Достала карандаш для отзыва, задумавшись, что написать, сточила до пары сантиметров, но, ёлки, увидела первый комментарий — и сантиметры полетели в камин!
Благодарю за каждое слово, проплыла между ними, ныряя, играя, наслаждаясь…

Эк вас разметало на буквы.
Да, он таков, он не переваривается другими, он приходит и грызёт изнутри, изводя осознанием собственной низкочастотной ограниченности.
Он вывернет то, что узнал — наизнанку, эту изнанку провозгласит истиной, а потом вывернет её ещё раз, ещё и ещё…
В ожидании того, кто воспарит с ним рядом, полируя, разглаживая, свёртывая в трубку и раскуривая, выбивая пепел в камин и возжигая фимиам новой истине, усмехнувшись, загораясь от летящих искр. Рассеивая пепел, из которого вырастает седая полынь, в полнолуние собирая её, на росе высушивая — и окуривая пустые углы сознания от истовой дуроты и бестолковости…
Он уж давно дальше полетел, а вы всё на месте, топчетесь в грязной луже у своих футбольных ворот.

Раздвоен мой язык комментотворения. По одной дорожке бежит неистовая благодарность тому, кто выбрал Шаламова и, как бы там ни было, старался. Вторая же — болью извивается от того как озвучено. Настолько неуместны мелодия голоса, его тембр, интонация, понимание и проникновение в текст, энергетика, чёрт её дери во все дыры!
Не надо бы Шаламова вслух…

Слушала с жадностью, хмуро поглядывая на убегающие процентики. Спасибище автору и чтецу за то что не пришлось напрягать и подстёгивать воображение для получения нужных переживаний, давненько в этом жанре не попадалось ничего настолько интересного!
Изумительно прочитано, а тонкая музыкальная вуаль — ещё один повод для благодарности.

Скучающий бес в лице советника неплохо развеялся, но ему не удалось погубить душу молодого человека, последнего, кто неярко светил в сгущающейся тьме, который стоял на границе между справедливостью и правосудием. Ну что ж, справедливости вынесен приговор, да и кому она нужна, если убийство человека не взволновало общество, не породило в людях гнев, не вызвало желания поступить с преступником по закону, если глас народа нем, у богини один глаз выбит, второй от природы слеп, а чаши весов опрокинуты.
Произведение огромнее, чем кажется, медленно истаивая, качается в толще ночного океана ледяная глыба айсберга вопросов и ответов, с каждым отданным глотком живительной влаги погружаясь всё глубже, в сердце ушедшего под воду лабиринта, выход из которого намертво заложен кирпичом битых надежд.
Если бы не чтец, который уверенно взял под локоть и был рядом до самого конца, захлопнула бы книгу, страшно это — наблюдать, как отливается колокол проклятия человечеству.

 Ага, именно о твёррдости харрактерра и говорит :)

Неплохо бы этот рассказ добавить в сокровищницу другого Дюрренматта, который с двумя «р», (заодно исправив фамилию :)

Ледяная тоска. Не ожидала ничего подобного от этого рассказа и оттого чувство обречённости обняло меня с удвоенной силой.
Будто, гуляя тихим золотым утром вспоминаешь, что завтра у коллеги день рождения и заходишь в лавку купить открытку, выбраешь самую бестолково-жизнерадостную, ну там море, яхта, солнце, мечты сбываются. А дома достаёшь, чтобы подписать и видишь, что цвет волн меняется, тускнеет солнце, паруса сереют и начинают набухать влагой, из открытки слышится отдалённый вой ветра, а картинка продолжает меняться, море отливает масляно-грязным, солнце сужается в лиловое светило, небо безжизненно и пусто, и ты не можешь оторваться от этого зрелища, не можешь очнуться, чтобы остановить это, ты смотришь и смотришь и смотришь…
Необычная манера чтения добавила ярких красок в жуткую фантасмагорию, сбивчиво-задумчиво и негромко наворковал мне в ушко эту историю, выдержав интимную задушевность до самого конца.
Чёрт, сижу оглушённая теперь…

