Только не бросайте эту тему. У Вас так классно получается. Я, честно сказать, и в «Глубину» в своё время «нырнула» только потому, что там были Вы — такой нестандартно мыслящий участник. Удачи и дальнейших творческих успехов!
Эк Вы извернули мой комментарий! Интересная у Вас логика. Значит если десятилетний ребенок просит у бабушки сварить военные щи, потому что ему интересно, как они жили во время войны, то этот ребенок — моральный урод. По Вашей логике все, кто что-то пытается узнать у ветеранов о войне, редкие дряни. По Вашей же логике всем интересующимся второй мировой надо устроить третью мировую, чтобы не интересовались, а на своей шкуре испытывали. Что до моего комментария, то не собиралась в нем производить глобальный анализ лагерей. Хотела только сказать, что книги, фильмы и официальные рассказы очевидцев о немецких лагерях заканчивались счастливым освобождением узников советскими войсками. А вторая половина правды тщательно замалчивалась и узнавалась случайно. А вот то, что конкретно мне встретившегося очевидца событий одинаково плохо кормили и одинаково больно били как в немецком лагере, так и в советском, уж извините.
Я научилась варить крапивные щи уже взрослой. Варю каждую весну, вспоминаю бабушку, маму, её сестру. Вкусно. Но бабуся не хотела их варить, поэтому согласна с Вами, это психологический барьер.
А насчет половины информации: был у нас пионерский сбор, на который был приглашен бывший узник Бухенвальда. Он целый час рассказывал очень страшные вещи о немецком плене и лагере. Когда я дома стала делиться с родителями, папа спросил: «А о том, что после освобождения из Бухенвальда за то, что он там побывал, его отправили на 10 лет в советские лагеря, которые были такими же, как немецкие, он вам рассказал?» Я была в шоке. Этот человек, оказывается, был соседом моей бабушки (папиной мамы). Папа знал о нем и другую половину информации. Но моя мама строго пресекла этот разговор. В 70-х разговоров об этом не велось. Для меня было шоком узнать, что у нас были такие же лагеря, как у немцев и такие же пытки а НКВД, как в гестапо.
Мне приходило в голову, и я пыталась расспрашивать. Дедов я не застала. А от бабушек о той поре невозможно было добиться ни слова. Только мама и папа (дети войны) что-то иногда рассказывали о родителях, родственниках, соседях. Но потом одергивали друг друга, что при ребенке об этом нельзя… У родителей скорее всего сказывался страх репрессий. А у бабушек мне кажется психологическая защита (не хотелось вспоминать ужас и боль военных лет), хотя мой родной город остался в тылу, но в тылу люди тоже хлебнули лиха. Мама рассказывала, что в войну они ели крапивные щи. Я просила бабушку сварить, но она отказалась наотрез, хотя очень меня любила и никогда ни в чем не отказывала. Как пионеры мы ходили к ветеранам домой, расспрашивали о войне, но рассказывали они очень скупо, неохотно. Трудно рассказывать о войне детям.