ощущения смертельной опасности, стихия, сметающая своим жарким дыханием фальш пустых улыбок и слов, разбуженные и рвущиеся на свободу желания…
И только рассказ начал в моём воображении свиваться в один угольно-багровый лавовый поток с прочитанным вчера «Дождём» Цвейга, ах какая могла бы получиться яркая, дикая, отравленная гибельной страстью вещичка! Но тпрру, стоять! — концовка как откушена, будто автор писал-творил, перо летало, муза рядом, и вдруг непозволительно отвлекли, позвали неотложно, делать нечего, перо в чернильницу, булавку в платок, себя в карету — уехал. Тем временем горничная решила в кабинете прибраться, с перьевой метелочкой грациозно скользя по тёплым залитым полуденным солнцем плиткам пола, отворила окна, пыль везде смахнула, исписанные листы в стол положила, чтобы от ветра не разлетелись. А наш автор, вернувшись спустя несколько дней, о рассказе и не вспомнил, дела, заботы знаете ли…
Вот потому от услышанной истории впечатление одной серёжки, блестит и сверкает в розовом ушке, искрится рубиново-жемчужно, дрожит в такт биения сердца, а второй серьги нет, и возникают, один за другим выскакивают на поверхность как пузырьки тархуна, вопросы — где вторая?
Чтецу моя благодарность всегда.
Лучше бы лодыжки подвернули обе сестры, но увы. Избыток свободного времени, незанятость по хозяйству, отсутствие в приемлемом для нанесения визитов радиусе молодых людей, и интернета — частенько приводят к непоправимому. Хотя по законам жанра спуститься в долину (пойти за Белым Кроликом) должна была младшая сестра, романтичная мечтательница, а не практичная и рассудительная Элис, но… она Элис, а там Кролик… перст судьбы.
Священник весьма своевременно поделился с безутешным отцом местными байками по поводу полковника с женой, ну молодец, чо.
Интонации девушек наложили на весь рассказ настроение ямочек на щеках, будто им шесть и четыре, а не на двадцать лет больше. Священник же напомнил повидавшего жизнь ковбоя, завседатая всех баров в округе, угощающегося в долг и каждый раз пинающего игровой автомат на входе.
Чудесное исполнение, благодарю!
История невероятно красивая, грустная и светлая… Она настолько совершенна, что просто не хочется что-то о ней говорить. Всем сердцем благодарю вас, Ирина, за выбор и исполнение.
Наверное, неплохо, когда накануне свадьбы вдруг мелеет настолько, что из воды начинают выступать острые камни, бетонные плиты, врытые рельсы, и всё становится ясно, хотя и отчаянно больно. Слабый и душевно вялый молодой человек под влиянием циничного приятеля сбрасывает флёр, сквозь который на него смотрели милый наивный Михайло Иваныч (ах, как великолепен Николай Пастухов!) и чистая сердцем Машенька. Но, если девушка с достоинством принимает случившееся, то Михайло Иваныч продолжает варить начатый суп, невзирая на то, что один из ингредиентов протух и его стоило бы из кастрюли вынуть. Потому что будет суп отнюдь не ароматным и сомнительно съедобным, а хлебать его придётся той, которая для него дороже всех.
Немного добавлю по ролям:
Михайло Иванович Мошкин, коллежский асессор — Николай Пастухов
Марья Васильевна Белова, воспитанница Мошкина — Ольга Васильева
Пётр Ильич Вилицкий, коллежский секретарь — Артём Каминский
Родион Карлович фон Фонк, титулярный советник — Александр Разин
Филипп Егорович Шпуньдик, помещик — Михаил Еремеев
Екатерина Савишна Пряжкина, тётка Марьи Васильевны — Наталья Кочетова
Алкивиад Мартынович Созомэнос, приятель Фонка — Александр Чутко
Маланья, кухарка — Любовь Заболонская
Стратилат, слуга — Алексей Горячев.
Прекрасный спектакль, а актёры! Как это возможно — голосом создать такие образы, кажется будто они живут, любят и плачут прямо сейчас, в этот момент, а не сотканы пером и мыслью великого писателя более полутора веков назад. Искренняя благодарность и низкий поклон всем!
