Избранное

Спустя год после знакомства с книгами Михаила Ардова я впервые прочитала у Нины Павловой akniga.org/pavlova-nina-pasha-krasnaya-audiokniga об оптинских новомучениках Трофиме, Василии и Ферапонте. Эта книга дала мне возможность сделать окончательный вывод о взглядах отца Михаила. А также о тоне многих моих собственных сочинений:

Миссия правды?..
Да, это важно.
Правда, ВО ЗЛЕ
Благодеет отважный.
ГрОмы и молнии
В духе Толстого…
Слышим ли, помним ли
Духа Святого?

Спустя год после знакомства с книгами Михаила Ардова akniga.org/ardov-mihail-so-svoey-kolokolni я впервые прочитала у Нины Павловой akniga.org/pavlova-nina-pasha-krasnaya-audiokniga об оптинских новомучениках Трофиме, Василии и Ферапонте. Эта книга дала мне возможность сделать окончательный вывод о взглядах отца Михаила. А также о тоне многих моих собственных сочинений:

Миссия правды?..
Да, это важно.
Правда, ВО ЗЛЕ
Благодеет отважный.
ГрОмы и молнии
В духе Толстого…
Слышим ли, помним ли
Духа Святого?

Спустя год после знакомства с книгами Михаила Ардова akniga.org/ardov-mihail-so-svoey-kolokolni я впервые прочитала у Нины Павловой об оптинских новомучениках Трофиме, Василии и Ферапонте. Эта книга дала мне возможность сделать окончательный вывод о взглядах отца Михаила. А также о тоне многих моих собственных сочинений:

Миссия правды?..
Да, это важно.
Правда, ВО ЗЛЕ
Благодеет отважный.
ГрОмы и молнии
В духе Толстого…
Слышим ли, помним ли
Духа Святого?

Перевод Сусанны Пархомовской, иллюстрации Натальи Антокольской.

Великолепные сказки и мастерское исполнение!

В книгах Сергея Степанова много юмора. Оцените, например, эпизод встречи мудреца Альхазена с греческим юношей Ксенофонтом:
"– Но ведь Платон не мог впасть в заблуждение… – ошарашенно прошептал Ксенофонт.
– Вспомни знаменитое изречение Аристотеля: «Платон мне друг, но истина дороже». Истина же поверяется опытом.
«Воистину, старик сохранил острый разум, – с уважением подумал Харальд. – Его не провели пустые разглагольствования Платона. Он все проверил и изобличил его дурь».
Напомним, что в нашей саге о Харальде Суровом подробно объяснялось, почему конунг невзлюбил Платона. Греки почитали Платона величайшим философом, Харальд же считал его глупцом за его утверждение, что все вокруг нас – лишь тени идеальных образов. Еще больше негодования вызывало у конунга идеальное государство Платона, в котором воинам нельзя было прикасаться к золоту. Наконец-то норманн повстречал человека, достаточно разумного, чтобы не склонится перед авторитетом греческого ученого. Старый сарацин сразу вырос в его глазах".

Иногда заставляет смеяться единственная в драматическом эпизоде фраза, например: «Возможно, халиф смог бы избежать когтистых лап Разрушительницы наслаждений, если бы не придворные врачи. Мало кому удается спастись из цепких рук лекарей, когда они твердо вознамеряться изгнать болезнь. Они раскалили добела кочергу, но едва железо коснулось тела, как Повелитель правоверных издал страшный вопль и потерял сознание. Врачи не отступились от своего намерения, но решили перенести прижигание на утро. В полночь больной очнулся, однако в скором времени ушел в иной мир, не дождавшись утреннего лечения».
«Раздача сокровищ, доставленных на плечах исландцев, прошла с большим подъемом» — о попытке подкупа придворных при дворцовом перевороте.

«Платье халифа резко отличалось от роскошных одеяний свиты. Как догадался Харальд, нарочитая простота его рубахи и накидки подчеркивала, что нет на свете парчи и шелка, достойных облекать тело Повелителя правоверных.
Халиф не носил никаких украшений – ни ожерелий, ни наручий, ни перстней. Только одна драгоценность сияла на его белоснежном тюрбане, называемом Таджем. Тюрбан был свернут особым образом, как умел делать только один из устадов, пользовавшийся правом касаться Ятимы, что означает «несравненная». Так именовалась жемчужина огромного размера. Добровлад, обычно называвший с точностью до динара цену каждого одеяния или драгоценности, только и мог оценить Ятиму словами «она бесценна»».

«По Золотой палате пронесся трепет. Норманн догадался, что в палате появился халиф. В следующее мгновение из скрытой боковой двери вышел везир Али ибн Ахмад Джарджарай, коренастый сарацин с умным волевым лицом. Рукава его золотого халата казались длиннее обычных, но тому имелось объяснение. Джарджарай родился в южном предместье Багдада, но выбрал службу в Каире, куда приехал вместе с братом. Он быстро поднялся до начальника стражи Каира, что можно уподобить важной должности префекта Константинополя. Однако на этом почетном месте его подстерегла беда. Он случайно или намеренно вскрыл послание, не предназначавшееся для посторонних глаз. В припадке гнева халиф Хаким приказал отсечь виновному кисти обеих рук. Впрочем, вскоре халиф признал, что погорячился, и вознаградил того должностью начальника почтового дивана, показав таким образом, что теперь он доверяет ему всю тайную переписку. Когда сменился халиф, Джарджарай был назначен везиром. Ничто не напоминало о наказании, которому он подвергся, разве только удлиненные рукава халата, в которых он прятал беспалые руки».

«Харальд Суровый с неодобрением взирал на сидевших в тени пальм людей, которые вкусили банджа. Среди обитателей караван-сарая встречались любители одурманить себя высушенными листьями и цветами конопли, называемых также гашишем. За пару дирхемов на базаре можно было купить мискаль-другой коричневого банджа, а этого количества хватало, чтобы провести остаток дня в блаженной неге. Пожирателей гашиша объединяла одинаковая отрешенность от окружающего их мира. Иное дело, когда люди пьют вино или пиво. Хмель сначала разгоняет кровь по жилам, веселит и делают людей общительными и говорливым. Некоторые превращаются в хвастунов, другие выбалтывают тайны. Вино заставляет совершать дерзкие, а иной раз и глупые поступки. Люди на пиру ссорятся и мирятся, становятся закадычными друзьями и превращаются в смертельных врагов, хохочут и рыдают. Пирующий видит, как постепенно слабеют его сотрапезники, а потом валятся под столы, расплескав последние чаши. Наконец, сам хозяин пира теряет силы, и его очи смежает мертвый сон. Если вдуматься, добрая пирушка представляла собой ускоренное подобие жизненного пути от зари в юности до заката в старости. Правда, на пирах все происходит в обратной последовательности: за стол обычно садятся на закате, а падают замертво – на рассвете.
Одурманенные коноплей сидели вместе, но каждый был сам по себе. Они порознь витали в иных мирах».

Совершенно верно, что удержаться от смеха невозможно. Энтони Троллоп в этом романе — британский Лесков.

Великолепный роман и такое же исполнение! Жалею, что он подходит к концу. Всё время сохраняется приятное чувство присутствия очень умных людей — автора и чтеца — совсем рядом.

Спасибо за отклик, Алекс!