Рассказ — словно уваренная до загустения мелодия истории человечества, миниатюрный палантир, скатившийся с писательского пера.
Образ скрипача почти сразу спаялся с Роланом Быковым, да так неразрывно, что появилось ощущение ложного вспоминания мелькающих кадров из фильма, где он в этой роли. Древний взгляд печальных умных глаз, живое подвижное лицо, в мимике которого таился неистощимый запас всех чувств и эмоций, доверенных человеку, голос, скороговоркой справляющийся с нелёгкой задачей притормозить поток рвущихся на свободу мыслей.
Как прекрасен наш язык. За повседневной шелухой не помню об этом, говорю чёрте на каком эллочкином диалекте, а тут… Перематывала назад и наслаждалась, утоляя жажду, унимая тоску по его чистой красоте, глубине и силе. Милый любимый Чтец, сколько надоедала ему своими признаниями и вот опять. Тепло голоса, напевная манера, мягкие нотки юмора — идеальным образом вошли в этот рассказ, вмиг став там своими, двинулись вглубь, не оборачиваясь махнули мне — ну, давай, чего встала!
Образ скрипача почти сразу спаялся с Роланом Быковым, да так неразрывно, что появилось ощущение ложного вспоминания мелькающих кадров из фильма, где он в этой роли. Древний взгляд печальных умных глаз, живое подвижное лицо, в мимике которого таился неистощимый запас всех чувств и эмоций, доверенных человеку, голос, скороговоркой справляющийся с нелёгкой задачей притормозить поток рвущихся на свободу мыслей.
Как прекрасен наш язык. За повседневной шелухой не помню об этом, говорю чёрте на каком эллочкином диалекте, а тут… Перематывала назад и наслаждалась, утоляя жажду, унимая тоску по его чистой красоте, глубине и силе. Милый любимый Чтец, сколько надоедала ему своими признаниями и вот опять. Тепло голоса, напевная манера, мягкие нотки юмора — идеальным образом вошли в этот рассказ, вмиг став там своими, двинулись вглубь, не оборачиваясь махнули мне — ну, давай, чего встала!