Всё расплылось в улыбке — наконец я вижу эту формулу! Именно так, улыбаться не только губами и даже не глазами, а всем своим существом, каждой клеточкой (на свободу томящуюся в них радость! ), улыбаться печёнкой и всем своим ливером, спиной, кистями рук, дыханием…
Благодарю, Павел, ветки сирени в каплях ночного дождя под ваши ноги.
Словно за ушком пощекотал рассказ, пока слушала, губы купались в улыбке. Давно не было так безоблачно хорошо от книги! Да, други мои, зелёный змий он такой, берёт он эдак тебя под локоток или дружески обнимает хвостиком за плечи и ведёт, ласково направляет, заботливо выравнивая походку, превращая её зигзаги в неверные и потому мучительные поиски истины. Ихде она? — Так в вине же, господа!
А потому — вперёд, и токмо ради того, чтобы познать её родимую, смиренно придётся открыть погреба, разлить и пригубить, чуть наклоняя бокалы, вдумчиво смакуя и прислушиваясь к происходящим в голове (или где следует ожидать приземления истины?) метаморфозам, зачарованно любуясь плавным плеском божественного напитка о хрустальные борта, вдыхая аромат, в котором сплелись красота и сила мироздания. Однако, господа, что-то истина задерживается, не потому ли это, что мы недостаточно усердно пролагаем, так сказать, для неё русло? Так сдвинем же бокалы и пусть их звон возвестит ей о нашем точном местонахождении!
А далее по обычному сценарию, утром — сухость во рту, в голове тот самый звон и цвет лица зелёный :)
Ай да прокурор, ай да баронесса, милая задорная змейка, изумрудно-золотистым очарованием своим сверкаюшая в лучах южного солнца.
Чтецу моя благодарность за великолепное исполнение!
Совсем зажрались Грабовскую минусовать.
Последняя легенда сайта, чьи комментарии — роман, и она сама — роман невероятной глубины, первой буквой и последним своим многоточием исчезающий в бесконечности.
Кира Георгиевна… имя звучит основательно, по-осеннему терпко и зрело. Но этой женщине оно дано как противовес, тонкая и звонкая, скользящая невысоко и неглубоко, вся — в искусстве, скульптурах, картинах, отвергающая прозу жизни. Чудный образ вечно юной музы, порхающей над гладью судеб, эпох, всегда чиста, безмятежна, прохладна и легка. Но как же давит эта её лёгкость…
Странное от неё впечатление, она словно акварельный рисунок, неверный, зыбкий, невесомый — дивное создание, но почему же вызывает у меня почти неприязнь?
Отстранённое, суховатое повествование не помогло в этом разобраться, с насмешливой улыбкой отступило в тень отношение к ней самого писателя. Дескать, вот вам жизнь и вот факты этой жизни, что же до того, зачем я о ней написал и что значит для меня её образ — не ваше дело. И что вы будете чувствовать и думать по этому поводу — неважно (мне понравилась такая позиция автора). Тёплую нежность вызвал Николай Иванович, для меня именно он стал центром, главным героем, тем мощным раскидистым дубом, в тени которого кружатся, шелестят, живут в безопаснности кустики, деревца, по тёплой коре которого скользит прекрасная гибкая лиана, искренне и щедро любимая им…
Раскрывая перед нами эту историю, автор сгладил пики диаграмм трагических поворотов жизненного пути каждого, оставив их в дымке обыденности и повседневной суеты, но это как раз дало обратный эффект, неумолимо осветив невыносимую боль от холода и пустоты, царящих снаружи и внутри…
Чтец великолепен, благодарю.
Я понятия не имела, что это, мало сказать — озвучено, а дорогим моему сердцу Чтецом.
У меня, редкий случай, нет слов.
Низкий в пол поклон — вам обоим, родные…
Поэтому вытащила давно задвинутую на антресоли книжку, одному Одину (о, великий, прости за каламбур), известно, сколь много я возлагала на эту закладку.
Думала — Кравец, вирусы, Питер, постапчик. Но, ёлки! вытерпела первые полчаса этого школьно-сочинительского забега, потом всё перешло в моё злоехидное зевание. Жаль и очень, в комментах хвалили, Кравец опять же, люблю. Книжка похожа на конфету типа батончика, развернув которую, не надкусив, туго заворачиваешь и суёшь обратно в сундучок с новогодней ёлки, пусть кто-то другой распробует.
