Долматович Евгений – Поколение

Хех.
Один человек сказал:
Русская литература состоит из страдания. Страдает или персонаж, или автор, или читатель. А если все трое — то это шедевр русской литературы.

Комментарий с ранобелиб.

Или вот ещё:

Трагедия русской литературы и феминизм.

Подобно тому как феминизм в мире прошёл четыре «волны», русская литература тоже прошла четыре «волны»…

Я бы назвал это фильтрацией дерьма.

На рубеже 19-20 веков известное противостояние породило много литераторов исследовавших, грубо говоря, негативные стороны нашей жизни. Описание пороков общества в принципе неплохо, но каким-то образом появился культ несчастных, обездоленных и нищих духом.
Это не только в литературе, но и в православной традиции. Культ юродивых.
Тогда же родился асексуальный и странный идеал женщины в русской литературе — несчастная, больная, уехавшая куда-то, шлюха, одинокая или вообще померла — это приличный и приемлемый ещё вариант.
Великие «романтики» тех лет — куколды социопаты, импотенты и просто сумасшедшие. Грин пытался застрелить свою первую любовь, например. Привет Ассоль. Маяковский не единственный, кто жил на троих. Да да, в те годы речь идёт не о платонической любви к замужней даме, а о любовницах, садомазо, свальном грехе, жестком доминировании и подобных вещах. Это не маргиналы, как какой-то де Сад, это топовые властители дум того времени. Любовники всех времён грозили самоубийством или зарезать любимого, но в это время это стало не моветоном, а подвигом. Таковы и героини и реальные «музы» великих русских писателей.

Вторая волна фильтрации негатива началась при Советской власти. Культурные произведения, которые иллюстрировали «как плохо было и при царе» становились «хорошими». Часто логика автора искажалась.
Так, Каренина и подобные героини из запутавшихся баб стали чуть ли не революционерками.
Хороший пример — фильм «Гранатовый браслет», герои показаны зажравшимися толстыми белогвардейцами. Героиня выглядит как будто скоро бросится под поезд. А нищий безвольный невротик, эгоист и самоубийца изображен революционером прямо как Данко или Прометей. Красавчик, глаза горят…
И тут мы отметим интересную вещь. Правила коммунистической партии и правила российской православной церкви каким-то образом совпадают в отношении брака. То есть разводиться коммунистам нельзя, единственный возможный повод для развода — это измена. И не важно, кто изменил женщина в любом случае получает пожизненное клеймо второго сорта.
Это при том, что Советская власть действительно очень много сделала для женщин и тут нельзя это отрицать.

Третья волна фильтра негатива пришла с диссидентами. Значительная часть диссидентской литературы была использована для хайпа, критики советской власти, а не в силу своих художественных достоинств. То есть прежде всего выбирались описание всяких ужасных явлений. Герои страдали, нищали, болели, попадали в тюрьму и погибали.

Четвёртая, постпререстроечная волна не так сильно отличается от диссидентской. На самом деле стало ещё хуже. С этого времени русская литература в принципе воспринимается только как описание каких-то ужасов и страданий, ничего другого в мировом сообществе русской литературы даже и не ждут.

Само по себе страдание главного героя в литературе — это нормально. Ненормально когда спутанное сознание, нищенство, болезнь, перверсия считаются какими-то преимуществами, стигматами избранного.
Если мы можем найти мужчин главных героев более-менее достойных, сильных, борющихся, то героини борются, но при этом совершает в борьбе какие-то ужасные вещи типа суицида, проституции, ухода из семьи, даже детоубиства. (да да я писал про фильм «Медея»).

Я не говорю, что в России не нужен феминизм, Я говорю что в России обычная практика феминизма не поможет… Слишком случай запущенный.