Спектакль яркий, ироничный, подбор актёров на некоторые роли — выстрел и попадание, особенно Ярославцев в роли мистера Сластигроха :) но прослушать не получилось. Просто потому, что у меня свой Эдвин Друд, в нём все и каждый — неразрывно связаны, монолитно едины со словом романа, из его слов рождаются, живут и пеплом в него возвращаются, поэтому их образы нельзя надеть на пальцы голосов чудесных и талантливых, но чужих мне людей…
Милый мистер Грюджиус, стремительно смёл преграды на пути к моему сердцу. Чувствительный и нежный под сухой заветренной коркой, которая запеклась от страданий (хотя стороннему глазу они таковыми и не показались бы).
Мне нравятся открытые финалы, раздражающе притягательные как всё незавершённое, отчего же время от времени их не погрызть, наслаждаясь игрой воображения.
Но здесь — другое, этот роман — река, заливающая предсказуемую равнину, оставляющая после себя в изумруде луговых трав чёрный жемчуг, белые искры донного песка (кольцо с розеткой из бриллиантов и рубинов), устремляющаяся в туманную океаническую мглу, радостно ныряющая во взаимно пресно-солёные волны. Волнуя, волнуясь, растворяясь, растворяя…
Огромно моё сожаление, что роман не прочитан кем-либо из мэтров, услышать бы его в исполнении Герасимова, Козия…

«Чем глубже в раковину ночи
Уходишь внутренней тропой,
Тем строже светит глаз слепой,
А сердце бьётся одиноче…»
М. Волошин.

На сайте за все годы я, пожалуй, не встречала такого горячего, робкого и отчаянного обнажения души.
Благодарю Вас.

Дым от папиросы попал в глаза, скрыл причину спрятавшейся в усах слезы…
В предутреннем сумраке на столе белеют спинки скомканной бумаги. Солнцу отдадут хранящуюся в них мимолётность…
Смелый не ждёт удара сзади, его взгляд устремлён вперед. Омойте рану на его спине слезами…

Благодарю, каждая миниатюра словно птицей вспорхнула из любящих рук.

С порога романа надо мной перевернулся туго набитый рог изобилия с бесконечными названиями — городов, станций, улиц, фирм, ресторанов, префектур, поездов и их маршрутов, вперемешку с ними так же неумолимо сыпались числа — время отправления, время прибытия, время отбытия, время прибытия, время… тпру! Слегка обалдев и понимая, что не справлюсь, хотела грести назад, но уж очень красивая и жуткая традиция самоубийства влюблённых по сговору растревожила моё воображение. Ладно, отыскала, вытряхнула и установила фильтр от всего «лишнего», перебралась на надувной матрас, устроилась поудобнее и доверилась течению расследования, в надежде, что полиция не подведёт, уж они-то не упустят ни одной мелочи, вгрызутся в каждую, изжуют, разотрут, исследуют под лупой и вытащат мой матрас на берег в том месте, откуда я смогу увидеть преступника.
Качественный детектив, без лишних действующих лиц, погонь, стрельбы и прочей вкуснятины. Чистый, аккуратный, ритмично прописанный, красивый как кристалл аметиста. Чтец великолепен — старая школа, что тут скажешь, записано полвека назад — душа отдыхает, когда встречается такое, благодарю!