Из хорошего — Чтец, название, ожидания…
Огромна моя благодарность Стивенсону за часы, пережитые с его книгой, в его книге!
И захотелось мне вернуться в то безоблачное, чистое далёко. Но, чёрт возьми, друзья, я не смогла этого сделать в полной мере и виной тому мультфильм Черкасского :)))
Ну не могу не замечать, как всплывают фразочки оттуда и седлают текст, щекоткой погоняют абзацы, вызывая улыбку, разбивая вдребезги суровую пиратскую романтику, некогда взволновавшую моё воображение. Ливси, любовь моя, как отделаться от его образа, голоса, походки и сияния улыбки! «Попытаемся спасти эту трижды никчёмную жизнь», — это же образец истинного доктора, обожаю.
Как я рада (и втайне завидую) каждому, кто откроет эту книгу впервые. Это будет незабываемое путешествие.
Благодарю любимого Чтеца за традиционно превосходное исполнение, звукорежиссёру, изысканнейшим образом инкрустировавшего текст мелодией — моё искреннее восхищение.
Игорь, дорогой вы мой человек, тысячу раз благодарю!
Душа — мотылёк, ей — полёт. А Роберту — усталость и удовлетворение от последнего, всё завершившего движения. И покой…
Рассказ окончен, но звуки дня продолжают звучать приглушённо, издалека. Чтец притягательно хорош, не прочитал — поделился, неспеша и задумчиво. Крыльцо, летние сумерки, ночное небо начинает обнимать, вбирая в себя, очертания реки, дороги, деревьев и только огонёк сигареты плавно рисует на полотне сгустившейся темноты свои тайные знаки…
Однажды, в конце изматывающего удушливо-жаркого лета, когда люди и природа в отчаяннии молили о дожде, с равнины пришли долгожданные тучи, мрачные, тяжёлые, несущие ледяную влагу и перемену погоды. Все укрылись в доме и оттуда наблюдали за разворачивающейся картиной битвы стихий.
Это было прекрасно! Неутихающий ветер унёс прочь сонную усталость, струи воды с неистовой нежностью хлестали землю, траву и деревья, молнии сверкали одна за другой, с треском разрывая ткань застывшего воздуха.
Вдруг одна молния ударила в камень, все это видели, поэтому никто не сомневался впоследствии в том, что произошло и хором отстаивали свою правоту, если вдруг кому из соседей вздумалось недоверчиво хмыкнуть в усы. А увидели они, что камень развалился надвое и из него, из его каменного нутра взвилась в грозовое небо — маленькая птичка. И в тот недолгий миг, что они могли её видеть, поражённые, они услышали короткую трель, звуками которой она смогла, наконец, обнять всё живое, так долго и мучительно любимое ею…
Такие дела. Тронула меня история, рассказанная Мопассаном, обычно он стегает больнее, до самой скорлупы на черствеющей душе, а в этот раз просто с усталой грустью напомнил… О чём? да о том, о чём каждому вспомнится.
Чтецу моя благодарность.
Автор мимоходом назвала себя собачницей, поменьше бы таких, во всём, что касается собак, это пустомели вредоносные.
Ну действительно — те же декорации в колониальном стиле и дивные пейзажи Британской Индии, те же чувства, запертые за ажурной решёткой воспитания и мнения общества, те же безраздельно властвующие силы природы. Наэлектризованный воздух, восторг и ужас от ощущения смертельной опасности, стихия, сметающая своим жарким дыханием фальш пустых улыбок и слов, разбуженные и рвущиеся на свободу желания…
И только рассказ начал в моём воображении свиваться в один угольно-багровый лавовый поток с прочитанным вчера «Дождём» Цвейга, ах какая могла бы получиться яркая, дикая, отравленная гибельной страстью вещичка! Но тпрру, стоять! — концовка как откушена, будто автор писал-творил, перо летало, муза рядом, и вдруг непозволительно отвлекли, позвали неотложно, делать нечего, перо в чернильницу, булавку в платок, себя в карету — уехал. Тем временем горничная решила в кабинете прибраться, с перьевой метелочкой грациозно скользя по тёплым залитым полуденным солнцем плиткам пола, отворила окна, пыль везде смахнула, исписанные листы в стол положила, чтобы от ветра не разлетелись. А наш автор, вернувшись спустя несколько дней, о рассказе и не вспомнил, дела, заботы знаете ли…
Вот потому от услышанной истории впечатление одной серёжки, блестит и сверкает в розовом ушке, искрится рубиново-жемчужно, дрожит в такт биения сердца, а второй серьги нет, и возникают, один за другим выскакивают на поверхность как пузырьки тархуна, вопросы — где вторая?
