Присоединяюсь. Впечатление такое, что сочинял «сиделец»: подростком сел, пол жизни на нарах провел — иначе, где же еще найти такую девственность сознания? А чтец хороший, точно соответствует характеру и содержанию прочитанного.
Насколько он, как актер, эксцентричен, порывист, весь словно сжатая пружина, настолько же сдержанны его воспоминания, малоэмоциональны и мало художественны, впрочем весьма содержательны. Как говорится: Шутки в сторону — я книгу пишу. Это вам не дурака валять, это дело основательное.
Точно заметили про стать. Стать разная бывает. Один стоит горделиво, глядя поверх голов, другой смотрит вровень с другим, третий снизу заглядывает в глаза. Отсюда и оценка человеческого: или ничтожная, или равная, или уничижительная и насмешливая.
Романы о Мегре пронизаны солнцем. У него все герои обладают всеми человеческими качествами и положительными, и отрицательными. И все достойны сожаления.
Ирония У Сименона ситуативная, т.е. дана в диалогах и то крайне скупая. Он вообще скуп на выразительные средства. Сименон не ироничен, он строг как монах))
Ощущения вас не подводят))
При всей простоте и скупости выразительных средств, точных фраз Сименона, образы, которые он создает не просты и не однозначны. Сименон не сентиментален, нет в нем слезливости и умиления. Нашел ли покой и тепло преступник в пансионе? Убежище нашел. Его ли оберегала хозяйка? Может, больше ее беспокоила судьба ее собственной семьи и поддержание ее чести? И так может быть.
А в разряд первостепенных ставим его мы, и пусть меня кто-нибудь попробует убедить, что он второстепенный писатель двадцатого века.
Романы о Мегре пронизаны солнцем. У него все герои обладают всеми человеческими качествами и положительными, и отрицательными. И все достойны сожаления.
Ирония У Сименона ситуативная, т.е. дана в диалогах и то крайне скупая. Он вообще скуп на выразительные средства. Сименон не ироничен, он строг как монах))
Ощущения вас не подводят))
А в разряд первостепенных ставим его мы, и пусть меня кто-нибудь попробует убедить, что он второстепенный писатель двадцатого века.