Рассказ — словно уваренная до загустения мелодия истории человечества, миниатюрный палантир, скатившийся с писательского пера.
Образ скрипача почти сразу спаялся с Роланом Быковым, да так неразрывно, что появилось ощущение ложного вспоминания мелькающих кадров из фильма, где он в этой роли. Древний взгляд печальных умных глаз, живое подвижное лицо, в мимике которого таился неистощимый запас всех чувств и эмоций, доверенных человеку, голос, скороговоркой справляющийся с нелёгкой задачей притормозить поток рвущихся на свободу мыслей.
Как прекрасен наш язык. За повседневной шелухой не помню об этом, говорю чёрте на каком эллочкином диалекте, а тут… Перематывала назад и наслаждалась, утоляя жажду, унимая тоску по его чистой красоте, глубине и силе. Милый любимый Чтец, сколько надоедала ему своими признаниями и вот опять. Тепло голоса, напевная манера, мягкие нотки юмора — идеальным образом вошли в этот рассказ, вмиг став там своими, двинулись вглубь, не оборачиваясь махнули мне — ну, давай, чего встала!

Слушала, распахнув от восторга глаза и уши, до того было жутко, таинственно и загадочно. Любимый писатель лихо без поводьев проскакал на коне своего воображения, и так лихо завернул в конце все мотивы и причины в ткань повествования, что они при очередном прыжке через каньон повылетели, рассыпались среди камней, да там и остались.
Ну и ладно, потому что история эта мне понравилась до повизгивания, сижу довольная как щенок, стащивший мясо.
Благодарю чтеца за исполнение! Эффективно ли морское путешествие как способ развеяться и поправить здоровье? Добровольное заточение на борту бригантины, романтика закатов и восходов, солёный ветер и разгул стихий — прекрасно без сомнения, но три недели… И ещё один вопрос утопился в волнах — что там со старинным мечом, который со следами использования.

Жемчужина — это отклик на бесконечное страдание, пронзившее нежное безоблачное нутро, это воплощённое желание убаюкать, спрятать его от чужих глаз, это немая мольба, слой за слоем ложащаяся поверх источника боли. Руки ловца, ножом привычно взламывающие створки и вынимающие драгоценное ядрышко — всего лишь этап бесконечного пути.
Мэри — представительница исчезающе редкого вида людей, которым назначено носить в себе жемчуг. Огибая острые камни сомнений, перескакивая через заиленные ручейки недобрых мыслей, отводя рукой хлёсткие ветви досужих разговоров, они скользят между нами, неотличимые от других, такие же как все. Надёжно храня то, что неистово сияет в их глубинах.
Такие дела.
Благодарю Чтеца за великолепное исполнение и за выбор произведения.

 Переводчик — Мария Владимировна Салтыкова.
Тоже не люблю, когда обходят благодарностью переводчиков, они — соавторы, и в немалой степени.
Их талант, словно чуткие руки, перекладывает бесценную посылку из самолёта в собачью упряжку, бережно и умело пакуя, укутывая шкурами, затягивая ремни…

Кабы их смешать и поделить, да, Машенька? Получились бы два добрых молодца, оба — чувствительные, пылкие и страстные, в душевных порывах филигранные, а ещё по-гусарски галантные и неотразимые, острые на язык и храбрые до безрассудства. Такие что б — шпору открутить, наречь её звездой, окрестить именем возлюбленной своей, к небосвободу одним ударом приколотить и сиять заставить…
Как говорится «дайте две!», но милая Маша и тут, наверняка, умудрилась бы меж ними выбрать третьего, вон того, в сторонке стоящего. Ведь он столь печален, одинок и загадочен.
Эх, Маша…
Грустная и трогательная история о том как благородный олень бродячего дурного пса жалел и спасал. Чтец любимый, всегда ему моя благодарность.

Вот так запросто, здесь на сайте, встретить того, кто точно знает, что именно хотел сказать Чехов своими рассказами!
Моё самомнение в углу скромно фартушек теребит :)

«Рассказ старшего садовника» :)

Вот так, с места в карьер, названием — вынесен приговор…
Один человек — другому, (совершившему непоправимое), с помощью цитат и благостного изложения — диагноз ставит.
Мило. Как раз Чеховский рассказ об эту тему утром у меня был…

Из хорошего — олдовый чтец и рандомно подложенное музыкальное сопровождение.