Чтецу моя благодарность всегда.
Священник весьма своевременно поделился с безутешным отцом местными байками по поводу полковника с женой, ну молодец, чо.
Интонации девушек наложили на весь рассказ настроение ямочек на щеках, будто им шесть и четыре, а не на двадцать лет больше. Священник же напомнил повидавшего жизнь ковбоя, завседатая всех баров в округе, угощающегося в долг и каждый раз пинающего игровой автомат на входе.
Чудесное исполнение, благодарю!
Немного добавлю по ролям:
Михайло Иванович Мошкин, коллежский асессор — Николай Пастухов
Марья Васильевна Белова, воспитанница Мошкина — Ольга Васильева
Пётр Ильич Вилицкий, коллежский секретарь — Артём Каминский
Родион Карлович фон Фонк, титулярный советник — Александр Разин
Филипп Егорович Шпуньдик, помещик — Михаил Еремеев
Екатерина Савишна Пряжкина, тётка Марьи Васильевны — Наталья Кочетова
Алкивиад Мартынович Созомэнос, приятель Фонка — Александр Чутко
Маланья, кухарка — Любовь Заболонская
Стратилат, слуга — Алексей Горячев.
Прекрасный спектакль, а актёры! Как это возможно — голосом создать такие образы, кажется будто они живут, любят и плачут прямо сейчас, в этот момент, а не сотканы пером и мыслью великого писателя более полутора веков назад. Искренняя благодарность и низкий поклон всем!
Благодарю, Павел, ветки сирени в каплях ночного дождя под ваши ноги.
А потому — вперёд, и токмо ради того, чтобы познать её родимую, смиренно придётся открыть погреба, разлить и пригубить, чуть наклоняя бокалы, вдумчиво смакуя и прислушиваясь к происходящим в голове (или где следует ожидать приземления истины?) метаморфозам, зачарованно любуясь плавным плеском божественного напитка о хрустальные борта, вдыхая аромат, в котором сплелись красота и сила мироздания. Однако, господа, что-то истина задерживается, не потому ли это, что мы недостаточно усердно пролагаем, так сказать, для неё русло? Так сдвинем же бокалы и пусть их звон возвестит ей о нашем точном местонахождении!
А далее по обычному сценарию, утром — сухость во рту, в голове тот самый звон и цвет лица зелёный :)
Ай да прокурор, ай да баронесса, милая задорная змейка, изумрудно-золотистым очарованием своим сверкаюшая в лучах южного солнца.
Чтецу моя благодарность за великолепное исполнение!
Последняя легенда сайта, чьи комментарии — роман, и она сама — роман невероятной глубины, первой буквой и последним своим многоточием исчезающий в бесконечности.
Странное от неё впечатление, она словно акварельный рисунок, неверный, зыбкий, невесомый — дивное создание, но почему же вызывает у меня почти неприязнь?
Отстранённое, суховатое повествование не помогло в этом разобраться, с насмешливой улыбкой отступило в тень отношение к ней самого писателя. Дескать, вот вам жизнь и вот факты этой жизни, что же до того, зачем я о ней написал и что значит для меня её образ — не ваше дело. И что вы будете чувствовать и думать по этому поводу — неважно (мне понравилась такая позиция автора). Тёплую нежность вызвал Николай Иванович, для меня именно он стал центром, главным героем, тем мощным раскидистым дубом, в тени которого кружатся, шелестят, живут в безопаснности кустики, деревца, по тёплой коре которого скользит прекрасная гибкая лиана, искренне и щедро любимая им…
Раскрывая перед нами эту историю, автор сгладил пики диаграмм трагических поворотов жизненного пути каждого, оставив их в дымке обыденности и повседневной суеты, но это как раз дало обратный эффект, неумолимо осветив невыносимую боль от холода и пустоты, царящих снаружи и внутри…
Чтец великолепен, благодарю.